Хозяйчик взял кубок с рисовым вином и опорожнил его. Глаза его были устремлены вдаль. Казалось, он рассказывает чужую историю.

— Помещик бил нашу дочку и заставлял ее делать самую тяжелую работу. Он запретил ей с нами разговаривать. Щеки ее впали, она бледнела и чахла с каждым днем. Когда наш цветок лотоса умер, я одолжил деньги на гроб. Нам не на что было купить белую одежду, но печаль наша была велика… У нас в хижине всегда было чисто прибрано. С утра до ночи мы работали на поле, и у нас почти не осталось долгов. Но вот однажды помещик пришел ко мне и сказал: «Враги напали на нашу страну. Ты должен идти воевать. Отправляйся в город и запишись там в отряд». Так я стал воином. Но войско наше было слабым, мы потерпели поражение. Когда мы отступали, я взял себе этого мула. Но я слишком поздно приехал домой. Хижину нашу разрушили, жену убили, а на полях паслись чужие кони.

Катаец умолк. В ветвях чирикали птицы. На белом платке лежали кости курицы. Матео и катаец сидели в тени и молчали. Ручей, казалось, тек уже не так быстро. Ястреб камнем упал на лужайку, схватил цыпленка и взвился со своей добычей в бледно-голубое небо.

— Все это было уже давно, — сказал катаец. — Теперь я странствую по стране. Люди смеются над моими соломенными шляпами. Одна из них моя, другую носила жена, когда работала рядом со мной в поле, а вот эта, маленькая, с нарисованными цветами — впрочем, их уже не видно, они стерлись, — эта шляпа принадлежала дочке. Но во всем есть свой порядок. Все имеет смысл. Курицу я украл у помещика. Я поеду с тобой в Ханбалык или еще куда-нибудь, мне все равно. В моих вещах спрятан наконечник копья.

Матео откашлялся и провел рукой по волосам.

— Поезжай со мной, — сказал он сдавленным голосом. — Я больше не буду называть тебя Хозяйчиком… Хорошо, что у тебя в вещах спрятан наконечник копья.

— Меня зовут Фань Гунн-ду, — сказал крестьянин.

«Вот как я теперь живу», — думала Ашима. Ю звонко смеялась в саду. Пение птиц сливалось с кудахтаньем кур. Почему Ю не ходит на цыпочках? Ашима хотела было рассердиться, но вспышка гнева тут же прошла. Она не станет ругать Ю.

Шум утра мешал теперь Ашиме. Третий двор, куда выходили окна ее комнаты, был достаточно отдален от улицы, чтобы сюда не доносились голоса прохожих, крики разносчиков, грохот проезжающих повозок. Да что толку, ведь все равно птицы громко пели, куры кудахтали, а малейший шум, вплоть до шагов в саду, тревожил ее.

Молодой господин уже давно ушел из дому.

«Я собирался провести сегодня весь день дома, но министр Ахмед послал за мной, — сказал ей Марко перед уходом и, натянуто улыбнувшись, добавил — Прости меня, пожалуйста, Ашима». Торопливо простившись, он ушел.

Она все больше убеждалась, что была для него всего лишь чем-то вроде красивого камня, украшения, без которого легко можно обойтись.

Быть может, ей надо было сказать ему в ответ: «Почему вы извиняетесь передо мной? Я вас не понимаю, мессер Поло. Что может быть важнее ваших дел при дворе?» Потом она могла бы добавить: «Вы же знаете, я больше всего люблю быть одна».

Она придумала еще много других ответов, один другого удачнее, и все они были исполнены иронии. Ее тонкое лицо оживилось, и глаза заблестели из-под век, выточенных, казалось, из яшмы. Она взяла серебряное зеркало с красивой ручкой из слоновой кости и принялась его полировать. Разве она не хороша собой? Она поглядела на свое отражение. Листья плакучей ивы затрепетали от ветра и запели свою тихую песенку, и в такт ей тревожно заплясали тени веток.

Ю принесла чай. Она неслышно ступала по ковру, ее движения были грациозны, как у танцовщицы. Ашима отложила зеркало и отошла от окна.

— Ты такая веселая, — сказала она. — Ты всегда смеешься.

Девушка бросила быстрый взгляд на свою госпожу и даже вздрогнула от испуга. Неужели она чем-нибудь рассердила госпожу? Но Ашима не казалась сердитой, только, быть может, немного грустной. Разве она не слышит, как поют птицы?

— Я кинула в бассейн маленький камешек, — сказала Ю, — и золотые рыбки бросились врассыпную. Это было так весело.

Она показала руками, как стремительно умчались рыбки, и, подражая им, так смешно открыла рот, что Ашима не могла не рассмеяться.

— Ну, прекрати, Ю, — сказала она, снова став серьезной. — Мне ведь вовсе не хочется смеяться.

Ю сразу послушалась. Но лицо ее по-прежнему так и сияло радостью. И можно было не сомневаться, что при первом удобном случае она снова громко рассмеется.

— Мне у вас так хорошо, — отважилась объяснить она. — Вы так добры ко мне, никто меня не бьет, и я всегда сыта.

«Ю радуется тому, что ее не бьют», — подумала Ашима и с чувством стыда почувствовала, как она неблагодарна судьбе. Как могла она забыть, — забыть голод, побои, лохмотья, грязную камышовую подстилку… Так она и жила бы, не освободи ее Матео и Марко. Ашима обняла свою служанку.

— Ах, Ю, — проговорила она, не зная, плакать ли ей или смеяться. Немного помолчав, она вдруг сказала — Я хочу спросить тебя…

Служанка вытянула голову и, сгорая от любопытства, нетерпеливо облизала губы красным язычком. По ее виду было ясно, что она рассчитывает услышать великую тайну.

Щеки Ашимы залились краской, она еще помедлила, но, не в силах совладать с собой, спросила, наконец, дрогнувшим голосом:

— Скажи, Ю, я красивая?

Ашима вся зарделась от смущения и не знала, куда повернуть голову.

Но Ю ответила с искренним изумлением:

— Как вы можете об этом спрашивать? Вы прекрасны, как фея. Нет на свете человека, который устоял бы перед вашей красотой. Да вы и сами это знаете. Почему вы меня об этом спрашиваете? — Она помолчала и задумчиво добавила — Вы красивы и добры, как небесная царица.

Вконец растерявшись, Ашима играла жемчужным ожерельем.

— Я спросила такую глупость, Ю, — сказала она. — Ты никому об этом не рассказывай. Обещай мне.

— Никому, — торжественно обещала Ю. — Даже золотым рыбкам. — И в эту минуту она готова была поверить, что на этот раз ей удастся придержать язык за зубами.

Ашима услышала чьи-то шаги. Она поднялась и сказала:

— Кто-то идет. Выйди, Ю, узнай, не вернулся ли молодой господин.

Служанка тихо прикрыла за собой дверь. Сердце Ашимы забилось сильнее. Она заколола волосы бирюзовой шпилькой и нервным движением оправила платье. Ветер донес до нее какой-то чужой мужской голос. С чувством глубокого разочарования села она на свое место. Когда Ю вошла в комнату, лицо Ашимы было уже равнодушным и холодным.

— Кто это? — спросила она.

— Посланец от господина Марко Поло. Господин ждет вас в загородном доме на берегу реки. Он прислал за вами паланкин.

— Марко… я хочу сказать, молодой господин ждет меня? Разве он не пошел к министру Ахмеду?

Ашима растерянно посмотрела на Ю, и тут же вся отдалась радостному чувству. Она хлопнула в ладоши и задорно сказала:

— Мне надо переодеться, Ю. Поторопись. Ты же сама сказала, господин ждет меня в загородном доме на берегу реки. Что ты стоишь? Зачем он меня позвал? Может быть, с ним что-нибудь случилось, Ю? — Ашима в испуге замерла на месте. — Он никогда не посылал за мной. Почему он сам не пришел домой? Скажи мне, что это все значит?

Ю проворно помогала Ашиме надеть новое платье.

— Ничего не случилось, — успокаивала она свою госпожу. — Просто господин желает с вами поговорить. Вот и все. — И она тихо улыбнулась.

— Мне страшно, Ю.

В доме не было никого, с кем Ашима могла бы посоветоваться. Где теперь добрый Матео? Своим громовым смехом он сразу бы развеял ее страх. Иногда ей казалось, что он уже не вернется. Ей хотелось бы поговорить об этом с Марко, но она заметила, что ему почему-то неприятно слышать имя друга. Купцы также избегали говорить в ее присутствии о Матео.

С двойным чувством тревоги и радости покинула Ашима дом. Но, когда она вышла на залитую солнцем улицу, ее тревога рассеялась. Носильщики, которые уселись отдохнуть в тени, услужливо вскочили при ее появлении. Мимо прошел мясник, на плече он, словно знамя, нес рогатину с нанизанными на нее кусками мяса. Вокруг вился рой мух. Он громко расхваливал свой товар. По улочке шли прохожие, кто медленно и степенно, кто торопливо и деловито; ремесленники сидели перед дверями своих мастерских и работали, четверо погонщиков отдыхали в тени чайного домика. Какой-то старый господин мелкими шажками пересек улицу. В руке у него была клетка с попугаем. Он, видно, вынес его на прогулку. Носильщик Ян отдернул шелковую занавеску паланкина и помог Ашиме сесть.