Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Что же это право за день такой, — подумалось ему, — всё — не слава богу!

— Ах, барин! — жалобно пролепетала девушка, — да ведь Данила и не уезжал никуда! Разве его Абуджайская-то Шаль на дорогу выпустит?!

— О чём ты? — насторожился Николай.

— Да как же вам сказывать-то, барин? — ещё горше зарыдала девушка, — вам ведь что не скажи — всё не верите!

— Да ты говори! Мало ли… Ты рассказывай, не бойся, уж, кажется, я нынче всему поверю…

Всхлипнув, Дарёнка жалобно пролепетала:

— Из имения-то только пять человек по своей воле уйти могут: управляющий с женой, бабка Пелагея, да Агафья с внучкой. Остальным дорога Абуджайской Шалью перекрыта, ещё с незапамятных времён! Данила даже если бы и захотел уйти — не смог бы!

— Отчего же его Генрих Карлович в город послал, разве ж он не знал?!

— Знал… отчего ж не знал! Только не можно сюда чужих людей привести — зачарованное место это! Самим надобно злодея изловить, что на людей нападает! А Данила пропал… — лицо девушки снова жалобно скривилось, — может и он где с проломленной головою в непролазной чаще лежит и на помощь ему никто не придёт!

И совсем расстроившись, Дарёнка снова беззвучно расплакалась, глотая горькие слёзы.

— Вот что, Дарёна! — Николенька решительно оттёр ей слёзы горячей ладонью, — мы с тобою должны всё отцу рассказать! И Генриху Карловичу! Авось вместе что и придумаем, не оставим в беде твоего братца!

— А батюшка ваш? — опасливо спросила Дарёна, — не осерчает, что Данила-то наказ не выполнил? Да и господина Мюллера подведём!

— Не осерчает, — чуть подумав, отвечал Николенька.

Дмитрия Степановича с господином управляющим решено было поджидать тут же, благо другой дороги с кладбища всё одно не было. Пока ждали, Николай разговорился с расстроенной девушкой, стараясь беседой отвлечь её от печальных дум.

— А что, Дарёна, правду говорят, что Шаль в пожаре сгорела?

— Навряд ли, — задумчиво покусывая травинку, отвечала девушка, — слыхала я, что не горит она и в воде не тонет. Вот только куда запропала? После смерти Старой Барыни её никто не видел. Хотя — узнать её мудрено!

— Отчего же?

— Старая Барыня её всегда на плечах носила. Оденет она, к примеру, платье белое, а Шаль тут же светлым кисейным платком обернётся! А оденет черное-то, так и Шаль чёрная становится, а то ещё цветами красным расцветёт! К любому наряду она подходила и всяк своё обличье меняла. На деревне все бабы в платках ходят, поди, узнай, может какая, и Шаль Абуджайскую на себя одела?!

— А коли Шаль у любого отыскаться может, так тот и дорогу, верно, открыть сумеет?

— Нет, — печально покачала головой девушка, — Шаль Абуджайская заговорённым словом охраняется и рукам чужим не подвластна. Только тот, кто со Старой Барыней одной кровью связан, может Шалью повелевать.

— А поговаривают, что третьего дня кто-то Дверь в мир Нуагурцев открывал, — осторожно заметил Николай, пристально глядя на Дарёнку.

— Две-ерь?! — недоверчиво протянула девушка, — ну уж это враки! Ни одна Дверь не открывалась в Полянке с той поры, как Старая Барыня сгорела! Некому их открывать…

Она придвинулась ближе к Николаю и горячо заговорила, глядя ему прямо в глаза:

— Я вот думаю, что Шаль сама схоронилась до поры, а теперь беспременно найдётся, коли батюшка ваш приехал, дайте только срок!

Николай снова и снова прокручивал в мыслях все новости, услышанные им сегодня. Как же так? Выходит, что солгал Володенька? Нафантазировал по детской своей простоте, а он Николенька ему и поверил? А может Дарёнка лукавит? А впрочем, что ж ей лукавить? Ведь и Генрих Карлович о том говорил, не может чужой Шалью пользоваться! Не подвластна она ему! А в то же время мальчик был так убедителен в своём рассказе, что право трудно и ему не поверить? В чём же загадка?

— А что Марья? — внезапно спросил Николай.

— Что, Марья? — удивилась девушка.

— Ну да, Марья. Ты ведь говорила про неё. Помнишь? Могла бы она на расстоянии взмахом руки человека с ног сбить?

— Могла, — ни секунды не раздумывая уверенно подтвердила Дарёнка.

— Постой-ка, — проницательно добавила она, — уж не думаешь ли ты, что это она мальчишку вашего с моста скинула?

— Володя утверждает, что так оно и было, — тихо отвечал Николай.

— Ну, она, конечно, скинуть-то могла, — недоверчиво протянула девушка, — да вот только зачем ей? Показалось видно, мальчишке вашему. Марья, конечно, не добрая, но ребёнка, забавы ради с моста в воду кидать не станет!

Увлёкшись занимательным разговором, они чуть было не просмотрели Дмитрия Степановича и господина Мюллера.

Надобно сказать, что недавнее недоверие Дмитрия Степановича к своему управляющему совершенно прошло, и они вновь чувствовали друг к другу симпатию, как и в самом начале знакомства. Взаимное расположение, однако, не мешало им о чём-то отчаянно громко спорить, бурно жестикулируя при этом. Но благодаря этим звучным выкрикам, Дарёнка и Николай, наконец, заметили их и, спохватившись, бросились вдогонку.

Глава 11

Госпожа Видящая

Меж тем Дарья Платоновна с детьми и гувернанткой благополучно добрались до дома.

Всю дорогу госпожа Перегудова без умолку вещала на разные темы: о значении хорошего образования для развития подлинно высоких чувств; о правильном воспитании детей; о необходимости благоустройства имения, словом всё то, о чём способна часами говорить любая женщина, причём каждая уверена, что только она знает всё о предмете беседы. Но настоящие свои мысли Дарья Платоновна не открывала никому, хотя они настолько занимали её, что она даже не заметила отсутствия сына и на редкие вопросы мисс Флинт отвечала столь невпопад, что даже Катенька очнулась на время из своего безмятежного оцепенения и взглянула на мать с неподдельным изумлением.

Войдя в дом, Дарья Платоновна тотчас оставила своих спутников, сославшись на невыносимую головную боль, и с прытью завидной для дамы столь почтенного возраста ринулась в библиотеку. Лишь только захлопнув за собой дверь, и повернув ключ в замочной скважине дважды, она, наконец, перевела дух.

В комнате было тихо. Тяжёлая крепкая дверь и плотно зашторенные окна не пропускали звуков снаружи (окна в библиотеке вообще открывали редко, дабы безжалостное солнце не выжгло своим ярким светом страницы драгоценных книг). Дарья Платоновна постояла немного, пока её глаза не привыкли к полумраку. Затем она зажгла свечи в канделябрах и, глядя на себя в зеркале, провела рукою по морщинистому лицу, словно стирая значительно-надменное выражение, столь приличествующее супруге господина, занимающего высокое положение в обществе. Удовлетворённо кивнув своему отражению, Дарья Платоновна села за стол и затаив дыхание, раскрыла старинную рукопись древнего прадеда Дмитрия Степановича. Разгладив ладонями пожелтевшие страницы, она придвинула к себе оставленные мужчинами в беспорядке таинственные предметы — широкий потёртый кожаный пояс и скипетр, изготовленный из блестящего серебристого металла.

Тут надобно сказать, что всю жизнь свою Дарья Платоновна ждала, что вот-вот произойдёт с ней что-то необыкновенное! Особливо смолоду грезилось ей небывалое и чудесное, а спроси — что? И сама не знала! Так и всю жизнь свою жила мечтами да фантазиями — до самых преклонных лет. Бывало, увидит сон — красочный, яркий, такой, что сердце в груди защемит, вскочит с кровати взбудораженная — вот оно знамение! Теперь всё в моей жизни измениться, всё по-другому пойдёт — но!.. Жизнь шла своим чередом, замужество, дети, визиты, салонные разговоры, вот уж и старость подкралась незаметно и всё чаще, глядя в зеркало, качала Дарья Платоновна печально головой. Нет! Чудеса в жизни может и есть, но не для этой старухи с потухшим взглядом и усталым лицом, изборождённым мелкими морщинами, в помятом чепце, сбитом набекрень и выглядывающими из-под него клочками седых волос накрученных на тряпичные папильотки.

Не подумайте только, что она была несчастна! Вовсе нет! Вольготно и радостно жилось ей в родительском доме окружённой заботой папеньки и маменьки! Прямо из родительского гнезда выпорхнула она вить собственное семейное гнёздышко, и рядом оказался удачливый и домовитый красавец муж, бесконечно любящий и горячо любимый. Дети — её гордость и предмет всестороннего обожания, не принесли в её жизнь никаких особых забот, радуя покладистыми характерами, послушанием и трудолюбием.

37
{"b":"134186","o":1}