Заочный спор о том, когда жизнь была лучше — при немцах или при советской власти — не прекращался в течение всего 1944 г. Иногда его провоцировала сама власть. В справке УНКГБ от 14 ноября 1944 г. сообщалось о реакции на извещение отдела торговли Ленгорсовета, опубликованного в «Ленинградской правде» 3 и 4 ноября. Речь шла о выдаче к празднику 10 грамм лаврового листа и 10 грамм перца. В связи с этим были зафиксированы следующие высказывания:
«...У немцев жить плохо только по словам нашего радио, а на самом деле у нас хуже. Вот дали к празднику перцу с водкой, пей да закусывай» (работница завода ВАРЗ Е.);
« ...Вот обрадовали к празднику, объявили перец и лавровый лист. Населению нужны не слова, а дела. Какой же это праздник» (продавщица магазина Окт. района К.);
«...Ждали, ждали мы выдачу, а объявили нам перец и лист лавровый, а вот как с нас сдирать — то задумываются — то заем, то лотерея» (санитарка госпиталя № 103 С.);
По данным УНКП, с 4 по 8 ноября 1944 г. было зафиксировано более 30 случаев подобных высказываний, в связи с чем начальник УНКГБ предложил «на будущее время продажу таких продуктов как перец и лавровый лист производить без объявления об этом в печати»377.
В отчете за 1944 г. Московского РК ВКП(б) сообщалось о том, что группа работниц закройно-вырубочного цеха фабрики «Скороход» вела разговоры о хорошей жизни при немцах в Ленинградской области, которые были прекращены только после вмешательства агитатора Фомичева, предъявившего письмо одной из работниц цеха о зверствах немцев по отношению к ее родственникам в Ленинградской области378.
Тем не менее уровень жизни в Ленинграде оставался настолько низким, что это нашло отражение в широко распространенном среди молодежи анекдоте, относительно того, кому можно попасть в Ленинград: «корова и лошадь попасть в Ленинград не могут, въезд может быть разрешен только ослу». Информация о таких настроениях была направлена в горком ВКП(б)379.
Кроме того, в условиях возвращения ранее эвакуированных и многочисленных трудностей, связанных с этим, в городе вновь появились проявления антисемитизма в форме многочисленных разговоров о том, что желающие вернуться в город представители еврейского населения могут без проблем «по блату» устроиться там, где они захотят380.
Продвижение Красной Армии на Запад и отношения со странами Центральной и Восточной Европы неизменно вызывали множество разговоров и суждений. Партинформаторы районов во всех своих сообщениях в Смольный отмечали «большой интерес к вопросам текущего момента, международного и военного положения»381. Табу на обсуждение внутриполитических вопросов приводило к тому, что вопросы внешней политики вызывали повышенный интерес. За критическое отношение к «внешней политике» никого не сажали. Вопросы, которые задавались на встречах с лекторами и партинформаторами, показывают, что рабочие интересовались не только Финляндией и вторым фронтом, но и «далекими странами» — Болгарией, Румынией, Францией, Турцией и Китаем382.
Пришли победы, и стали забываться прежние обиды на власть. Быстро восстанавливалась утраченная некогда вера в будущее и великодержавное сознание, и, соответственно, изменялось представление о Сталине, который стал идеальным выразителем советской державности — появились разговоры о будущем, о послевоенном устройстве мира, новой роли России в мировой политике. В откликах населения на выступление Сталина, посвященное XXVII годовщине Октябрьской революции, его называли « самой яркой фигурой нынешней эпохи»:
«Когда лет через 50 историки будут рассматривать настоящий период, то, безусловно, самой яркой фигурой эпохи будет Сталин. Россия теперь выступает как страна, наводящая порядок в Европе (чл.-корр. АН, профессор Л.П.К.)383.
Часть горожан была недовольна мягкими условиями договора о перемирии, предложенного Финляндии, видя в этом давление на СССР со стороны союзников. Рабочие ст. Пассажирская Варшавского узла после беседы об отношениях с Финляндией в связи с отказом последней от условий перемирия пожелали «более активно ее бомбить», а после разгрома финских войск «установить там такой же порядок и государственный строй как в прибалтийских республиках»384. Рабочих интересовало будущее Румынии (мы ее освободили, а «кому отойдет освобожденная земля?»)385.
В отличие от партийных информаторов, сообщавших о реакции рабочих на события международной жизни, УНКВД фиксировало в основном настроения интеллигенции, которая в большинстве своем, тоже не поддерживала чрезмерно «либеральной» политики Кремля в отношении Финляндии386.
В конце 1944 г. интеллигенция Ленинграда заговорила о новой роли СССР в международных отношениях, о Японии, которая впервые была названа агрессором, а также о будущем Германии. Общим для этих настроений было то, что все говорили не только о военных, но и дипломатических победах СССР:
«...Итоги истекшего года поразительны. Хотя военные задачи еще занимают первое место, но все больше привлекается внимание к послевоенному устройству. Мы выиграли сражение не только на полях битвы, но в и в кабинетах дипломатов. С нами сейчас считаются все страны и все политические деятели» (доктор педаг.наук., проф. Б.Г.А.) ;
«Если не говорить о чисто военных итогах истекшего года, то другой главной нашей победой является то, что мы стали в центре внимания всего мира. Интерес и симпатии к СССР никогда не были так велики, как сейчас. В отношении Италии, Франции, Югославии, Болгарии восторжествовала наша точка зрения — это показывает в какой степени сейчас считаются с нашим мнением. Характерно, что в Америке один из главных предвыборных вопросов — это вопрос об отношении к СССР. Прямолинейная политика Рузвельта в этом вопросе поможет ему быть избранным значительным большинством голосов» (директор ФТИ АН СССР, проф. П.И.К.);
«Никаких намеков на раздел, на уничтожение государства. Наоборот, за Германией будут, по-видимому, сохранены ее права на самостоятельность настолько, что может возникнуть опасность новой агрессии с ее стороны» ( засл. артист театра им. Пушкина Я.О.М.)387.
Несмотря на то, что большая часть интеллигенции восприняла сообщение об установившемся «между нами и нашими союзниками единодушии и согласии» как «очень серьезное и убедительное», в конце 1944 г. население по-прежнему волновал вопрос о будущих отношениях СССР с ними. Партагитаторов справшивали: «Будет ли Советский Союз воевать с Великобританией и США после победы над Германией?388.
Итоги Ялтинской конференции развеяли многие из существовавших опасений, еще более укрепив авторитет Сталина и породив уверенность в том, что отношения с союзниками будут развиваться в конструктивном ключе. В то же самое время очевидной для многих стала неизбежность войны с Японией, особенно после денонсации пакта о нейтралитете389.
Рассуждения населения о странах-противниках СССР в войне весьма любопытны. Во-первых, не было однозначно негативного отношения ко всем странам, входившим в прогерманский блок. Некоторые союзники Берлина сами подчас воспринимались как жертвы нацизма. Во-вторых, несмотря на активно проводимую советской пропагандой кампанию по разжиганию ненависти к немцам, при, в целом, негативном к ним отношении, выделялись те, кто, по мнению ленинградцев, нес большую ответственность за совершенные преступления. В-третьих, представления о психологическом типе немцев влияли на выбор жесткого и бескомпромиссного к ним отношения после войны, который разделяла и власть.
Сближение с церковью: обманутые ожидания
Если бы большевики всегда так относились к церкви как теперь, то весь бы народ на руках носил бы их и боготворил. Русскому народу немного надо. Ему только сохрани его обычаи и он за это самое — жизнь свою отдаст за тебя. А все же спасибо Советской власти.
Нынче у нас действительно пасха. Еще бы хоть по одному колоколу повесили.
