— Ты спасла меня, Замарошка, — улыбнулся Дар.
— А теперь отойди в сторону, девочка, — сказал Владигор. — Если твоя мать вновь попытается нам помешать, как бы я не задел тебя ненароком. — С этими словами он поднял свой тяжелый меч.
— Но где же мой камень? — спросил Дар с беспокойством.
— Да вон он лежит, — показала Замарошка чуть в сторону. — Я не смогла его поднять.
Дар подбежал к тому месту, где совсем недавно стояла Морошь, и действительно увидел свой прозрачный кристалл, торчащий из-под гранитного обломка.
— Я убью тебя, — прошептала Морошь в бессильной злобе. Замарошка в ответ показала ей необычайно длинный язык.
А Дар уже шел к светящемуся шару. Земля на этот раз не содрогалась, серебристо-голубой свет лился ровно. Мальчик чувствовал необычайную легкость. Шар звал его, манил к себе. Свет стал осязаемым. Дар чувствовал, что он омывает его свежестью, освобождает от телесной и душевной усталости.
— Стой! — услышал он за спиной неестественный, почти визгливый окрик царицы Мороши. — Не смей делать этого!
— Не оборачивайся, сынок, — тут же раздался голос отца. — Иди вперед и не оборачивайся.
Дар заставил себя не оглядываться. Он вновь увидел углубление в полусфере, куда должен был вложить маленький камень. Сердце его уколола иголочка грусти от мысли, что скоро придется расстаться со своим чудесным оберегом. Сзади раздался вопль верховного вождя айгуров. Но Дар и на этот раз не обернулся.
Аскан не ожидал от Рума такого проворства. Тот вдруг вскочил и, охваченный жаждой мести, ринулся на Дара с ножом. Аскан выстрелил, стрела пролетела мимо. Владигор замахнулся на Рума мечом, но тот ловко увернулся, сделал еще несколько шагов к мальчику и вдруг остановился. Видно было, что он сам не понимает, в чем причина заминки. Его останавливала какая-то незримая стена. Рум наклонился вперед, изо всех сил отталкиваясь ногами, но не смог продвинуться ни на шаг. Внезапно он вскрикнул, неведомая сила приподняла его над землей и отшвырнула назад.
— Это по силам только мне! — воскликнула Морошь, но на пути ее встал князь Синегорья.
— Оставайся на месте! — приказал он, взяв меч обеими руками. Тяжелое лезвие со свистом рассекло воздух перед лицом царицы. Морошь отскочила назад, как кошка. Черный камень, точное подобие того, что был у Дара, по-прежнему был в ее руке. Из этого камня вырвался наружу огненный сгусток и полоснул Владигора по левому плечу. Рукав князя потемнел от крови. Владигор покачнулся, взялся за рукоять меча одной правой рукой и нанес удар, который царица сумела отразить все тем же огненным лучом.
Дар был уже в нескольких шагах от огромного шара, и Морошь, бросив на мальчика молниеносный взгляд, повела луч в его сторону. Но Владигор бросился вперед и рассек луч пополам. Короткая его часть отлетела так далеко, что вонзилась в грудь вождю грунов и прожгла его насквозь. Плащ из кротовых шкурок вспыхнул, несчастный подземельщик взвыл, схватился за край винной бочки, опрокинул ее на себя, и живой костер с шипением погас. Остальные груны бросились к своему вождю, но тот был уже мертв. Крик Чучи вывел их из оцепенения. Они похватали свои короткие копья и угрожающе двинулись на царицу. Морошь злобно усмехнулась, настолько ничтожна показалась ей эта угроза. Луч в ее руке стал короче, и все же был по-прежнему гораздо длиннее меча Владигора. Она вновь отбила очередной его удар и, отскочив в сторону, собралась метнуть смертоносный сгусток в Дара, которому оставалось несколько шагов до божественной звезды. И тут на ее руке повисла Замарошка.
— Не смей его убивать! — визжала она. — Он пожалел меня! Он гладил меня по голове! Она с тех пор ни разу не болела!..
Владигор замешкался с ударом, боясь поразить девочку.
— Ах ты звереныш! — прошипела царица. — Прочь от меня!
Она стряхнула с себя Замарошку. Та ударилась о землю, но тут же вновь вскочила и опять повисла на руке матери, вонзив ей в запястье свои острые зубки. Черный камень выпал из рук царицы, огненный луч беспорядочно закувыркался, его острие вошло девочке под подбородок, вырвавшись из затылка снопом искр.
— Так тебе и надо, звериное отродье! — закричала Морошь на мертвую уже дочь. — Из-за тебя я не…
Но договорить она не успела. Дар вложил маленький камень в единственное углубление в полусфере и отступил на шаг, зажав руками уши. Под сводами подземного зала грянули звуки, которые можно было бы назвать музыкой, если бы кто-нибудь из находящихся здесь слышал нечто подобное. Музыка походила на хор множества охотничьих рогов, но звучала громче, ярче, торжественней. Груны попадали на землю, обхватив ладонями головы. Царица Морошь бессильно опустила руки, в глазах ее застыла смертная тоска. Аскан выронил лук, лицо его выражало исступленный восторг. Владигор распахнул объятия навстречу сыну. Дар побежал к нему, прижался к отцовской груди и заплакал горько и безутешно, как могут плакать только дети. Князь искал слова, чтобы утешить его, но сам не мог ни слова вымолвить и беспомощно посмотрел на Ольгу.
Бывшая скоморошка, некогда удалая, веселая и ловкая, а теперь изможденная и седая, поднялась с каменной лавки и медленно пошла в сторону светящейся полусферы. Глаза ее были закрыты, движения неестественно заторможены. Подойдя к шару, она обернулась, открыла глаза и прошептала что-то, глядя с печальной улыбкой на князя с сыном.
— Ольга! — крикнул Владигор, но сам не услышал своего голоса.
Шар утратил вдруг четкие очертания, его поверхность пошла мелкими волнами, и Ольга стала исчезать в его глубине. Владигор попытался броситься к ней, но не смог двинуться с места.
— Она сказала, что станет теперь нашей звездой, — промолвил Дар. — Прощай, мама.
Его слова прозвучали неожиданно громко. Владигор с удивлением посмотрел на Дара и понял наконец, что музыка кончилась и наступила полная тишина. И шар перестал светиться. Сплошная тьма окутала подземный зал. Лишь царица Морошь по-прежнему была видна. От шара к ней тянулся тоненький серебристый лучик, от которого она тщетно пыталась освободиться, отбиваясь руками и нелепо прыгая то в одну, то в другую сторону. Лучик погас, но царица продолжала оставаться в ярком круге света. Она уже больше не пыталась спрятаться. И вдруг Владигор заметил, что она уменьшается и одновременно с этим меняется ее облик. Вместо ног и рук появляются мохнатые лапы, и вся она превращается в крупного паука — в одного из тех, каких довелось ему видеть в лабиринте, куда Морошь заманила князя. Громко заржал Пятнышко. По камням застучали его резвые копыта. Подскакав к светлому пятну, он резко остановился, поднялся на передние ноги и нанес задними страшный удар по мохнатому пауку. Тварь лопнула с отвратительным чавкающим звуком. Светлое пятно исчезло, и уже совершенно ничего невозможно было различить в темноте. Слышны были лишь отчаянные ругательства Рума и громыхание железной цепи, за которую он дергал изо всех сил.
Пронзительно яркий луч вспыхнул так неожиданно, что все зажали глаза руками. Луч бил из шара в дальнюю темную стену, и сила его была такова, что камни лопались и разлетались искрящимися кусками. Земля вновь начала трястись, и Владигору показалось, что шар поднимается. Луч продолжал буравить каменную стену, и она наконец взорвалась, будто в нее было заложено с десяток бочек черного порошка. В стене образовалась огромная брешь, и луч божественной звезды встретился с лучом заходящего солнца. Со свода пещеры начали валиться камни.
— Скорей бежим отсюда! — закричал Чуча. — Похоже, Воронья гора сейчас рухнет!
Пятнышко и Лиходей подбежали к Владигору и Дару и встали, нетерпеливо ударяя копытами по земле. Отец с сыном одновременно вскочили в седла. Мимо них уже бежали к выходу полуослепшие от непривычного света груны, рабы с кирками и лопатами, тянулись повозки, груженные бочками, кадками, коробами. Впереди мелькнул ветхий халат аскана. Владигор подсадил Чучу на Лиходея, и они поскакали навстречу заходящему солнцу, небу и ветру.
Первым, кого увидел князь снаружи, был Филимон. Он ругался и расталкивал грунов, мешавших ему вглядываться в брешь в стене. Те вдруг с воплями начали разбегаться в разные стороны. Виной тому был скачущий на них Грым Отважный. Коротышкам еще не доводилось видеть такой свирепого великана, горой возвышающегося на могучем коне. За ним мчался Ждан, уже заметивший князя и улыбающийся во весь рот.