Неровный свет свечей озарял золотые скульптуры; ароматические палочки наполняли храм священным благоуханием. Люди упали ниц перед золотым идолом и, касаясь лицом пола, забормотали молитвы. Марко и Матео опустились на колени, чтобы не оскорбить чужой веры.

Огромный бог, казалось, насмешливо глядит на всех своими мертвыми золотыми глазами. Неприятное чувство, которое Матео испытывал еще на базаре, возросло, а вместе с ним возросла и тревога. Ашима была дома одна со слугами. Купцы отправились в деловое путешествие и вернутся не раньше чем через неделю. Матео мучительно захотелось выйти из храма и как можно скорее поскакать к Ашиме. Но он побоялся нарушить торжественную тишину и испытывал какой-то безрассудный страх перед могуществом этого чужого бога.

Марко, который не подозревал, что его друга терзали мрачные предчувствия, с интересом наблюдал за обрядом жертвоприношения. Четверо сильных слуг схватили черного барана, бросили его на пол перед идолом, а затем закололи на специально предназначенном для этого камне. Хотя языческий обряд глубоко оскорбил религиозное чувство Марко, он последовал за толпой, которая вышла вслед за монахами во двор.

Позади храма, у монастырской стены, стоял очаг. В котле кипела вода. Слуги содрали с барана шкуру, потом выпотрошили его и разрезали на куски.

Пока мясо варилось в котле, верующие под предводительством монахов вернулись в храм, бросились перед идолом на колени и в долгой молитве просили его послать здоровье новорожденному, который своим громким криком несколько раз нарушал торжественность священной церемонии. Собравшиеся здесь верующие считали, что этот маленький крикун с божественной помощью впитает в себя лучшие соки принесенного в жертву барана.

За свои труды монахи получили голову, ноги, сердце, печень, легкие и шкуру черного барана, да еще несколько кусков мяса.

Потом отец ребенка завернул вареное мясо в чистую холстину, чтобы нести его домой. Вокруг, болтая и смеясь, толпились родственники и друзья. Они радовались предстоящему пиру и в воображении уже лакомились нежным мясом годовалого барана.

Венецианцы облегченно вздохнули, когда вышли из монастыря. Бурное веселье людей, только что лежавших в пыли перед золотым идолом, ошеломило их. Женщины и девушки рвали весенние цветы на краю дороги, дети, резвясь и крича, бегали по лужайке, а мужчины, спускаясь с горы, оживленно разговаривали и шутили. За лотками, расставленными вдоль дороги, торговцы громко предлагали всякие сладости, маленьких резных божков, зеленый лук и куски жареной курицы.

— Я не понимаю этих людей, — задумчиво сказал Марко, придерживая коня.

— Не мешкай, — поторопил его Матео и после паузы добавил — Я беспокоюсь за Ашиму.

Марко встрепенулся:

— Почему? Ашима осталась дома. Что может с ней случиться?

Матео пробормотал что-то сквозь зубы.

— Ну говори, в чем дело? — настаивал Марко.

Матео нехотя рассказал другу о встрече на базаре.

— В Венеции я этого черта бросил бы в канал. Но здесь… Сам видишь, какие здесь обычаи. Кто знает, сколь могущественны их боги.

Гигантская статуя золотого божества произвела на Матео сильное впечатление.

Марко было досадно, что Матео готов поверить во власть чужих идолов, но подавил в себе это недоброе чувство. Мысль, что Ашиме угрожает опасность, заставила его скакать быстрее.

Последнюю часть дороги всадники уже мчались во весь опор. Торговцы и ремесленники, сидевшие прямо на улице перед своими лавками или мастерскими, провожали чужеземцев удивленными взглядами.

Ашима поджидала их — она стояла перед домом.

— Ты здесь, доченька? — воскликнул Матео, к которому сразу вернулось хорошее настроение. — Матео, ты что-то становишься пуглив, как суеверная старуха. — И, чтобы рассеять до конца свои опасения, он спросил — К тебе никто не приходил?

— Кто может ко мне прийти, мессер Матео? — спросила Ашима, удивленно взглянув на него.

— Мало ли кто… — проворчал Матео. — Ты самая красивая девчонка во всем Чаньчжоу.

Ашима смутилась.

— Да что ты сегодня болтаешь… — с досадой сказал Марко.

— Слышишь, Ашима? Он не верит, что ты самая красивая во всем Чаньчжоу… Может, ты видел кого лучше, Марко? — шутливо поддразнивал его Матео.

Постепенно хорошее настроение Матео передалось Ашиме и Марко.

После ужина Матео позвал их к себе, чтобы провести часок вместе. Они сели у пылающей жаровни. Сумеречный свет сочился сквозь окно, затянутое промасленной бумагой; на ней четко вырисовывалась тень ветвистого дерева, уже одетого зелеными листочками. Темная мебель комнаты усиливала царивший в ней полумрак, который создавал какое — то особое настроение и располагал к откровенной беседе.

На Ашиме было платье из красного шелка с вытканными пестрыми фигурками всевозможных зверей. Лицо ее было озарено теплым светом огня, пылающего в жаровне. Умиротворенность этого предвечернего часа, тихое, уже сонное чириканье птиц, тень листвы на окне — все это побуждало говорить о том, что обычно остается невысказанным.

— Сколько тебе лет, Ашима?

Узкая рука девочки теребила шелковую ткань. Ашима давно уже не была скована ржавыми цепями, но выше щиколотки у нее так и остался красный шрам. Едва заметный красный шрам.

— Не знаю, молодой господин…

— Она не знает, — повторил Матео.

— Не называй меня «молодой господин», — попросил Марко. — Во всяком случае, не сегодня.

Серый сумрачный свет растворил все предметы. Какая-то тень промелькнула на бумаге окна, но никто этого не заметил. Мимо пробежал человек и, видно, притаился где-то поблизости.

— Ты ведь не служанка.

— Да, ты не служанка, доченька.

— Не называй меня так. Ни сегодня, ни завтра… вообще никогда.

А у окна притаился человек.

Матео казалось, что на него всё еще смотрят мертвые золотые глаза чужого бога.

— Ты должна нам все говорить, Ашима. А теперь расскажи о красных горах твоей родины, — попросил он.

— Иногда я вспоминаю Венецию, — сказал Марко. — Там нет красных гор, но зато есть кипарисы. И большое каштановое дерево. Оно сейчас цветет у нас во дворе…

— Должно быть, мне шестнадцать лет, — сказала Ашима. — Так я думаю… Много лет тому назад мать рассказывала мне прекрасные сказания моего народа. Некоторые из них я и сейчас еще помню.

— Расскажи нам хоть одно, Ашима.

Комната уже полностью погрузилась в темноту, только угольки пылали в жаровне да белели три лица. Душа Ашимы вдруг освободилась от мучивших ее теней прошлого, ясный свет детских воспоминаний вспыхнул так ярко, что победил мрак тяжелых лет рабства.

— Мы тебя слушаем, доченька, — тихо проговорил Матео.

Рассказы матери она сотни раз повторяла про себя, поэтому они ясно сохранились в ее памяти, она помнила каждую фразу, даже каждое слово.

— Две тысячи лет тому назад в Индии жил один царь, — начала Ашима. — У него было три сына, которых он очень любил. Его кладовые были битком набиты всякими драгоценностями. Однако самым большим его сокровищем был конь с шелковистой белой гривой. Конь этот скакал быстрее ветра, казалось, его копыта едва касаются земли. Стоило сказать ему на ухо волшебное слово, и он подымался до облаков и переносил всадника с быстротой стрелы из одного конца страны в другой, Его длинная грива развевалась и сверкала на солнце, как огонь.

Многие ночи провел царь без сна, но никак не мог решить, кому из троих сыновей отдать этого чудесного коня. Наконец он придумал выход. Он выпустил коня на волю, позвал сыновей и сказал им: «Идите по свету и ищите белого коня. Он будет принадлежать тому, кто его найдет и поймает. Но только не ссорьтесь из-за него друг с другом».

Братья, всегда жившие в любви и согласии, отвесили отцу земной поклон. Они были довольны его решением и сразу же все вместе отправились на поиски.

Дважды наступало полнолуние, прежде чем они добрались до Куньмина, страны сияющего солнца, расположенной вдоль границы Индии. Там царила вечная весна, и на красной плодородной земле все цвело круглый год. Старый рыбак рассказал им, что видел в горах белого коня и хотел было поймать его, но тот взвился ввысь и огненным облаком унесся вдаль.