— Ничего, Генрих Карлович, — в который раз шептал Перегудов, бессильно прислоняясь к влажной каменной стене, — чай не останемся здесь, хватится народ, искать пойдут… огня только нет, худо без огня, ну да ничего! Ничего…

Первое время, как погасли светильники, они пытались разыскать хоть один, безуспешно обшаривая обрывистый берег холодного озера. Дмитрий Степанович даже влез в воду, пытаясь отыскать пропажу, но рука его в воде наткнулась на скользкое упругое тело, и он поспешно выскочил на берег, напуганный неожиданным прикосновением.

— Да ну их, — в досаде говорил Перегудов, передёргиваясь от гадливости, — что толку доставать, всё одно намокли!

Следующей попыткой его было пройти по бечёвке до конца коридора. Но бечёвка была слишком коротка, а коридор бесконечно длинен и потому несчастным путникам не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать подмоги.

Вскоре их начали мучить голод и жажда. Жажда донимала тем сильнее, что тёмные воды подземного озера простирались от них в двух шагах, но никто не решался приблизиться к воде, откуда временами раздавались всплески и хлопанье крупного животного. Наконец, мучимый нестерпимой жаждой Генрих Карлович не выдержал и поддерживаемый Перегудовым спустился к воде, зачерпнул полный картуз и поспешно вернулся назад. Друзья напились, но теперь их всё сильнее доставал голод. Чтобы отвлечься, путники разговаривали, перебирая вполголоса все известные им темы, но вскоре иссякли и они. Утомлённый Генрих Карлович задремал, а Перегудов сидел молча, бессмысленно тараща глаза в полной темноте.

Наконец и Дмитрий Степанович прикрыл усталые глаза, не переставая чутко вслушиваться в гулкие звуки, время от времени раздававшиеся в тишине со стороны озера. Незаметно для себя задремал и он, зябко кутаясь в короткий летний сюртук.

Что произошло далее, не Дмитрий Степанович, ни его любезный товарищ Генрих Карлович, долгое время не могли вспоминать без внутреннего содрогания!

Внезапно вся огромная пещера озарилась яркими вспышками и огласилась громкими выкриками, которые раздавались со всех сторон. Всюду, на сколько хватало глаз, по озеру двигались узкие юркие лодчонки. Люди сидевшие в них громко смеялись, переговаривались и протягивали друг другу руки.

Обрадованный Дмитрий Степанович хотел, было встать со своего места, и броситься навстречу, появившимся из ниоткуда людям, но что-то в их облике заставило его насторожиться, и он не сдвинулся с места.

Вскоре лодки причалили к берегу и люди сошли на твёрдую землю, неподалёку от затаившихся друзей. На берегу их поведение странным образом изменилось. Мужчины и женщины, старики и молодые суетливо передвигались по земле, временами натыкаясь друг на друга, и не замечая этого, продолжали исступлённо нестись в безумном марафоне. Голоса их раздавались всё глуше, звонкие выкрики женщин стали хриплыми, силы оставили их тела, а они всё неслись в бесконечном беге по каменистым берегам притихшего озера, спотыкаясь и жалобно плача. Наконец обессиленные они сели в свои лодки и поплыли к другому берегу. Снова их лица приобрели осмысленное выражение, они тянулись друг к другу, выкрикивая имена, но их утлые судёнышки неслись одна мимо другой, постепенно теряясь во мраке.

— Что это было? — потрясённо спросил Дмитрий Степанович.

— Не знаю… — задумчиво отвечал Генрих Карлович, — но что-то мне подсказывает — мы правильно поступили, не показавшись им на глаза, к тому же я увидел среди них одну знакомую особу. Встреча с этой дамой и на поверхности не сулит ничего хорошего, а уж здесь под землёй… нет, Дмитрий Степанович, будем ждать других спасителей!

Не успел Генрих Карлович произнести свою речь, как из бокового прохода вновь послышались громкие голоса. Друзья вновь затаились, с недоверием относясь ко всяким неожиданным встречам в коварном подземном царстве, но вскоре к своему глубочайшему облегчению услыхали, как выкликают их имена.

— Дмитрий Степанович! — надрывался веснушчатый Тимошка, стоя в нескольких шагах от притихшего Перегудова, — Генрих Карлович, где вы? Отзовитесь!

Наконец, удостоверившись, что перед ними обычные деревенские жители (если только жителей Полянки вообще можно назвать обычными!) Дмитрий Степанович и Генрих Карлович выбрались из своего убежища и были радостно встречены взволнованными их пропажей Слипунами.

— Ох, и напугали же вы нас, душа моя! — выговаривала Дарья Платоновна своему супругу, в то время как он вместе с Генрихом Карловичем, самозабвенно поглощал аппетитные яства, коими уставили широкий деревянный стол, доселе столь нелюбезные Стражи.

Отец Никон, Виктор и компания летунов, находились там же, с усердием воздавая должное богатому угощению. Несмотря на спартанский образ жизни, который преимущественно вели Слипуна, гостей своих они кормили на славу, стараясь угодить новым хозяевам. Посредине стола стояло огромное блюдо с выложенными на нём кусками сочного, поджаренного на костре бараньего мяса, от которого в воздухе стоял необыкновенно дивный аромат! В миске поменьше янтарные ломти вяленой рыбы (жир с неё капал тонкой струйкой и нежное мягкое мясо таяло во рту не вызывая необходимости работать зубами!). Жареная форель, украшенная красной, кисловатой на вкус ягодой, толстые колбаски, с подрумяненными бочками, чашки, полные лесных орехов и ягод стояли возле каждого гостя, мёд светлый и тёмный в больших деревянных плошках и в довершение ко всему пенистое сладко-кислое вино!

Подождав, когда гости утолят первый голод, рыжебородый Савелий начал разговор.

— Мы вас, Дмитрий Степанович, уж не один год в гости-то ждём! — задумчиво барабаня пальцами по столу, начал он, — дела запущены, народец от рук отбивается… вот вы, скажите-ка мне, — перегнулся Савелий через стол, — бывали вы на Совете?

— Нет, — пожал плечами Дмитрий Степанович, примериваясь к новому куску золотистой, поджаренной рыбы.

— Я так и думал! — откинулся назад Савелий, — а отчего же, позвольте спросить?

Что-то в его голосе заставило Перегудова насторожиться.

— Так не время ещё, — хитро сощурив глазки, отвечал он, — вот управлюсь с делами, тогда перед Советом и показаться не стыдно! А пока что обожду…

— Что за дела такие? — насмешливо спросил Савелий, — уж не поиски ли Абуджайской Шали? Поговаривают, что потерялась она, а новые Видящие, дескать, обойтись без неё не могут! Видящие, которые не видят! Так ли?

Дмитрий Степанович насупился, отложил в сторону недоеденный кусок и аккуратно вытер руки чистой тряпицей.

— А дела мои такие, староста, — тихим голосом начал Перегудов, — что тебе и знать бы ни к чему, не по чину вопрос задаёшь! А вот я к тебе вопрос имею!

Дмитрий Степанович упёрся крупными руками в стол, наклоняясь вперёд всем своим большим грузным телом.

— Где человек мой, Данила?!

За столом разом стало тихо.

Савелий привстал со своего места и прошипел, глядя Перегудову прямо в глаза.

— Мы сами решим его судьбу! Наличие скипетра ещё не всё! Вы не можете быть Видящим, пока вас не назначит Совет! — Савелий раздражённо отмахнулся от белокудрого, который пытался его остановить, — вот только без Шали вам на Совет не попасть! И кто вы есть?! Простые смертные! Что вы здесь можете решать?! Ничего!

— Уж будто? — с нарочитым спокойствием усомнился Дмитрий Степанович, теребя пушистые бакенбарды, — так, стало быть, ты тут начальство? — голос Перегудова, вначале тихий окреп и угрожающе зазвенел, — какие заслуги приписал ты себе, деревенский староста, что мне, хозяину своему указывать вздумал?!

Огромный, волосатый кулак Дмитрия Степановича с грохотом опустился на стол.

— В имении моём?! — голос Перегудова уже звучал подобно львиному рыку грозно и беспощадно, — на страже, чьих интересов поставлен ты, смерд?! Моих?! Так изволь ответ держать за бесчинства, что творятся в деревне! А может, ты свои интересы блюдёшь? Так напомню, что не для того ты вызван сюда! Утвердит меня Совет или нет, да только, — Дмитрий Степанович помахал перед лицом остолбеневшего Савелия толстым крепким пальцем с желтоватым, прокуренным ногтем, — ты мне верой и правдой на моей земле служить обязан! Ты и все соплеменники твои!