— Хорошо здесь, в деревне-то, верно Дмитрий Степанович? Дом добротный, эдак всё с удобствами устроено! Народ хороший…

— Дашенька, ежели ты об утрешнем деле, так пустое, дети — всякое бывает! Помнишь ли, как Николенька наш из коляски выпал, да на полном скаку! И ведь все рядом сидели и ты и я и Ёра Семёнович, дядька Николенькин, а всё не доглядели! Глазом никто не успел моргнуть, как он — фрррь…! И был таков! Разве ж углядишь за пострелятами? Я вот думаю надо мисс нашей, Флинт, Ёру Семёновича в помощь поставить. Николаша давно вырос, в дядьках не нуждается, да и Ёра не у дел…

Дарья Платоновна, всё более мрачнея лицом во время мужнина монолога, невежливо прервала его:

— Полно мне, Дмитрий Степанович, зубы-то заговаривать! Уж, чай, я не мисс Флинт, успокаивать меня не надо, сама троих детей вырастила, на ноги поставила и знаю! — Дарья Платоновна напряглась и повысила голос, чуть приподнявшись в кресле, — я знаю, что обошлась добром детская-то шалость — и ладно! Бог оберёг, и слёзы тут проливать не о чем, а догляд — удвоить! Решение твоё об Ёре Семёновиче я одобряю, и толковать тут не о чем! — она немного помолчала, разволновавшись и собираясь с духом.

— Я ведь, Дмитрий Степанович, о другом говорить пришла…

Перегудов, внимательно посмотрев на супругу, неторопливо присел на соседнее кресло.

— Ты вот что расскажи-ка мне, душа моя, — наклонилась к нему Дарья Платоновна, — ты ведь впервой-то сюда боле трёх лет назад приехал, так ли?

— Так, матушка, — осторожно подтвердил Дмитрий Степанович.

— А уж после-то, как дом строили, вы с Фёдором, почитай, каждую неделю сюда приезжали, так ли?

— Так, — чуть помедлив, подтвердил и это Перегудов.

Так объясните же, Дмитрий Степанович! — голос Дарья Платоновны задрожал, — как же это вы с Фёдором не узнали давеча дороги? Да полно, батюшка! Сюда ли вы ездили-то, почитай три года! Ведь дорог то здесь всего две! Одна направо, другая — налево! Не десять, батюшка, ни двадцать — две!!! А вы, как дитё малое, в двух соснах заплутали!

Дмитрий Степанович в изумлении посмотрел на жену. Дело принимало совершенно неожиданный, и даже невозможный оборот!

— Да ты что, Дашенька, — растерянно пролепетал он, — в чём ты меня обвиняешь?

— А в том, Дмитрий Степанович, — Перегудова с достоинством поднялась с кресла, — что прожили мы с вами жизнь долгую, детей, внуков нажили, да видно верно говорят: Седина в бороду — бес в ребро! что ж…, - голос её вновь задрожал, — я не молода, и собою уж может и не хороша, да только стыдно вам Дмитрий Степанович! Перед людьми должно быть стыдно! Ведь и вы Дмитрий Степанович не молоды! И…, - тут силы ей изменили и, обливаясь слезами, она рухнула в кресло.

Совершенно сбитый с толку, Дмитрий Степанович несколько мгновений молча взирал на неё. (Тут надобно заметить, что супругом Перегудов был всегда примерным. Бывало, конечно, приглянется какая красотка, так ведь и волочиться было недосуг! Карьера, дети малые, жена, дом, прислуга — куда там! До флирту ли тут, только успевай поворачиваться!) Осознавая всю нелепость подобных обвинений, Дмитрий Степанович, пытался, однако утешить рыдающую Дарью Платоновну, неловко поглаживая её по склоненной голове.

— Полно тебе, душенька, полно, успокойся, дети услышат, прислуга…

— Пусть слышат, страстно прошептала Дарья Платоновна. — пусть! Да для кого же это будет новостью! Уж, небось, Фёдор похвалялся в людской о ваших-то похождениях! — такая мысль с новой силою расстроила Дарью Платоновну, а на Перегудова произвела отрезвляющее действие, он вдруг опомнился и не на шутку рассердился.

— Ну вот, что, Дарья Платоновна! Это вы в чём же обвинить-то меня вздумали!? Уж не желаете ли вы сказать, что я не порядок в хозяйстве к вашему-то приезду устанавливал, а с городскими кокотками время проводил? Да вы Дарья Платоновна в своём ли уме?

— Я то в своём уме, — запальчиво выкрикнула супруга, — а вот вы то, Дмитрий Степанович, три года ездить и дороги не знать? Что же это с вашим умом то такое приключилось?

— Да знаю я дорогу, — не удержавшись, рявкнул её муж и ударил кулаком по столу, заставив Дарью Платоновну вздрогнуть и испуганно замолчать, — знаю я дорогу, — чуть тише повторил Перегудов, — сто раз по ней езживали… и я и Фёдор. Каждый кустик нам известен. Да что там! Глаза, кажется, закрой, да и то дорогу найду! Я ведь, матушка, всяко представлял, как мы вместе по дороге то ехать будем и всё я вам рассказывать буду, как тут, да и что…

Перегудова вновь залилась безудержными слезами.

— Да, что ж это вы, Дарья Платоновна, — гораздо мягче воскликнул её супруг, — да разве ж мог я когда, с вами то так поступить! Стыдно тебе, Дашенька, невесть что подумала. Это в мои то лета…! — Перегудов неожиданно развеселился, — вот уж не гадал, не думал, что на старости лет этакие страсти испытаю!

Дарья Платоновна пристыжено помолчала и робко осведомилась:

— Так ведь тогда как же? Что же на вас с Фёдором, порчу какую навели? Как же вы заплутали там, где и младенцу мудрено запутаться?

Дмитрий Степанович энергично прошёл по комнате из угла в угол.

— А вот это, знаешь ли, Дашенька, загадка! Сам всё утро думаю, с Фёдором вон гадаем, а понять ничего не можем! Словно бы взяли две дороги, да и местами поменяли, чудеса, да и только!

— Чудеса, батюшка, только в сказке бывают, — резонно молвила Дарья Платоновна, — а вы верно, с Фёдором всю дорогу настойку сливовую попивали, что я в корзине в вашей же коляске поставила!

— Да что ты Даша, ей-богу! — поморщился Дмитрий Семёнович, что ты право во всех смертных грехах нас обвиняешь! Да не пили мы той сливовой настойки и не знали даже, что в корзине-то стоит!

— Ну-ну… — неопределенно промолвила Дарья Платоновна, вставая с кресла, — уж не обессудьте, Дмитрий Степанович, ежели, что не так сказала! Пойду я, по хозяйству дел полно…

Она поднялась и озабоченная новою мыслью мелкими шажками вышла вон из комнаты.

Перегудов в совершеннейшем изумлении посмотрел ей вслед:

— Так это что ж? Явилась, обозвала меня распутником и пьяницею и пошла, хлопотать по хозяйству? Однако…

Дарья Платоновна меж тем быстро и уверенно шагала к кладовой комнате, примыкавшей к большой удобной кухне на первом этаже, где с вечера в беспорядке были свалены привезённые с города припасы.

С нетерпением, открыв крышку большой плетёной корзины, Дарья Платоновна увидела ровный ряд плотно закупоренных бутылей со сливовой настойкой, аккуратно переложенных для сохранности золотистой соломой. Старушка некоторое время взирала на открывшуюся ей картину, шевелила губами, трогала пальцем бутыли, пересчитывая и, наконец, горько вздохнув и плотно закрыв крышку, тяжело поднялась с колен.

Все до одной бутыли были целы!

На следующий день все обитатели дома занялись различными делами. Настенька и Володя, изнывая от обрушенных на них непомерных строгостей, находились под неусыпным надзором мисс Флинт и молодой матушки.

Дмитрий Степанович с управляющим господином Мюллером с утра отправились смотреть работы в яблоневом саду, с жаром обсуждая возможность постройки собственной винокурни.

Дарья Платоновна энергично руководила разбивкой цветочной клумбы перед домом, давая двум бестолковым и смешливым девицам, призванным ей помогать, равно бесполезные и противоречивые советы. Дело у них при таком раскладе двигалось плохо, что Дарью Платоновну неимоверно сердило, а легкомысленных девиц только смешило.

Юный Виктор, удачно избежавший всяческого надзора (в тот день как-то оказалось, что всем не до него!), прогуливался по деревне и, завидев любопытные взгляды, брошенные на него местными жителями, принимал вид гордый и важный. Он снисходительно осмотрел деревянные домишки с соломенными крышами, постоял, глядя на мельницу, одобрительно кивая и похлопывая прутиком по голенищу сапога, словом чувствовал себя превосходно! Да и то, правда! В городе-то в гимназии — кто он был? Один из многих. Хоть отец-то у него и был светилой в науке, да что ж! У других-то мальчишек отцы не хуже, а то и повыше рангом! А кто из его товарищей родовитостью и богатством не славился, тот всегда мог способностями к учению блеснуть, а тут уж Виктор точно был слабоват!