Караван неутомимо продвигался на север вдоль западного склона Талакского хребта. С этой стороны горы были покрыты пышной растительностью, ведь вся живительная влага от дождей оседала именно здесь, не достигая голых песков Кару.

На третий вечер после приезда в Гирею Араван и Риата сидели у костра и вполголоса разговаривали.

— Дара, когда мы отчалили на корабле от пелларского берега, я сказал, что не знаю, кого ты станешь защищать, если встанешь перед выбором: своего любимого или маленьких ваэрлингов. Теперь я хочу попросить у тебя прощения за недоверие, ибо два или даже все три раза, когда судьба ставила тебя перед выбором, ты вела себя совершенно правильно. — И эльф подкинул в костер еще немного хворосту.

Риата посмотрела на спящего Медведя и покачала головой:

— Араван, ты был прав, когда сомневался во мне, ибо я сама поняла, как поступлю, лишь когда встала перед выбором.

Эльф тоже покосился на Уруса.

— А кстати, сколько ты дала бы ему лет? — хитро прищурился он.

— Но, Араван, мне трудно судить о возрасте смертного, — пожала плечами Риата.

— Я бы сказал, что он достаточно молод. Лорд Ганор в Каэр Пендвире сказал, что на вид ему не больше тридцати.

— На что это ты намекаешь, Араван? — с замиранием сердца спросила Риата.

— Да только на то, что барон Стоук, например, считал, будто эльфы не единственные бессмертные существа, и что его тоже убить может только серебро, сильверон, огонь да когти и клыки такого же проклятого существа, как и он сам.

— А ведь на Урусе… тоже лежит Заклятие, — задыхаясь, проговорила Риата. В сердце ее зародилась надежда. — О Араван, неужели ты думаешь?!.

Араван воздел руки к небу:

— Нам остается только ждать и надеяться, дара. Может, Урус и бессмертен, как мы, а может, он просто долгожитель… или ни то и ни другое. Время все расставит по своим местам.

День за днем они продвигались вперед, а ночью отдыхали то под открытым небом, то в придорожных гостиницах, где путники с нескрываемым удовольствием нежились в теплых ваннах и спали на мягких постелях.

По дороге им часто попадались немые свидетельства свержения старой религии: полуразрушенные мечети и минареты, покинутые храмы пророка Шатвея. Никто не молился по вечерам в этих пустынных обителях, а по дорогам султаната то и дело проезжали вооруженные отряды солдат.

Дважды за время пути шел дождь: в первый раз упало всего несколько капель, а вот во второй — путники вымокли до нитки и потом долго еще переходили вброд разлившиеся и вышедшие из берегов горные реки.

Со дня, когда они покинули мечеть, прошел уже почти целый месяц, и на двадцать девятый день пути наши герои, взобравшись на вершину отлогого холма, увидели перед собой лазурные воды Авагонского моря. Внизу передними простирался порт Халиш, а искрящуюся гладь моря рассекали лодки с треугольными парусами. Взглянув на них, Фэрил залилась горючими слезами, а на вопросы Аравана отвечала:

— Помнишь ты мираж в пустыне? Гвилли тогда был так счастлив… и я тоже.

Большую часть товаров, захваченных со склада в мечети, а также ненужных теперь верблюдов друзья выгодно продали. Слепой купец и его гигант-телохранитель умели дьявольски хорошо торговаться, и скоро у путников были полные карманы золотых и серебряных монет.

Через девять дней после прибытия в Халиш наши герои покинули гостеприимный порт на трехмачтовом судне «Хилая», взявшемся доставить их в Арбалии.

Низкорослые, крепкие и бронзовые от загара матросы хорошо справлялись со своим делом и абсолютно не опасались набегов пиратов, хотя здешние воды кишели ими. Причина этой беззаботной уверенности в собственной безопасности крылась в давних дружественных отношениях между Гиреей и Кистаном, их извечном мире и согласии в делах войны, религии и торговли. Поэтому корабль свободно и не прячась бороздил воды Авагонского моря. По ночам на борту беспрерывно горел фонарь, а днем: судно шло под гордыми красными парусами, заявляя тем самым, что это корабль отважных, корабль людей.

Капитан и: команда на ночь сходили вниз и спали в трюмах, потому что на маленьком суденышке кают не было. Слепой же господин, его верный слуга и жена с дочерью предпочитали спать на палубе, где для них было специально сооружено некое подобие навеса. Жена и дочь слепого господина весь день кутались в паранджи и лишь ночью позволяли себе размять ноги на палубе. Таков был обычай, и все женщины Гиреи мирились с ним. Во время одной из таких прогулок, неслышно ступая по доскам палубы, эльфийка и дамна набрели на рулевого, в ночной тиши возносившего молитву пророку Шатвею. Когда бравый моряк заметил, что за ним наблюдают, он сильно перепугался и принялся о чем-то горячо умолять закутанных в паранджи женщин. В чем он их убеждал, так и осталось загадкой, ибо ни Риата, ни Фэрил гирейского не знали. Несмотря на это, женщины слегка наклонили головы в знак понимания и продолжили прогулку.

На следующий вечер этот же моряк стал свидетелем зрелища, которое потрясло его еще больше, чем вчерашнее происшествие. Четверо пассажиров, грациозно ступая, закружились в незнакомом рулевому ритуальном танце, а слепой господин с женой мелодичными голосами затянули необычайно красивые песни.

То были гимны весеннему равноденствию, наступившему в этот день.

Когда танец был закончен, у Фэрил из глаз снова полились слезы.

— Пора уж мне перестать плакать по всякому поводу, — грустно произнесла маленькая дамна. — Но я не могу: все думаю о том счастливом времени, когда рядом со мной был мой Гвилли.

Урус наклонился и с чувством обнял малышку:

— А ты и не должна забывать, Фэрил. Всегда помни о нем, храни эти бесценные воспоминания в своем сердце, и тогда частица Гвилли никогда не умрет.

Погода благоприятствовала путешественникам, и, хотя несколько раз накрапывал дождь да налетал порывистый ветер, в целом море оставалось спокойным. На двадцать первый день пути после полудня наши герои прибыли на остров Арбалин.

И вечером на прогулку вышли двое лаэнских эльфов, маленькая дамна и огромный баэран. Слепой господин, а также его жена, дочь и немой слуга исчезли, будто их никогда и не было, смытые теплой водой и жесткой мочалкой.

Им посчастливилось заказать каюты на арбалинском корабле под названием «Дельфин», который отплывал в Пеллар через два дня, одиннадцатого апреля.

Корабль проследовал мимо побережья Игро, мимо устья могучей реки Аргон, и теперь за его бортом простирались земли королевства Пеллар, где в маленькой бухте Телль, спрятанный в надежном гроте, стоял на якоре «Эроан».

В Хагольский залив корабль вошел в полдень, и у Фэрил полегчало на душе, хотя, как ни рада была дамна снова видеть славный город, глаз ее то и дело натыкался на следы беспорядка и неряшества, свойственного людям. Прибрежные воды были загрязнены, повсюду валялись кучи мусора, и в воздухе стоял тяжелый запах отходов.

В Каэре их приветствовал капитан Рори, устроивший гостей с наибольшими удобствами и пообещавший завтра же испросить для них аудиенцию у лорда Лейта, представителя Верховного Правителя, который сейчас вместе с королевой пребывал в крепости Чаллерайн, где и собирался остаться до начала осени.

Вечером, когда Фэрил наконец-то добралась до постели, она подумала, как здорово опять вернуться сюда. Но в тысячу раз лучше, решила дамна, было бы возвратиться домой… А где ее дом? И малышке представился отнюдь не Боскиделл, где жили ее родители, а маленькая уютная хижина в долине Арден, где они с Гвилли провели столько восхитительных дней и ночей.

И, выплакав, казалось, все глаза, дамна наконец уснула.

— Невероятно! Неужели это чудовище снова замышляет джихад? — воскликнул тучный лорд Ганор, с силой ударяя кулаком по столу.

Королевский советник ненавидел султана Гиреи всеми фибрами своей души и был уверен в том, что вероломный правитель замыслил недоброе. Рассказы друзей о свергнутых имамах и разграбленных мечетях, а также донесения капитана Рори о возбуждении людских масс, царившем на землях султаната, только утвердили советника в этой мысли.