Твое уменье обращаться с землей воистину удивительно, — сказал Гэндзи. — Несомненно, в более гармоничном мире, чем наш, женщина, владеющая таким искусством, будет цениться куда выше, чем женщина, сведущая лишь в постельных утехах.

Вы слишком добры ко мне, господин. — Хэйко низко поклонилась, чтоб скрыть выступивший на щеках румянец. — Но я не стану более вас задерживать. Ведь вам, конечно же, не терпится поскорее встретиться с вашей прославленной госпожой.

Суп из зимних дынь или легендарная красавица, — промолвил Гэндзи. — Воистину, нелегкий выбор.

Смущение Хэйко забавляло его. Гейша всегда была так уверена в себе! Теперь же на ней не было роскошных нарядов — лишь скромная крестьянская одежда да тяпка в руках. Ни дать, ни взять — простая крестьянка! Это ведь он в первый раз застал ее врасплох? Да, действительно, в первый. И потому Гэндзи намеревался по возможности продлить развлечение.

Мудрый человек всегда выбирает суп, — сказала Хэйко, — особенно в такой холодный день.

Самодовольный вид Гэндзи здорово бесил ее. Но если показать это, он будет веселиться еще больше. Нет уж, не дождется!

Но почему же? Истинная мудрость должна вести к красоте, разве не так? Что лучше согреет душу и тело?

Да, правда, он застал ее в простонародной одежде и с ненакрашенным лицом. Но восторжествовал ли он? Блестящие волосы струились по спине девушки, словно у какой-нибудь принцессы эпохи Хэйан. А отсутствие пудры, румян и прочих ухищрений нисколько не умаляло ее красоты. Напротив, природный цвет и очертания лица, обычно скрытые косметикой, оказались столь прекрасны, что Гэндзи был потрясен.

Осмелюсь предположить, что кто-то ввел господина в заблуждение, — сказала Хэйко. — Красота может быть холоднее, чем зимний день. Согревает не красота, а любовь.

Хорошо сказано, почтенная крестьянка. — Гэндзи успокоил коня, начавшего горячиться от долгого стояния на месте. — Я никогда не слышал столь мудрых слов от куртизанок Эдо. Ни от кого из них — кроме одной-единственной.

Господин слишком добр.

Хэйко улыбнулась Гэндзи. Этим простеньким комплиментом он спас ее достоинство.

Это ты слишком добра, — улыбнулся в ответ Гэндзи, — и слишком прекрасна, чтоб скрываться в этой роще. Вскорости сюда прибудет всадник и приведет двух лошадей, одну для тебя, а вторую — для твоей служанки. Я прошу тебя отправиться с ним в Эдо. Там ты найдешь лучшее применение своим талантам.

Разве могу я отказаться от столь великодушного предложения? — откликнулась Хэйко.

Посмотрим, долго ли ты будешь считать меня великодушным. Среди прочих твоих талантов, в которых мы нуждаемся, числится и английский язык.

О, нет! Теперь Хэйко поняла все. Некое чрезвычайное происшествие заставило Гэндзи покинуть своих чужеземных гостей. И он решил на время отсутствия приставить к ним Хэйко, в качестве переводчицы и спутницы.

До встречи, Хэйко. — Он натянул поводья и развернул коня в сторону Нового моста. — Я вернусь через неделю.

Погодите! Князь Гэндзи! — Хэйко невольно рванулась к нему. — Я знаю по-английски всего несколько слов, и я никогда ни с кем не разговаривала, кроме вас! Как же вы можете оставить меня одну с чужеземцами?

Ты слишком скромна, — улыбнулся Гэндзи. — Я совершенно уверен, что твои способности куда больше, чем ты показываешь. Теперь тебе представляется случай доказать, что я прав.

Князь Гэндзи!

Но Гэндзи лишь поклонился и с места послал коня в галоп, а трое спутников помчались за ним следом.

К тому времени, как появился Сэйки с двумя лошадьми в поводу, Сатико уже помогла Хэйко принять подобающий вид. За всю дорогу угрюмый старый самурай не произнес ни слова. Это было лишь к лучшему. Хэйко находилась в слишком скверном расположении духа, чтоб поддерживать непринужденную беседу.

В ту ночь Гэндзи со своими людьми заночевал в каком-то крестьянском домишке, стоявшем на северной окраине равнины Канто. На следующий день им предстояло вступить на территорию Ёсино, принадлежащую князю Гэйхо, одному из заклятых врагов Гэндзи.

Сами они никогда не ссорились. Гэндзи вообще сомневался, что узнал бы Гэйхо при личной встрече. Невзирая на все старания, он так и не смог представить его достаточно отчетливо. Полный весельчак лет шестидесяти от роду. Или семидесяти. Какой у него нос, заостренный или приплющенный? А волосы темные или седые? Темные, подумал Гэндзи, но от краски. Это говорило о некоем тщеславии. Значит, Гэйхо не только толстый и веселый, но еще и тщеславный. Когда же они виделись в последний раз? Почти три года назад, по случаю вступления Токугава Иэмоти в должность сёгуна. Они сидели по разные стороны зала, потому Гэндзи лишь мельком разглядел Гэйхо. По правде говоря, он вообще не был уверен, что Гэйхо — именно тот, о ком он думает. И однако же, этот незнакомец непременно постарается убить Гэндзи, если только ему удастся заполучить хоть малейший предлог.

Их семьи не ссорились — ни разу при их жизни, равно как и при жизни их отцов, дедов и даже прадедов. Никто не обменивался оскорблениями, никто не страдал от запутанной любовной истории, никто не сражался из-за владений, влияния или чести. Проблема была проста — одна на все кланы, правящие двумястами шестидесятью провинциями страны. И именовалась эта проблема — Сэкигахара.

Так называлась маленькая деревушка на западе Японии, совершенно ничем не примечательная. Но событие, произошедшее рядом с ней в четырнадцатый год правления императора Гоёдзэя, до сих пор продолжало влиять на жизни множества людей. Однажды утром на исходе осени, когда на землю лег иней и сгустился туман, в долине рядом с этой деревушкой сошлись в схватке двести тысяч самураев, разделенные на две армии. Одну вел Токугава Иэясу, князь Канто. Вторая выступала под знаменами Исида Мицунари, правителя западной Японии.

Предок Гэндзи, Нагамаса, был на стороне Исида. За месяц до сражения ему было открыто во сне, что клан Токугава лишится всех своих прав и привилегий, включая княжеский титул. К концу того осеннего дня Нагамаса и еще восемьдесят тысяч самураев погибли, а Иэясу восторжествовал. Вскоре он сделался сёгуном, и этот титул сохранялся за его семейством по нынешний день. Гэндзи ничуть не сомневался в правдивости сна, приснившегося его предку. Просто Нагамаса неправильно рассчитал время.

Хотя Нагамасу погиб, и клан Окумити оказался в числе побежденных, он не был уничтожен подчистую. Довольно много противников Токугавы сумели избежать поголовного уничтожения. И вот уже двести шестьдесят один год они терпели и лелеяли планы мести. А сторонники Токугава — в том числе и предки Гэйхо — все это время размышляли, как бы их все-таки истребить. Вот чем занимались японцы, пока чужеземцы создавали науку и завоевывали мир. А теперь может получиться так, что пока японцы будут раз за разом переигрывать все то же древнее сражение, чужеземцы завоюют Японию.

Господин… — Крестьянин вполз в комнату на коленях, пробороздив пол лбом, будто плугом. — Ваша уважаемая ванна готова.

Бедолага дрожал от страха.

Гэндзи хотелось приказать ему выпрямиться. В конце концов, это его дом, а Гэндзи — всего лишь непрошенный гость. Но он, конечно же, не мог этого сказать. Его, как и этого крестьянина, чей дом они выбрали для ночевки, по рукам и ногам связывал древний окостеневший этикет.

Спасибо, — сказал Гэндзи.

Крестьянин, так и не разогнувшись, проворно отполз в сторону, чтоб благородный господин мог пройти, не переступая через его ничтожное тело. В истерзанном страхом сердце хозяина дома теснились сейчас две надежды. Во-первых, он надеялся, что господин не сочтет скромную крестьянскую бадью слишком оскорбительной для своей персоны. За то время, что господин находился здесь, жена и дочь хозяина дома стерли руки в кровь, отмывая бадью дочиста. Крестьянин безмолвно воззвал к будде Амида: пусть она окажется достаточно чистой! Во-вторых, он надеялся, что господин, привыкший к легендарным куртизанкам Эдо, не заинтересуется его дочерью. Ей исполнилось пятнадцать — первый расцвет женственности, — и в деревне ее считали красавицей. Но сейчас отец предпочел бы, чтоб она была такой же уродиной, как дочка Муко. Он снова вознес молитву будде Амида, умоляя Сострадательного о защите и милосердии. Только бы пережить эту опасную ночь!