Но обещанная премия затмевала все, и Богдан не возражал. Он даже приготовился к ожиданию, для того и запасся конфетами. Он растянулся на скамейке и стал совать хрустящие шарики в рот один за другим. Сладкая кашица понемногу стекала в горло. Приятно, но зачем, собственно, надо дожидаться такой вещи, как премия?

— Map Кодьяк, прошу сюда, — произнес голос.

К нему обращалась средняя дверь. Как всегда. Он спустил ноги на пол, проглотил свое лакомство, стряхнул крошки со скафа. Дверь отодвинулась, и он вошел.

Заведующей, естественно, не было. Опять, значит, ждать придется.

Офис находился в том же состоянии, что и в прошлый раз, то есть в состоянии бардака. Везде кучи бумаги (!): на полках, на старомодных шкафах, на полу, на столе. Всюду пыль, воздух затхлый. Чашки, упаковки с засохшими остатками пищи в каждом углу — ничего себе натюрморт. Хоть раз бы другая дверь его вызвала. Глядишь, ознакомился бы с другим, более приятным образчиком корпоративной культуры.

По прошлому опыту Богдан знал, что единственный реальный предмет здесь, кроме него самого, — это большой, рассчитанный на взрослого стул перед столом заведующей. Рядом корзинка с надписью СРОЧНО, в ней картонные папки. Когда он нагнулся прочесть заглавие верхней, напечатанные на ней слова расплылись.

Богдан со вздохом взгромоздился на стул и снова полез в карман, но тут открылась внутренняя дверь, и вошла заведующая, едва касаясь ногами пола. В одной руке она несла пачку свежих бумаг, другой расчищала на столе место. Спихнув несколько старых кип и уложив новую, она только теперь обратила внимание на Богдана.

— Спасибо, что пришли, мар Кодьяк. — Она стряхнула с рук реалистичную пыль.

Он вскочил со стула.

— Спасибо, что пригласили меня, мар заведующая. Переворошив все папки на столе, она наконец нашла ту, что искала. Разложила ее между двумя кучами, села, стала читать. Богдан снова влез на свой стул. Она шевелила губами, вникая в текст. Губы — большие, точно резиновые, намазанные лиловой помадой — не гармонировали с маленьким острым носиком. Не то лицо, на которое хочется долго смотреть, а тут еще бородавки.

Заведующая смерила Богдана взглядом.

— Сегодня исполняется год вашей работы у нас, мар Кодьяк. Поздравляю.

— Спасибо. — Богдан собрался опять вскочить, но дама вернулась к чтению.

Да, две мясистые бородавки, одна на щеке, другая на левой ноздре. Одна коричневая, другая бесцветная, из обеих растет по одному курчавому волоску. Наросты сами по себе противные, но волосы — это уж слишком. Почему она их не выдернет, черт бы ее побрал?

Начальница закрыла наконец папку.

— У меня здесь один документ — прочтите и подпишите. — Перед Богданом открылась рамка. Заголовок документа, ни словом не упоминая о премии или повышении по службе, ненавязчиво гласил «Соглашение».

Плотный текст не укладывался у Богдана в голове — а там были целые страницы, с квадратиками для подписи внизу.

— А что это? — спросил он.

— Соглашение, согласно которому вы продаете компании два последних года своей работы.

Богдан ничего не понял.

— Но я у вас работаю только год.

— Поздравляю еще раз. Мы надеемся, что выходное пособие и премия удовлетворят вас.

На странице высветился параграф, озаглавленный «Выходное пособие». Компания, не скупясь, отваливала Богдану заработок за три месяца вперед, примерно 103,9174 кредитки, в обмен на немедленный разрыв трехгодичного контракта.

— Я что-то не понимаю. Вы меня увольняете?

Около первой рамки возникла вторая — контракт Богдана, тоже с высвеченным параграфом.

— Нет, мар Кодьяк, не увольняем. Просто приводим в исполнение вот эту статью, дающую нам право выкупить ваш контракт в любое время и по любой причине.

— Это потому, что я немного подрос? Но я уже записался на выходные в молодил ьную клинику. Можете проверить. К понедельнику мне опять будет одиннадцать лет одиннадцать месяцев, будьте спокойны.

— Нам известно о вашем созревании. — Заведующая показала в улыбке редкие зубы. — Мы хотели именно его указать как причину разрыва контракта — но как любящие родители не стали пачкать ваше личное дело.

— Тогда почему? Разве я плохо работаю?

— Дело не в вашей работе. Принимая вас, мы рассчитывали, что за двадцать четыре месяца составим полную модель вашей личности, а следующие двенадцать будем проверять, насколько эта модель верна. Эти расчеты оказались в корне ошибочными. Ваша несложность, не сказать бы простота, просто поражает, мар Кодьяк. Мы затратили всего полгода на создание вашей точной копии и можем предсказать вашу реакцию практически на все случаи жизни. Следовательно, мы в вас больше не нуждаемся.

У Богдана перед глазами все помутилось. Он не знал, что сказать, и брякнул первое, что пришло в голову:

— Сегодня, может быть, так и есть, а завтра? Моя личность развивается, знаете ли. Не успеете оглянуться, как ваша копия устареет.

— Ха-ха. мы так и знали, что вы это скажете. — заведующая достала из папки листок бумаги. — Даже записали. Хотите взглянуть? — Богдан молчал, и она снова закрыла папку. — Ваша эволюция нас ни в коей мере не интересует, мар Кодьяк. Для изучения развития и взросления человека у нас есть другие контрольные экземпляры. На вас мы изучали нечто совершенно иное, а именно остановленную в развитии личность. Представьте только: двадцатидевятилетний мальчик, который так и не вырос, балованное лотерейное дитя стареющего чартера; чартист, мечтающий о приключениях, но ровно ничего не делающий, чтобы их испытать; девственник, влюбленный в гологолли до такой степени, что на реальных девушек не обращает никакого внимания. — Заведующая поковыряла ногтем в зубах, дав Богдану шанс выдать еще один заранее известный ответ. Он, скрестив руки, гордо молчал. — Вы обижены, — резонно предположила она, — хотя и знаете, что все это правда. Мысленно вы желаете мне смерти. Вы полагаете, что мы вас совершенно не знаем, и очень хотели бы заполучить в руки эту нашу модель. Вот тогда бы вы нам показали, верно? Хорошо, — сказала она, когда он промолчал и на этот раз. — Познакомьтесь с Богданом Кодьяком.

Рядом возник точно такой же стул. На нем развалился маленький тощий мальчишка, разглядывающий Богдана с прищуром.

— Что, страшно? — спросила женщина.

— Ну, даже и не знаю.

— Да ты вообще ни фига не знаешь. — Ложный Богдан без всякого предупреждения спрыгнул со стула, с воплями пронесся по комнате, пиная бумажно-картонные залежи, снова залез на стул и зевнул.

— Теперь легче? — спросила заведующая, глядя на реального Богдана.

Он вынужден был признать, что ему действительно полегчало.

— Но вы до сих пор не убеждены.

— Правильно. Да какая разница, все равно вы меня выгоняете.

— Есть один способ остаться. — Заведующая откинулась на спинку стула.

— Правда? — насторожил уши Богдан. Она почесала бородавку у себя на щеке.

— Да, вы можете остаться, если продемонстрируете несовершенство нашей модели.

Модель закатила глаза.

— Как же мне это сделать?

— Спросите ее о чем-нибудь. Если модель не сможет ответить на ваш вопрос, а вы сами дадите ответ, мы сохраним за вами работу.

— Ладно, договорились. — Богдан углубился в самые тайные закоулки своего мозга, куда даже кишечный пробник добраться не мог. Его двойник тем временем лопал сникерсы.

Недремлющий разум Богдана перебирал и отбрасывал десятки вопросов.

— Время, — сказала заведующая.

Богдан решил сжульничать и спросить имит о том, чего сам не знал.

— Ты, самозванец, если такой умный, скажи, что значит пыльное «X»?

— Да запросто, — засмеялся другой Богдан. — Хьюберт.

Ну конечно же! Настоящий Богдан сразу понял, что это правда. «X» — это Хьюберт, из чего следует, что Тобблеры все-таки пронюхали об аресте ментара. Может, не все Тобблеры, а только Трой и Слизненыш. Этот вывод сильно встревожил Богдана, и ему очень захотелось получить ответ еще на один вопрос.

— Да, правильно, — сказал он. — Это я так, на пробу спросил, а теперь скажи: кто украл Лизу?