— Когда домпьютер функционирует, да, — ответил ментар.
— Как там Сэм?
Все напряглись, ожидая ответа.
— Отдыхает.
— Есть сегодня что-нибудь для супового горшка?
— Есть. Сэм просил внести его суточные проценты в общей сумме 10,3671 ОДК.
Все с энтузиазмом зааплодировали.
— Спасибо, Хьюберт. Обязательно поблагодари Сэма за нас, когда он проснется. И напомни, что мы попозже придем посидеть с ним.
— Это всё? — спросил Кейл, переводя взгляд с Китти на Богдана. — Мы закончили? — Напрасный труд: ни один из ретродетей не двинулся с места.
— Ну хорошо! — Китти, не выдержав, вскочила и помчалась к горшку. Матросский костюмчик она сменила на простое домашнее платье, голову обмотала полотенцем. Перед горшком она простучала чечетку и сделала реверанс. Она это проделывала каждый вечер, и софамильники, к ежевечерней досаде Богдана, бурно приветствовали ее.
Перескакивая с ножки на ножку, она опустошила карманы и высыпала в кастрюлю найденные за день сокровища: обрывок красивой ленточки, обломки пластика и стекла, горстку земли, палочку от готового обеда, три вырванные с корнем маргаритки, один подшипник, восемь кусочков мраморного гравия. Богдан скрипнул зубами. Сил нет смотреть, а ведь это еще не все. Обрывок плаката, клочки фольги разных сортов и в завершение — левая линза и дужка разбитых очков.
Эйприл перемещала находки из горшка в анализатор. Общая стоимость всего, включая цветочки, составила 0,0005. Китти опять присела, и ей снова похлопали.
— А это я заработала на сцене, — сказала она и махнула на кассовое окошечко. Еще 0,0025. Китти поклонилась и под дружеские аплодисменты пробежала к своему стулу. На минимальный заработок все-таки наскребла — не такой уж плохой день для Китти Кодьяк.
— Закончила? — Богдан встал, прошагал к горшку, занес над ним сжатый кулак. Ему нравилось выходить последним и производить должное впечатление. По его грубым прикидкам, чартер сегодня (не считая того, что внес Сэм) заработал какие-то смехотворные 0,8500 УДК. Включая прибыль от «Микросекунды», расположенной в бойком месте. А ведь всем известно, что их дом, помимо медицинских, юридических, омолаживающих затрат (довольно значительных), помимо затрат на развлечения и каникулы (нулевых), — так вот их дом расходует ежедневно около одной ОДК, то есть на 0,1500 больше сегодняшнего общего заработка. Нет необходимости говорить это вслух: они все присутствовали на последнем собрании по годовому бюджету.
Богдан смотрел в тусклое алюминиевое нутро кастрюли и спрашивал себя, с чего, собственно, начался этот дурацкий обычай. В других чартерах, правда, тоже проводят церемонии супового горшка, но о реальном горшке, как у них, он ни разу не слышал. Горшок — просто метафора. Неужели даже это до них не доходит?
Когда софамильники уже начали ерзать, Богдан разжал кулак, махнул на кассовое окошко и перевел на счет чартера весь свой дневной заработок — 1,3333 ОДК. Ясно, что этот дом содержат они с Сэмом. Богдан не уставал указывать им на это шесть раз в неделю. Хлопали ему, как всегда, жиденько, ну и пусть их.
Не успел он вернуться на место, дверь в коридор открылась, и Барри с Фрэнсисом вкатили дымящиеся раздаточные тележки.
Кейл начал читать заключительную молитву, но Китти перебила его:
— Постойте! У Денни тоже кое-что есть. — Все посмотрели на Денни, который, казалось, покраснел с головы до пят. — Ну же, — подбодрила его Китти. Он поплелся к верхнему столу и поклонился, как она его научила. Потом раскрыл руку, в которой, как видно, давно уже что-то держал, и со стуком бросил в горшок что-то маленькое, коричневое.
Эйприл, заглянув туда, побледнела и укоризненно посмотрела на Китти.
— Общественную флору присваивать тоже нехорошо, но общественная фауна — это серьезное нарушение.
— Он уже мертвый, — сказал Денни. — Мы его не украли.
— Ты не виноват, — сказала Эйприл, — а вот Китти следовало подумать. — Она наклонила кастрюлю в сторону Кейла. — Может, выбросишь его в сад, как будто он там и умер?
— Нашли из-за чего шум поднимать. — Китти перешла на взрослый вариант голоса. — Я его разобрала и опять собрала, ясно? Он безопасен.
Кейл достал из горшка воробья.
— Цветы и землю тоже давай. — Прежде чем выйти, он дочитал молитву: — Трудами многих рук наших мы утоляем нужды свои. Дни свои отдаем на пользу общему делу. Аминь.
— Аминь, — хором ответили софамильники и приступили к еде.
Зеленый суп с рисом, жареные цыплоиды, половинка персита — все по готовым рецептам, как почти каждый день, но довольно вкусно. Еда разрядила напряжение, и начались оживленные разговоры. Богдан следил за вернувшимся с крыши Кейлом — не раскрыл ли он побег Сэма, — но домоправитель занял свое место, как ни в чем не бывало.
Как-то поведут себя софамильники, узнав, что Сэм ушел умирать в одиночестве? Китти закатит припадок, Эйприл будет страдать. Сейчас они все строят рожи над вечерней визолой, заедая ее фрутокашей. Расти вытер рот салфеткой и съел ее. Салфетку, в конце концов, делают из той же самой уги, что и еду. Расти за последнее время болезненно исхудал. Он всегда съедает все, что есть на тарелке, а иногда и саму тарелку, но все равно худеет день ото дня. У него уже и кости черепа обозначились. А Луис, наоборот, щеки себе отрастил, и двойные подбородки за столом тоже имеются, не говоря уж о больших животах и прочем соматическом неблагополучии.
Интересно, следит хоть кто-то из них за собственным организмом, кроме Китти и самого Богдана? А если нет, то почему? Ведь у чартера все еще есть омолаживающая страховка, позволяющая держать всех желающих на молодой стороне сорокалетнего рубежа?
Пассажир О-корабля пользуется неограниченным омоложением, вспомнил Богдан. Чудной священник в комбинезоне так и сказал, и лейтенант Перес специально остановился на этом во время экскурсии по жилым барабанам.
Лейтенант повел Богдана на луг, где было пресное озеро. Они шли по дороге, которая повторяла контуры барабана и будто бы вела в гору. Горизонт там такой крутой, что город впереди казался вертикальным, как висящая на стене карта. Это облегчало Пересу показ достопримечательностей. «Вон там стадион, под ним театр, концертный и выставочный залы. Там библиотека и водолечебница. Это клубы, а там, наверху, лодочная пристань». Богдан задрал голову, чтобы увидеть озеро. Странно выгнутая голубая гладь занимала всю длину барабана. С одной стороны к нему примыкали лес и площадки для гольфа, с другой возделанные поля.
Транспорт по дороге не ходил, немногие встречные пешеходы останавливались поболтать и пожелать им доброго дня — все как один молодые, симпатичные, дружелюбные. Все они знали Богдана по имени, особенно девушки, посылавшие ему улыбки высокого напряжения.
«Ничего удивительного, — ухмыльнулся Перес. — Все дело в форме. Не знаю уж почему, но девушки любят пилотов больше всех остальных». Богдан непроизвольно выпятил грудь. «Все, пришли. — Перес остановился перед двухэтажным особняком, стоявшим посередине большого двора. Они открыли деревянную калитку, взошли на широкое каменное крыльцо. — Его нарочно сделали маленьким, чтобы ты мог жить и здесь, и в большом городе. — Дом не показался Богдану маленьким. Весь их чартер мог бы здесь поместиться. — В соседнем барабане состоится праздник после Общего Пробуждения. Неплохо иметь деревенский домик прямо здесь, рядом».
Входная дверь открылась без всяких фокусов, и они прошли через большую прихожую в мощенный плиткой внутренний дворик. Над ним простиралось голубое небо, оно же озеро.
«Там автокухня, — показывал Перес, — медиакомната, три ванные, маленький спортзал с сауной, полный арбайторский штат, домпьютер. Ага, вот еще». — Перес махнул рукой, и плитки под ногами стали окнами, выходящими в космос. Богдан парил между водным небом и звездным полом.
«Фантастика! — сказал он. — Сколько человек здесь живет?»
«Только ты, кадет Кодьяк, и те, кого ты захочешь пригласить к себе в дом».