Там, куда вы отправляетесь, вам не понадобится доспех, — сказал Джимбо.

Ошибаешься. Я отправляюсь в битву. И мне нужен доспех, чтоб не рассыпаться по дороге, иначе я так туда и не доберусь.

Настоятель Сохаку, ваши битвы окончены.

Сохаку улыбнулся.

Я отказываюсь умирать от пули.

Джимбо осторожно наложил на рану мазь из целебных трав, а потом плотно перетянул торс Сохаку шелковым бинтом. Внешнее кровотечение остановилось. А внутреннее теперь остановит лишь смерть.

Ёси помог Сохаку надеть новый доспех и осторожно зашнуровал его. Теперь торс, живот и бедра настоятеля были закрыты пластинами из железа, лакированого дерева и кожи. Сохаку взял шлем, но отказался от стального воротника, закрывающего шею, и лакированой маски для лица.

Преподобный настоятель, — сказал Ёси, — так вам могут отрубить голову.

Как по-твоему, кто идет по нашему следу?

Несомненно, господин Сигеру, — ответил Ёси.

Если б я пребывал в наилучшей форме, ветер и освещение были выгодны для меня, а все боги — благосклонны, мог бы я его одолеть?

При всех этих условиях — не исключено.

А с нынешними моими ранами какие у меня шансы?

Никаких, преподобный настоятель.

Вот именно. Потому я лучше предоставлю Сигеру возможность нанести чистый удар.

Стой или иди, исход один — смерть, — сказал Джимбо. — Лучше останьтесь и умрите спокойно.

В конце все мои долги слились в один. Долг перед князем Гэндзи. Долг перед моими предками. Долг перед самим собой. Ответ один — смерть в бою.

Сохаку согнул ногу под тем углом, который понадобился бы для верховой езды, и Ёси перебинтовал ее кожаными полосами. Потом он подвел лошадь Сохаку и помог настоятелю взобраться в седло.

Как так вышло, что вы выступили против князя Гэндзи? — поинтересовался Джимбо.

Его мнимые пророчества ведут клан к гибели. Я хотел ниспровергнуть его и тем самым спасти клан. Я потерпел неудачу. Теперь я должен извиниться.

Джимбо промолчал.

Сохаку улыбнулся.

Ты думаешь, что в таких случаях обычно совершают ритуальное самоубийство. Это верно. Но данный случай требует схватки. Куда приятнее убить мятежника, чем обнаружить, что он сам себя убил. Искренность извинения требует, дабы я поступил так, как это будет лучше для тех, перед кем я извиняюсь.

Я понимаю, — сказал Джимбо, — но согласиться с этим не могу. Если уж вам надлежит умереть, лучше сделать это, не прибегая к насилию. Тогда вы не добавите лишнего груза к вашей карме.

Ты ошибаешься, Джимбо. Это именно моя карма требует боя. — Сохаку поклонился и скривился — видимо, даже это незначительное движение причинило ему боль. — Помяни меня перед своим Богом или Буддой, когда придешь к нему. Если, конечно, он есть.

А почему ты уходишь для медитации в горы? — спросила Кими. — Я думала, у тебя для этого есть специальная хижина.

Джимбо! — улыбаясь во весь рот, заявил Горо.

Иногда мне нужно побыть вдали от всех и от всего, — объяснил Джимбо.

Ты уходишь надолго?

Джимбо, Джимбо, Джимбо!

Нет, ненадолго.

Тогда мы подождем тебя здесь.

Твои родители будут скучать по тебе.

Кими рассмеялась.

Глупый! У моих родителей одиннадцать детей!

Тогда я увижу тебя, когда вернусь, — сказал Джимбо. Он поклонился, сложив руки в гассё. Кими повторила его движение.

Джимбо, Джимбо, Джимбо! — сказал Горо.

Горная хижина, в которой Джимбо предавался одиноким медитациям, была скорее намеком на строение, чем настоящим строением. Она была сооружена из связанных вместе ветвей. Крыша над головой почти не закрывала неба, стены почти не мешали видеть окружающие деревья, и от ветра с непогодой хижина почти не защищала. Ее соорудил старый настоятель Дзендэн. Она очень походила на его изображения гор, животных и людей, исполненные одним движением кисти. Недосказанное говорило о предмете куда больше, чем высказанное.

Слова Сохаку тяжким грузом легли на душу Джимбо.

«Это именно моя карма требует боя», — сказал настоятель.

Не такой ли была и карма самого Джимбо?

Он стал совсем другим человеком. В этом не могло быть ни малейших сомнений. Но действительно ли он полностью освободился от прошлого? Действительно ли он, как полагал, избавился от вского себялюбия? Действительно ли им двигало лишь стремление привести Старка к освобождению от страданий? А вдруг это коварный, едва уловимый самообман, который еще крепче привязывает его к иллюзиям?

Дыхание Джимбо становилось все более глубоким. Вскоре вдохи и выдохи сделались незаметны, а содержание разума и содержание окружающего мира перестали различаться. Он вошел в безбрежную пустоту в тот самый миг, когда она вошла в него.

Мэри Энн вышла из хижины, радостно улыбаясь — наверно, думала, что сейчас увидит Старка. Увидев вместо него Круза, женщина развернулась и бросилась в дом.

Круз успел схватить ее прежде, чем она прицелилась в него из дробовика, и ударил в висок рукоятью пистолета. Две маленькие девочки закричали и вцепились друг в дружку.

К тому моменту, как Том, Пек и Хэйлоу вошли в дом, Круз уже успел содрать с Мэри Энн всю одежду.

А что делать с мелкими сучками? — поинтересовался Том.

Лучше выведи их отсюда. — сказал Хэйлоу. — Незачем им на это глядеть.

Разденьте и их тоже, — приказал Круз. Мэри Энн пребывала в полубессознательном состоянии. Круз прислонил ее к стене, поднял ей руки над головой и всадил нож в сложенные ладони, пришпилив их к стенке. Женщина пришла в себя и закричала.

Иисус, Мария, Иосиф и все святые! — вырвалось у Пека. — Матерь Божья и Святая Троица!

Этан… — сказал Том.

Хэйлоу заслонил девочек своей солидной тушей.

Я сказал, разденьте их, — повторил Круз.

Их-то за что? — спросил Том. — Они же ничего не сделали.

Они родились, — отрезал Круз. — Будете вы делать, что я сказал, или нет?

Том и Пек переглянулись. Потом посмотрели на Круза. Плечи его были расслаблены, а рука находилась в опасной близости от револьвера.

Мы всегда тебя слушаемся, Этан, — сказал Пек. — Ты же сам это знаешь.

Что-то я не вижу, чтоб вы меня слушались.

Лицо Хэйлоу было мокрым от слез. Он ничего не сказал и вообще не произнес ни единого звука. Он просто с силой ударил старшую девочку в челюсть, а потом проделал это же с младшей. От этих ударов девочки грохнулись на пол. Возможно, они были живы. Но лежали они неподвижно, словно мертвые. Хэйлоу очень осторожно раздел младшую. Тем временем Том и Пек, следуя его примеру, сняли одежду со старшей.

Нет, нет, нет! — отчаянно закричала Мэри Энн.

Круз схватил старшую девочку за волосы и поднес ее лицо к лицу Мэри Энн.

Как ее зовут?

Мэри Энн кричала и плакала.

Дай мне нож, — велел Этан Пеку. Пек повиновался. Этан поднес нож к горлу девочки. — Я спрашиваю, как ее зовут?

Бекки, — выдавила Мэри Энн. — Бекки. Пожалуйста, пожалуйста…

Круз всадил нож девочке в живот и вспорол его до самой грудины. А потом швырнул маленький труп к ногам вопящей женщины и подошел к младшей девочке.

Том опрометью бросился вон из хижины.

Пек рухнул на пол и сидя пополз куда-то назад. Когда он уткнулся в стену и отползать стало некуда, он повернулся, и его вывернуло наизнанку, и продолжало выворачивать, пока в желудке еще что-то оставалось.

Хэйлоу просто стоял, не шевелясь, и плакал.

Как ее зовут? — спросил Круз.

Боже, Боже, Боже! — билась и кричала Мэри Энн.

Круз положил девочку на стол и взял у печи топор.

Луиза! — выкрикнула Мэри Энн так, словно имя могло спасти девочку. — Луиза!

Круз ударил с такой силой, что стол под девочкой раскололся надвое. Отрубленная голова упала на пол и откатилась к изножью кровати. Круз посмотрел на Мэри Энн и очень тихо произнес:

А теперь твоя очередь.

Но она кричала так, что даже не услышала его слов.