Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Еще Бодончар подчинил соседние племена, которые даже не знали, как они называются. Прародитель научил своих соплеменников приручать соколов и охотиться с ними на зайцев, лисиц и волков.

Вот этого Чиркудай понять не мог: как сокол, летающий высоко в небе, мог помогать охотнику? Но спросить не посмел. Он уже догадывался, что для слушателей Худу-сечен нередко приукрашивал свои истории.

А сам байщик, наговорившись в юртах, больше молчал с Чиркудаем. Обоих эта жизнь устраивала.

Осенью они откочевали на своей лошади к уйгурам. И это было ошибкой Худу-сечена. Уйгуры не любили слушать истории о племенах в Великой степи, они любили торговать. Жили уйгуры в глинобитных домах, за высокими глиняными заборами. В домах у них не было очаговых ям, дома обогревались печами. Труба для дыма шла под полом комнаты, и поэтому в доме всегда было тепло.

Косматый Назар, у которого они остановились на постой, сразу же запросил плату вперед. Худу-сечен дал ему кусочек китайского серебра. Но через несколько дней злобный Назар опять стал требовать серебро. И когда Худу сказал, что у него больше нет денег, хозяин раскричался, призывая в свидетели соседей и силы небесные.

Вместе с ним на странников кричали молодые сыновья хозяина, требуя, чтобы вонючие дикари убирались из их дома. Их жалела лишь маленькая дочь Назара Сочигель, ровесница Чиркудая. Она тайком пришла как-то ночью и предупредила о беде: Назар пожаловался на Худу судье и завтра стражники посадят путешественников в яму.

Худу-сечен очень расстроился, потому что наступала зима, а они далеко ушли от Великой степи. И он решил бежать. Но Назар запер их лошадь в сарае на замок. Худу чуть не расплакался, однако от своего решения не отказался. Им пришлось оставить Гнедую Лань и идти пешком. Сочигель показала дырку в городской стене, и они ночью, тайком ушли в сторону гор. Их никто не стал преследовать, наверное не нашли их следов. Худу-сечен горько высказывался Чиркудаю, ругая злыдня уйгура.

По дороге Худу-сечен рассказал Чиркудаю об услышанном им разговоре между хозяевами, из которого понял: Сочигель не дочь Назара. Она рабыня и кажется из племени кераитов. Была отдана еще маленькой за долги этому кровососу.

– Если узнают, что она нам помогла, ее убьют, – запыхавшись на крутой горной тропе, выдохнул Худу-сечен и расстроено помотал головой: – Какие плохие люди живут на земле. Зачем они нужны, не понимаю?

Чиркудай торопливо шел за ним. Внизу только-только пришла осень, а в горах уже наступила настоящая зима. Его это очень удивило. Чем выше они поднимались, тем становилось холоднее и морознее. С неба падал снег. В лицо дул резкий колючий ветер. Чиркудаю казалось, что они поднимаются к самому Синему Небу. А там, как он думал, живут добрые духи.

Чиркудай не знал, когда окончится их тяжелый путь, но верил Худу-сечену, зная, что он ничего не делает впустую. Не бросается бездумно, куда глаза глядят. Всегда идет к какой-то цели. Хотя, никогда не говорит к какой.

Для Чиркудая все было внове. Каждый день приносил неожиданности. Это видел Худу-сечен и ему нравилось удивлять приёмыша. Он ждал, когда у Чиркудая возникнет настоящее любопытство и он станет поразговорчивее, тогда и рассчитывал расспросить его как следует. Старик мечтал, что может быть, мальчик даже научится улыбаться. Худу понял, что Чиркудай разучился смеяться из-за какого-то страшного случая, но пока не приставал с расспросами.

Глава четвертая. Единоборства

Пять дней они поднимались в горы по узким тропкам, пока не вышли на хорошую дорогу. Им стали встречаться люди похожие на степняков, это были тибетцы. Они ехали на двухколесных повозках, которые тащили косматые быки. Животных называли яками.

Жилища тибетцев не были похожи ни на китайские, ни на уйгурские, ни на айратские. Стены домов тибетцы складывали из камней, закрепляя их глиной. Но у горцев, так же, как у айратов, дома отапливались очагами, словно юрты, а не печами. В крышах были дыры зарешеченные палками, для выхода дыма из очага. У китайцев вместо дыр крыши пронизывали кирпичные трубы, у уйгуров дымоходы шли под полом.

Худу стал рассказывать тибетцам свои истории в приземистых домах, похожих на плоские валуны, из которых они и были построены. Хозяева слушали сказочника с большим интересом.

Добродушные тибетцы были приветливее уйгуров, и хорошо относились к сказочнику и мальчику. Как рассказал Худу-сечен, их к этому обязывала религия – ламаизм. Она запрещала причинять зло любому живому существу. Им запрещалось убивать даже мелких жучков, которых они находили в одежде. Просто стряхивали насекомых на землю, не убивая. И не давили паразитов даже после того, как клопы или комары напились их крови. А если случайно насекомое попадало под сапог, то тибетец просил за, невзначай содеянное зло, прощения у Будды.

Чиркудаю не понравилось такое отношение к вредным тварям, которых он безжалостно давил. Однако он понял одно – тибетцы совсем другие люди, не похожие ни на айратов, ни на уйгуров, ни на китайцев.

В очередном селении, выше в горах, они повстречали двух монахов, и пошли с ними дальше. Снова в гору, задыхаясь, хватая ртом воздух. Чиркудай легче переносил тяжелую дорогу, в отличие от Худу-сечена, едва стоявшего на трясущихся от усталости ногах, после очередного крутого подъема.

Неожиданно у Чиркудая из носа пошла кровь. Однако монахи успокоили старика, сказав, что это пройдет немного позже, когда мальчик привыкнет к жидкому горному воздуху. После кровотечения, они стали чаще останавливаться на отдых.

Чиркудай обводил затуманенными от усталости глазами покрытые снегом коричневые скалы, всматривался в темно-синее небо, не похожее на степное, и терпеливо ждал, когда они дойдут до конца. Ему казалось, что монахи подведут их к огромным сизым воротам, которые откроют своим ключом, и впустят странников на небо, где светит тёплое белое солнце.

Вскоре путешественники действительно вышли к ступеням, вытесанным в скале и, поднявшись выше облаков, вдруг оказалась напротив монастыря, построенного из коричневых камней. Они подошли к желтым воротам, и один монах что-то прокричал. Ему сразу же кто-то ответил из-за высокой стены.

Спустя несколько минут ворота заскрипели и монахов со путешественниками впустили на обширную площадку, окруженную приземистыми странными домами, с черепичными крышами, углы которых были загнуты наверх. Чиркудай приостановился, рассматривая загибы. Худу засмеялся и объяснил, что углы подняты для чертей, которые садятся на крышу и, хулиганя, скатываются по ней вниз.

– Они не падают на землю. Их подкидывает в небо, и черти разбиваются. – Худу отдышался и повеселел. Чиркудай сообразил, что они добрались до того места, куда Худу так стремился.

Площадка между домами была такой же, какая была у китайцев в Лаояне. Посреди нее тоже торчали вкопанные бревна. И здесь тренировалось несколько мужчин в желтых халатах, полы которых они подоткнули под пояс, чтобы не путались в ногах. Чиркудая уже не сильно удивили эти не взаправдашние войны и драки.

Монахи повели странников через площадку к одному из зданий мимо дерущихся мужчин. И тут Чиркудай рассмотрел: мужчины были не воинами, они такие же монахи, которые их сюда привели. И они совсем не тренируются: трое били одного крепкими бамбуковыми палками.

Тот, кого били, был без халата. Огромный человек, с широкими плечами и удивительно толстыми руками. И он совсем не сопротивлялся, а наоборот, поднял свои громадные руки над головой и поворачивался, чтобы истязателям было сподручнее бить.

Чиркудай остановился, разинув рот, и палачи, заметив новеньких, перестали колошматить богатыря. Их стали рассматривать с нескрываемым любопытством. Огромный мужчина, опустил руки, сделал зверское лицо и пошел на Чиркудая. Мальчик не отступил, пристально глядя в глаза нападавшему.

Нависнув над ним, монах скрючил руки над его головой я и зарычал по-звериному. Постояв немного в такой позе, богатырь не выдержал, хитро прищурился, собрав лицо в морщины, и захохотал во все горло. И Чиркудаю показалось, что это смеется не человек, а с гор катятся камни, как при обвале. Он видел и слышал по дороге сюда один камнепад. Отсмеявшись, силач весело спросил:

13
{"b":"134611","o":1}