— Свяжитесь с Якутским округом, они подтвердят мои слова.

— Может, и подтвердят, но это ничего не доказывает, вы могли захватить самолет вместе с летчиками.

— Вы хотите сказать, что мы перебрасывали вражеский десант и сами являемся членами этого десанта, который захватил самолет и использовал его в своих целях?

— Эта версия звучит убедительнее. Сколько человек насчитывал десант и где вы его высадили? Это ваша группа совершила диверсию? Какие еще перед вами поставлены задачи?

— А почему вас не устраивает мой вариант ответа?

— Он рассчитан только на веру и не имеет доказательств. Слишком много откровенной глупости. Я не следователь, я летчик и, к вашему сожалению, кое-что смыслю в авиации и навигации. Начнем с простых вещей, подполковник. Вы сделали разворот и отправились назад, то есть на Якутскую базу. Якутск на северо-востоке, а вы полетели на юг. В солнечную погоду направление установит и ребенок,

можно обойтись без навигационных приборов. Вы продолжали лететь на юг, не думая о топливе. Второе. Вы сели на воду. За восемь часов лодка без весел могла проплыть по течению чуть больше двухсот километров, я знаю течение реки и могу ошибиться не более чем на десять километров. Но это не принципиально. В тех местах, где вы рухнули в воду, сплошные луга. Только самоубийца мог направить самолет на воду, имея возможность приземлиться на равнину. Далее. Вы успели взять лодку из самолета, значит, самолет затонул не сразу, вы спланировали, а не спикировали носом. Если скажете сейчас, что у вас заклинило рулевое управление, я прекращу дальнейший разговор. Искать самолет в реке мы не будем, его нам не поднять и экспертизу не сделать. Вы, если судить по вашим документам, опытный пилот, посадить машину на воду могли только умышленно. Как говорится, концы в воду. Лодку заготовили заранее. Советую во всем признаться. Сейчас нас интересует главный вопрос — где вы высадили десант, сколько их и какие перед ними стоят задачи. Подрыв складов они уже осуществили.

— Десант геологов выброшен в четырехстах километрах к северу от этих мест.

— Опять ложь. В том районе авиация не летает, слишком мощные магнитные поля. После того как в тех местах разбилось три самолета, район закрыт для авиации. И еще — десант не выбрасывают в пустоту. Даже геологам там делать нечего. Глухая, неприспособленная для жизни зона с непонятными аномальными явлениями. Может быть, в будущем, когда мы решим все свои экономические проблемы и поднимем науку на нужный уровень, у государства найдется время и средства заниматься тайнами, скрытыми в глухой тайге.

— Вы правы, самолет вел себя неадекватно в тех местах. Мы высадили десант на триста километров ближе обозначенного места, решили не рисковать и вернуться на базу.

— Мы разговариваем с вами на разных языках, подполковник. Я дам вам время подумать. Час или два. Но если на нашей территории произойдет еще одна диверсия, вас расстреляют без суда и следствия. Тогда сознаваться будет поздно.

— Надеюсь, ничего не случится.

Полковник вышел, на пороге появились конвоиры. Рогожкина отвели в камеру. Винить ему было некого, в такой ситуации правда выглядит глупостью. Что бы он ни говорил, ему не поверят. И он бы не поверил.

Площадь села представляла собой крут размером с половину футбольного поля. Слева одноэтажная изба, построенная по принципу барака с высоким крыльцом посредине, на котором висел выцветший красный флаг и табличка «Сельсовет». По другую сторону стояла рубленая церковь с золочеными куполами и крестами. С близкого расстояния она выглядела намного выше и величественнее, чем казалась с другого конца улицы. Справа еще один добротный сруб с надписью на фасаде: «Сельпо».

— И чего им здесь не жилось? — удивилась Елизавета Степановна.

— Где еще увидишь такое: церковь с крестами соседствует с красным знаменем, — заметил Пенжинский.

— Обратите внимание, Афанасий Антоныч, — обратился к нему Журавлев, — в каком состоянии флаг и как сверкают купола. Похоже, их золотили совсем недавно. Здесь уживались и красные, и белые. Нашли общий язык без гражданской войны.

— А белые тут при чем? — спросила Лиза.

— Вы не обратили внимание на фотографии? В каждом доме стены увешаны рамками со снимками, целые иконостасы. По фотографиям можно составить семейные биографии. В одном случае рядовой матрос с женой и детьми, в другом — гвардейский офицер с царскими орденами и дамочки в шляпках и платьях с кружевами. Есть и босяки, сидящие на крыльце развалюхи. Тут и нерусские жили. Я плохо разбираюсь в этнических группах, но есть семьи с раскосыми глазами. Может, китайцы или якуты. Скорее всего, они и промышляют охотой, в их домах много выделанных шкур. Село старое, ему лет сто. Но кто-то этих людей сумел объединить, перестроить деревню и каждому дать равноценный дом и свое хозяйство. Если хотите, то перед нами образец коммуны, где все равны. Среди селян был сильный лидер, полагаю, это священник. Отгрохать такой храм с золоченными куполами непросто. И не думаю, что бывшие матросы, большевики и китайцы занялись бы подобной работой. С другой стороны, десяток человек со строительством не справится, тут всем миром душу вкладывали. Постройка свежая, церкви не более десяти лет.

— Место изумительное. Оазис, — восхищенно заметил Пенжинский. — Горы спасают от сильных ветров, в центре, как в раковине, впадина с озером и селом, похожим на картинку. Рыба, охота, подсобное хозяйство, что еще нужно!

— Железная дорога и станция километрах в ста, не дальше. Значит, есть соль, спички, порох, керосин, — добавил Журавлев.

— С чего вы взяли, Матвей Макарыч? — насторожилась Лиза.

— В домах керосинки, сельпо перед вами. Торгуют обычно товарами, которых нет у населения. Я видел на задворках подводы. Это не старые телеги, а хорошо сделанные прицепы с автомобильными рессорами. Они рассчитаны на плохую и не близкую дорогу. Тут работал знатный мастер. А потом, у людей есть деньги. Зачем они им, если бы жили только на всем готовом? Я думаю, они возили на станцию пушнину, охотничьи трофеи, продавали или обменивали на оружие, порох, соль, пшено. Нашелся среди местных и купчишка, отстроил сельпо, упорядочил торговлю. И люди здесь жили не темные и безграмотные, а вполне современные. Многие фотографии сделаны в наши дни.

— Нам тоже не помешал бы фотоаппарат, — улыбнулась Лиза, — могли бы и самолет сфотографировать, и те места, где еще никто не бывал.

— О таком я и мечтать не мог! — воскликнул Князь. — Я умею обращаться с фототехникой, в Ленинграде у меня остались два фотоаппарата.

— Это повод заглянуть в сельпо, — предложил Журавлев. Тем временем Варя и Шабанов обходили село со стороны озера. Чистейшая вода ласково набегала на песчаный берег, вдоль кромки сохли выброшенные водоросли. Варя больше не напоминала бывшему пилоту о прошлом. Если он этого не хочет, то значит так надо. Она все еще любила его и надеялась на взаимность. Она потерпит. Долго терпела. Главное то, что Глеб рядом, во второй раз она терять его не хотела.

У небольшой сколоченной из досок пристани стояли лодки, привязанные цепями. Глеб пощупал воду руками.

— Очень теплая.

— Конечно. Днем градусов двадцать, наверное, в Магадане такая погода только в июле бывает.

— Забудь о Колыме.

— Это невозможно, Глеб.

— Тогда не говори о ней вслух.

— Хорошо. Святой отец угодил с парашютом в озеро, а у костра появился только к ночи и не простыл.

— Старик закаленней нас с тобой, он просидел девять лет на северной точке. Колыма — конец света, а Чокурдах — конец Колымы. В больницу его на самолете доставили. Так что Монаха местной водичкой не заморозишь. Удивительно другое. Озеро большое, противоположный берег едва виден, но зимой оно не замерзает.

— Почему ты так думаешь?

— Лодки на плаву с прошлого года. Лед их расколол бы, как скорлупу, а они даже течи не дали. Зимой здесь должно быть не ниже трех градусов, иначе вода замерзает. Горячие ключи? Странное местечко.