— Извините. Я из первой смены. Сумочку забыла в столе. Приехала домой, а ключей нет.

Начальница коротко кивнула. Настя прошла к своему столу, за которым сидела очень симпатичная азиаточка, похожая на японку, каких можно увидеть в календарях. Девушка отодвинулась, и Настя достала свою сумочку. Еще раз извинившись, она удалилась.

Через сорок минут она приехала в свой сыскной офис, где ее уже поджидал Метелкин.

— Как успехи на любовном фронте? — спросил он, глотая пиво из жестяной банки.

— Хреново. У них есть вторая смена. Если они заступают в шесть вечера, то когда заканчивают? Ночью? Или есть еще и ночная смена? Боюсь, Женечка, что офис фирмы вообще не закрывается.

— Да… Действительно, хреново. Как же мы проникнем в фотостудию, если там круглые сутки работают? Ладно, Журавлев что-нибудь придумает. Он вот-вот будет здесь. Звонил уже. Нянькой заделался. У него теперь этот воришка живет, так наш Робин Гуд и его проблемы по ходу дела решает. Хочет, как он говорит, избавить парня от неприятностей. Чушь собачья! От одних избавит, так тот новых себе наживет. От натуры никуда не денешься.

— Ты циник, Метелкин.

— Это точно. И еще скептик. В добро не верю, но со злом стараюсь бороться в меру своих сил.

В дверях появился Журавлев.

— Вот и наш Робин Гуд, — продолжал философствовать Метелкин. — Ты глянь на его лицо. Оптимист чистой воды. Верит в торжество справедливости и добра. Мало ему жизнь тумаков давала, а с него как с гуся вода. Живет и радуется. Везунчик, баловень судьбы. Ни одна зараза его не берет.

— Что это с ним? — спросил Вадим.

Настя пожала плечами.

— Приступ хандры.

— Приступ занудства, — поправил Журавлев. — Был я сегодня возле твоей конторы, Настя. Попасть туда можно.

— А вот у меня на этот счет возникли сомнения, — ответила девушка. — Девицы сидят на обслуживании круглые сутки. Теперь я уверена в этом. И если подумать, то правильно. Клиент может захотеть в любую минуту. И свободного времени у мужчин вечером и ночью больше, чем днем. Позвонит, а ему откажут: мол, извини, дядя, но мы девочек только днем поставляем. Хрен с вами, и клиент найдет себе другую контору. Так бизнес не делается. Проститутки должны работать в режиме скорой помощи: мужик захотел, а она уже здесь.

— Ты прекрасный руководитель, Настена. Не тем, правда, бизнесом занимаешься, — ухмылялся Журавлев. — Ну что тебе за интерес двумя оболтусами руководить? Вечные бега, поиски, а то и неприятности. Пора тебе заменить бандершу в твоем женском коллективе. Ты подняла бы контору на несколько ступеней выше.

— Не волнуйся. Там дела идут неплохо.

— Кстати, — подал голос Метелкин, — по поводу бандерши. Работает она под своим именем. Елена Андреевна Приленская. Врач-психиатр, кандидат медицинских наук. Работала в отделении судмедэкспертизы института Сербского. Причины ее увольнения два года назад неизвестны. Живет одна. Адресок я тоже достал. Конечно, деньги она на новом поприще имеет совсем другие. Но непонятен смысл. Квартирка скромная, машина не новая, хотя и хорошая. Детей нет. Зачем тетеньке нужны деньги? Вряд ли она работает из любви к искусству.

— Ты прав. — Настя задумалась. — Баба она сильная. Стоишь перед ней и чувствуешь себя как кролик перед удавом. Наверняка обладает гипнотическим талантом. Я помню, как зашла к ней в кабинет. Все как во сне происходило. Чувствовала себя марионеткой.

— Не торопите события, ребята, — вмешался Журавлев. — Дойдет очередь и до Приленской. А сначала нам надо найти Ирину и Марину, двух пропавших женщин. Так ты говоришь, Настена, что контора работает круглые сутки? Нам это не мешает. А может и на руку сыграть.

— Каким образом? — спросил Метелкин.

— Гарем находится на первом этаже. На втором сидят архитекторы и проектировщики. Но они-то ночью не работают. Решеток на втором этаже нет. Водосточная труба крепкая. Я пробовал. А через второй этаж можно и на третий попасть.

— Послушай, Дик. — Настя насупилась. — С тобой в этих делах никто из нас спорить не будет. Ты и в хранилище Центробанка попасть можешь, если пожелаешь пересчитать золотой запас страны. Но здесь случай особый. Мало проникнуть в фотостудию и забрать архив. Надо сделать так, чтобы впоследствии об этом никто не узнал.

— Догадался. Стекло лежит у меня в машине и стеклорез тоже. Открыть окна у нас не получится. Они закрыты. Проектировщики пользуются кондиционерами. Стекло придется бить, а потом вставлять новое.

— А снять нельзя? — поинтересовалась Настя.

— Штапик снаружи. Реечки. На месте смотреть будем. Что касается замков, то проблем не будет. У меня есть памятная сумочка с уникальными отмычками. Когда-то один очень авторитетный вор оставил мне ее в наследство. — Он глянул на Настю. — План дома у тебя готов?

— Готов. Но только в голове.

— Тогда черти. Ты с нами не полезешь. Останешься на стреме и будешь водилой. Там и двоим тесно. — Журавлев перевел взгляд на Метелкина. — Подмену заготовил?

— Полный рюкзак негативов. Даже пакетики под них десяти сортов заготовил. Каждый по-своему хранит пленки. Так что я подстраховался на все случаи жизни. А теперь рисуй план, мадам архитекторша. Времени у нас достаточно.

Шел второй час ночи, когда они прибыли на место.

— Я поднимусь первым, потом сброшу веревку. По ней поднимите мне стекла. Пока я их буду резать, поднимается Женечка, — давал инструкции Журавлев. — Ты, Настя, останешься в машине в десяти метрах от здания. Носом к воротам. В случае шухера — чтобы была готова. Маршрут отхода знаешь. Не промахни мимо арки с проходными дворами. Но это я так, пугаю. Думаю, что все обойдется нормально.

Он вышел из машины. На трехэтажное здание в центре двора свет не падал. Но Настя оказалась права. Окна первого этажа светились, но были плотно закрыты жалюзи.

Он подошел к водосточной трубе, закинул рюкзак за спину, осмотрелся и ловко начал свое восхождение. Оцинкованная жесть в некоторых местах издавала отвратительный хруст, словно предупреждая о своей ненадежности. Упора никакого не было. Стены идеально гладкие, бетонные плиты, выкрашенные в белый цвет. Ногами касаться нельзя, тут же останется след от кроссовок, который моментально заметят в светлое время суток. Одно утешало: падать придется с малой высоты.

Опыт скалолаза у Вадима имелся, и он его не раз выручал в переделках, без которых его жизнь была немыслима. Сам себе дорожку выбрал — пенять не на кого.

Все шло нормально. До цели он добрался благополучно. Теперь нужно дотянуться до ручки оконной фрамуги, зацепиться и перебраться на узкий карниз. Тут требовался небольшой трюк, так как рука не дотягивалась до центра окна. Не хватало каких-то двадцати сантиметров. Придется прыгать, другого способа он не видел. Только бы не промахнуться и чтобы ручка не отвалилась.

Вадим собрался, сжался в пружину и сделал рывок. Доли секунды он находился в полете без всякой опоры. Правая рука цепко ухватилась за оконную ручку, и кулак сжался в мертвой хватке. Тут произошло непредвиденное. Оконная рама раскрылась, и он повис в воздухе, держась одной рукой. До карниза можно было дотянуться только ногами, если их забросить как плети и получить хоть какой-то упор. Ручка могла оторваться в любую секунду. Журавлев рискнул. Ноги зацепились за карниз, и он начал давить на него пятками, одновременно сгибая колени. Фрамуга начала закрываться. Левой рукой Вадим схватился за вторую фрамугу и в момент их сближения сделал резкий рывок вперед.

В итоге он оказался на подоконнике между внешними и внутренними рамами. Еще один перехват — и руки вцепились в открытую форточку внутренней рамы. Крепкая конструкция его спасла. Окна сделаны из пластика и хорошо держались в проемах. Архитекторы для себя постарались. Хорошо, что он не лез в контору по деревообработке. Ни одна бы деревяшка такой нагрузки не выдержала.

Немного встряски ему не повредило. Журавлев отдышался и, просунув руку в форточку, открыл внутреннюю фрамугу. Что Богом не делается, все к лучшему. Во всяком случае, не придется стекла вставлять.