Где моя мама?

Мне очень жаль, Мицуко. Произошел ужасный несчастный случай. Твои мама, папа, братики и сестричка умерли.

Не-ет!

С Кумэ вы уже встречались, — сказал Каваками, — хоть и не были представлены друг другу должным образом. Ваш чужеземный друг, Старк, застрелил его во время обстрела Эдо. Может, припоминаете?

Да.

Не приходится и говорить, что Мицуко — вы, конечно, знаете ее только под профессиональным именем, — не сирота.

По знаку Каваками адьютант налил ему сакэ. Хоть Каваками и не любил пить в одиночестве, по такому случаю надлежало выпить чего-нибудь покрепче чая.

Ее родители по-прежнему живы, равно как ее братья и старшая сестра. Все они очень друг на друга похожи — особенно Мицуко, ее мать и сестра. Сходство стало особенно заметным, когда девочка выросла. Естественно, трудная жизнь эта наложила на них свой неизбежный отпечаток — на всех, кроме Мицуко. Может, вы все-таки отведаете сакэ, князь Гэндзи? Оно воистину наилучшего качества.

Каваками был уверен, что Гэндзи обратил внимание на это нарочито подчеркнутое «воистину».

Нет, спасибо.

Не хотите ли вы сказать что-нибудь мудрое или остроумное, мой господин?

Нет.

Какая жалость, что вам не удалось этого предвидеть.

Не стоит сожалеть, — сказал Гэндзи. — Мои чувства не пострадали от вашего злословия.

Ваши чувства? — расхохотался Каваками. — Оскорбленные чувства — наименьшая из ваших неприятностей! Князь делит постель с эта, с грязным отпрыском вонючих пожирателей падали! Жаль, что вы не доживете и не увидите сами, какой фурор поднимет эта новость, когда выплывет на свет. Она станет несмываемым пятном на репутации вашего уничтоженного клана. Лучше — или хуже, это уж как посмотреть, — могло бы быть лишь одно: если бы вы с Хэйко поженились, или у вас родился бы ребенок. К сожалению, появление чужеземцев ускорило события. Иногда кажется, будто вокруг чужеземцев само время ускоряет ход, не правда ли?

Никто не поверит в эту нелепую историю, — сказал Гэндзи.

Вы так думаете? — поинтересовался Каваками. — Достаточно просто поставить рядом с ней портреты сестры и матери. И ни у кого не останется ни малейших сомнений.

Этого не произойдет, — сказал Гэндзи.

Да ну? Вы это предвидите?

Гэндзи улыбнулся. Улыбка была мимолетной, и ей недоставало былой уверенности, но и она взбесила Каваками.

Я предвидел все, что необходимо. И услышал все, что было нужно. С вашего позволения, я не стану более докучать вам своим присутствием.

Адьютант и телохранители Каваками смотрели на своего господина, ожидая лишь знака. Они готовы были зарубить Гэндзи на месте. Но Каваками так и не подал этого знака. Пускай Гэндзи вернется к Хэйко. Пускай взглянет на нее и ощутит то, что неизбежно должен будет ощутить. Подобная мука куда ценнее мгновенной смерти.

В терпеливости тоже есть свое удовольствие.

Никогда еще Гэндзи не ощущал с такой болью ограниченности пророчеств. Он знал, что какой бы безнадежной ни казалась нынешняя ситуация, сейчас он не умрет. Он останется в живых, и будет убит позднее, в другом месте, и встретится до этого с госпожой Сидзукэ, которая будет плакать о нем, и узрит свое третье и последнее видение. И какая ему польза от того, что он это знает? Он слепо вступил в наихудшую из ловушек.

Эта.

Он мог притворяться перед Каваками, но не перед самим собой. Истина о происхождении Хэйко раздавила его.

Эта.

За всю свою жизнь Гэндзи не видел ни единого эта — им просто не позволили бы попасться ему на глаза. Эта. Мясники, кожемяки, золотари, гробокопатели, носильщики трупов.

И Хэйко была одной из них.

Эта.

Гэндзи стоило больших усилий подавить подступающую к горлу тошноту.

Господин, вам нехорошо?

После возвращения Гэндзи Хидё терпеливо дожидался, пока князь изволит что-нибудь сказать. И лишь подозрение — уж не отравили ли его у вероломного Каваками? — заставило Хидё заговорить первым.

Я получил скверные известия, — сказал Гэндзи. Пока он отсутствовал, оставшиеся в живых окружили их крохотный редут валом из лошадиных туш. Гэндзи оценил бы их изобретательность куда выше, не напоминай она ему о той новости, которая свалилась ему на голову. Он старался не смотреть на тех, кто собрался вокруг него. Ведь если б он это сделал, ему пришлось бы взглянуть на Хэйко — или она заметила бы, что он ее избегает. Ведь, скорее всего, он и не смог бы сейчас заставить себя посмотреть на нее. А потому Гэндзи неотрывно смотрел на обернутый в шелк ящик, который он принес с собой.

Господин Сигеру мертв.

Все потрясенно ахнули, и Гэндзи понял, что его люди надеялись на то же, на что надеялся и он сам. Что в последнюю минуту появится Сигеру и каким-то чудом повергнет окружившие их сотни врагов. Если кому такое и было под силу, так это Сигеру и только Сигеру.

А это точно, господин? — спросил Хидё. — Каваками — известный ловкач. Может, это все-таки неправда?

Гэндзи поклонился ящику и снял с него шелк. При этом он заметил, как Хэйко что-то негромко сказала Эмилии, и та послушно отвела взгляд и уставилась в землю. Гэндзи был благодарен Хэйко за ее доброту, и в то же время ему было стыдно, что он не способен сейчас воспринимать ее иначе как в самом прискорбном свете.

Он открыл ящик, и все снова ахнули. Кто-то разрыдался, и вскоре плакали уже все. После атаки Сохаку и засады Каваками в живых осталось одиннадцать самураев — некоторые были тяжело ранены, — и все они в свое время учились у Сигеру. Суровый, взыскательный, неутомимый и безжалостный — он был последним из мастеров старой школы. Его боялись, ненавидели и почитали так, как ни одного другого члена клана. Гибель Сигеру нанесла удар по самой сути воинского духа, который он помогал взращивать в сердцах.

Эмилия, не в силах совладать со своими чувствами, сдавленным голосом спросила у Хэйко:

Неужто война непременно должна быть такой жестокой? Разве смерть сама по себе не достаточно ужасна?

Смерть вообще не ужасна, — сказала Хэйко. — Ужасно лишь бесчестье. Князь Каваками, поднеся голову господина Сигеру его собственному клану, нанес Окумити страшное оскорбление. Потому все эти люди и горюют. Потому, что не смогли спасти господина Сигеру от такого позора. Им сейчас больно от своего бесчестья.

За время затишья Старк успел покопаться в седельных сумках. У него было два заряженных револьвера, сорок пуль к револьверу сорок четвертого калибра, и восемнадцать — тридцать второго калибра. Когда стемнеет, он рванет к монастырской стене. Если ему повезет, он доберется туда, отыщет там Этана Круза и убъет его. Старк очень надеялся, что взрыв не проделал эту работу за него.

Хидё, скажи госпоже Хэйко и госпоже Эмилии, что они должны покинуть нас, — сказал Гэндзи. — Князь Каваками обещал, что их не тронул. Мистер Старк тоже может уйти, если пожелает.

Слушаюсь, господин.

И Хидё отправился к Хэйко.

Хэйко прекрасно слышала, что сказал Гэндзи — ведь их укрытие было совсем крохотным, и она сидела в каких-нибудь десяти шагах от князя. Почему же он не обратился к ней сам? После возвращения Гэндзи ни разу не взглянул на нее. Неужели Каваками сказал нечто такое, что это поколебало доверие Гэндзи к ней? Нет, не может быть. Гэндзи не поверил бы Каваками, что бы тот ни говорил. Если в этом изменчивом мире и есть что-то неколебимое, так это ее любовь к Гэндзи, и он должен это знать.

Прежде, чем Хидё успел сказать хоть слово, Хэйко твердо произнесла:

Я не желаю уходить.

Госпожа, вы не можете выбирать, — сказал Хидё. — Это приказ князя.

Хэйко выхватила кинжал и прижала лезвие к горлу. Одно стремительное движение — и она распорет себе яремную вену.

Я не желаю уходить, — повторила она.

Хэйко! — в ужасе воскликнула Эмилия, но Хэйко не обратила на нее ни малейшего внимания.

Старк — он стоял прямо за спиной у Хэйко — прикинул, как бы половчее схватить ее за руку. Но тут гейша слегка повернула голову, и Старк отказался от этой затеи. Хэйко знала, что он может предпринять, и была к этому готова.