Ух ты, гляди-ка! Золотенький!

Слушай меня, Тобб. Помалкивай насчет Хьюберта, понял? Он задумывается, но только на секунду. Потом толкает меня в плечо.

Заставь меня, Кодьяк!

Я не отвечаю ему на тычок. Заставить не могу, но подумай вот о чем. Если наш союз с микрошахтой не состоится, мы не уедем из Чикаго и будем вашими соседями вечно.

Да, такая логика даже мальчишке понятна, и я загоняю гвоздь по самую шляпку. Или, еще лучше, ваш чартер с ними повяжется. Тогда в Вайоминг двинете вы. Будешь микрошахтером, Трой Тобблер. Устраивает?

Я прямо-таки вижу ужасы, наполняющие его мозг. Так что забудь про Хьюберта и хлебало не разевай.

Неправильный тон взял? Он вдруг принимает вызывающий вид. Тоже начальник выискался!

Я тебе не начальник, и ты не обязан меня слушаться. Просто подумай.

Лохи, орет он и проталкивается мимо меня. Я хватаю его за руку, но огни на потолке сливаются, и я грохаюсь на спину.

Он стоит надо мной. Тронь еще раз, и тебе каюк, золотко.

Бдительные взрослые оттаскивают детвору в стороны. Я подшибаю Троя одной ногой. Он тоже падает, но ненадолго. Его подошва заслоняет мне зрение. Хрясь! Кровь хлещет из носа.

Ноги вокруг, как забор. Я хочу встать, но снова плюхаюсь в лужу собственной крови. И как будто этого унижения недостаточно, я наклоняюсь и украшаю пол тройной порцией шоколадного пломбира.

О черт, говорит добровольный дружинник, прижимая мне к носу тампон. Медика сюда и уборщиков, Мак, просит его напарник. Трой пытается слинять, но его ловят. Посидите немного в штрафном уголке, мальчики.

Только не Тобблер, кричит Дитер из-за живого забора. Кодьяк первый начал, его и наказывайте.

Появляется другой офицер, уже не дружинник — найк!

А ну разойдись, орет он. Все под контролем, говорят ему Гужи, но он не унимается.

Все под контролем, офицер. Нет необходимости вмешиваться.

Найк выхватывает жезл, раскрывает его. Гужи отходят подальше. Дитер тоже пятится, у Бидлов глаза как блюдца.

Найк склеивает мне руки за спиной. Оставь их в покое! — ревет весь зал. Не трожь их! — кричат Гужи. Трой снова пытается удрать, и найк тычет в него своей палкой. Вроде и не сильно, но Трой хлопается на пол и бьется, как рыба. Все вопят что-то про геноцид, я тоже ору.

Тут приходит белинда и велит найку остановиться. Прекрати, Руди, это приказ. Но найк выворачивает Трою руку, приклеивает ее за спиной к другому плечу, рывком ставит его на ноги. Глаза у Троя безумные.

Вот еще один, расс! Этот не кричит, говорит спокойно. Отпустите мальчика, офицер Пеллс. Найк поневоле прислушивается. Офицер Пеллс, приказываю вам немедленно отпустить мальчика.

Да, сэр! Найк дергает Троя за руку — что-то трещит — и роняет его на пол.

Найка обезоруживают и уводят. Расс снимает с нас оковы, медик осматривает руку Троя. Ну и нос у тебя, сынок, говорит расс. Потом видит мои цвета, нюхает меня, спрашивает: опять Кодьяк?

В коттедже Полевой Шпат убавили освещение. Бесшумные ароматические часы отмечали ход времени: лаванда, грибной лес, море. Медики после полуночи больше не приходили, и ночных евангелии понемногу клонило в сон. Только череп смотрел широко открытыми глазами, мутными и невидящими.

— Схожу за кофе, — сказала, широко зевнув, Синди. — Хочешь? — Ронни покачала головой. Синди встала, потянулась, и вдруг заметила, что ноги муляжа на кушетке подрагивают. — Map Старк? — Она потянулась к лежащей, забыв, что это обыкновенная голограмма. — Дай вирт-перчатки, Ронни!

Ронни уже шарила впотьмах по столу, ища их. Коттедж внезапно осветился, дверь распахнулась, и вошел Консьерж во главе процессии врачей, дженни и медтехников с каталками. Обступив резервуар, они принялись за работу. Крошка Ханк в тигровом купальном халате тоже явился, но подошел не к баку, а к евангелинам.

— Привет, Эллен, — сказал он муляжу. — Это я, Крошка Ханк.

Муляж выгнулся дугой, и лицо его исказила гримаса невыносимой боли.

Шум и яркий свет разбудили Миви. Он не сразу вспомнил, где находится.

— Клиника, реальное время, — сообщил чей-то голос.

Миви сел, спустил ноги на холодный бетонный пол. Середину его спальни в бункере занимала диорама коттеджа. Крошка Ханк присутствовал как в ней, так и рядом. Медики окружили резервуар, муляж Эллен в судорожной позе застыл на кушетке.

— Что происходит?

— Точно врачи не могут сказать, но похоже, что нейродинамика в мозгу Эллен подверглась катастрофическим изменениям.

— Что это значит? — В бункере было холодно. Миви нашарил ногами шлепанцы, накинул одеяло на плечи.

— Сознание Эллен, видимо, снова и снова переживает момент бесконечного ужаса.

— Боже! Они что, не могут прекратить это?

— Как видишь, они стараются.

Консьерж в диораме присоединился к евангелинам и Крошке Ханку. Глядя на муляж, он покачал головой.

— Что он говорит?

Диорама приблизилась, включился звук.

— …в кафетерии. Я позову вас, когда можно будет вернуться.

Евангелины неуверенно переглянулись.

— Инструкции предписывают нам оставаться здесь, — сказала Ронни. Она обернулась за подтверждением к Крошке Ханку, но тот только наблюдал.

Консьерж тоже принял во внимание его безучастность.

— Возможно, мар Райдер, но в клинике окончательное решение остается за мной. Ступайте.

Евангелины нервничали.

— Ты не хочешь их поддержать? — спросил Миви.

— Я вмешаюсь, если придется, но сначала хочу посмотреть, что они будут делать. Откуда им, в конце концов, знать, что рядом с ними действительно я? Да они вообще без меня обойдутся, спорим?

— Идите же, — повторил Консьерж. Врачи выкрикивали распоряжения, в воздухе плавала большая модель пульсирующего мозга.

Евангелины дошли до двери и повернули назад.

— Обращаюсь к арбитру, — сказала Синди. — Ник? Николас, ментар «Полезных людей» принял облик шикарного молодого человека в смокинге.

— Боюсь, что Консьерж в своем праве, — сказал он, вытирая рот шелковой салфеткой. — Ваш клиент, конечно, приказал вам все время сидеть в коттедже, не снимая дурацких шапочек, но законной силы такой приказ не имеет. Здесь, как капитан на борту корабля, все решает Консьерж, поэтому я разрешаю вам нарушить волю клиента. Прошу меня извинить, я обедаю со Стромбли Махузой, — сказал Ник и исчез.

— Это правда? — спросил Миви. — Консьерж в самом деле имеет такие полномочия?

— Сложный вопрос. В законах нет ни одной статьи, говорящей определенно «да» или «нет». Но ведь это не Ник, а ловкая подделка под Ника. Не забывай, что они находятся в имитомире Консьержа.

Не Ник? Но он выглядел и вел в себя в точности как ментар Зоранны, которого Миви хорошо знал. Крошку Ханка, кстати, тоже не мешает проверить.

Евангелины посмотрели одна на другую, как в зеркало, и Синди сказала:

— Мы отказываемся уйти.

— Хорошо, оставайтесь, — сказал консьерж и вернулся к резервуару.

— Молодцы, компаньонки, — улыбнулся евангелинам Крошка Ханк в диораме.

— Зачем Консьержу вздумалось их выгонять? — спросил Миви. — Он ведь знает, что ты за ним наблюдаешь. Да еще когда у Эллен кризис. Чудовищно!

— В тактическом смысле это идеальное время, чтобы выявить слабое место врага. Я сам, наверное, испробовал бы нечто подобное.

Это было уж слишком. Миви спросил ментара на старкесе:

— Ну, а другие новости? Есть у нас какой-нибудь план?

— Я еще не определился, — ответил (правильно) Крошка Ханк. — Ты ложись, досыпай. Не стоило, пожалуй, будить тебя ради этого.

— Ты правильно сделал, — зевнул Миви. — Буди, пожалуйста, снова, если что-то изменится.

— Ладно, спокойной ночи. — Крошка Ханк погасил скоп и пропал.

Миви лег, возвел глаза к потолку. Он больше не чувствовал себя похороненным заживо — теперь он как будто лежал на дне глубокого колодца.

— Десять люменов, — сказал он, и комната осветилась неярко, как снег под луной. Он повернулся на бок, попытался уснуть. Спустя долгие пять минутой повернулся на другой бок, не с лучшим успехом. Он встал, надел халат, сунул ноги в шлепанцы. — К лифту. — Тусклая оранжевая линия протянулась из комнаты. Миви дошел по ней до прессовой двери, где стоял Крошка Ханк.