Как ленинградцы усвоили «уроки блокады»? Попытались ли они на тайных выборах подтвердить те сомнения, которые возникли у них в тяжелейшие месяцы 1941—1942 гг. относительно режима или же «простили» тех руководителей партии и правительства, кто был отчасти повинен в смерти и страдания сотен тысяч людей, подчиняясь старому правилу, что победителей не судят?

Военные месяцы 1941—1942 гг., высветившие основные черты ленинградского руководства в период блокады, а также режима в целом, оказали серьезное воздействие как на власть в целом, так и на ее отдельных представителей. Блокада способствовала появлению диссидентов в стенах Смольного и других властных структурах города (армии, прокуратуре, среди руководителей предприятий). Спектр диссидентских настроений в последние месяцы войны был достаточно широк — от критики отдельных лиц и мероприятий, проводимых властью, до неприятия режима в целом. Не случайно, что эти явления имели место, прежде всего, во властных структурах,  где была возможность получения всесторонней информации о положении не только в городе, но и в стране в целом.

События, которые служат основой для интерпретации сущности настроений в рассматриваемый период, — это выборы в Верховный Совет, проведение государственных займов, суды над военными преступниками и др. Наряду с высказываниями во славу Сталина и советской политической системы УНКВД ЛО были отмечены заявления, квалифицировавшиеся как «дискредитация советской демократии, Сталинской конституции и избирательной системы». Внимательное же прочтение сводок УНКВД наводит на мысль о том, что далеко не все смирились с существовавшим режимом, высказывались различные альтернативы существующей системе руководства. По крайней мере, идея реализации демократии через сосуществование различных политических партий, достаточно отчетлива в ряде приводимых ниже цитат. Характерно, что в зафиксированных агентурой суждениях, не было никакого упоминания о пережитом в годы войны, о накопленной обиде на «власть» и т.п. Однако, критика режима дана очень убедительно и полно. Война не перевоспитала его противников, напротив, выкристаллизовала сомнения и особенно в районах Ленобласти, находившихся во власти немцев, способствовала возникновению там целого слоя «инакомыслящих».

Однако у каждого был свой путь. Помощник областного прокурора И.О.Перельман, всю войну проработавший в Военной прокуратуре, непосредственно участвовал в контроле за деятельностью одного из райотделов НКВД Ленинграда, присутствовал при допросах лиц, обвинявшихся в совершении, в числе прочего, и контрреволюционных преступлений и, в конце концов, сам стал одним из обличителей советской политической системы. Наверное, подследственные оказывали влияние и на правоохранительные органы, со временем «распропагандируя» их. Перельман, назначенный в конце войны на должность помощника областного прокурора, вынес суровый приговор декларативности сталинской конституции:

«Наша Конституция такая, как она написана и утверждена, — самая демократическая конституция в мире. Это так. Но в том-то и дело, что написана она, как и многие другие наши постановления и законы, исключительно для обмана народа.

«Право на труд». Это фраза для дураков из-за границы. Разве у нас есть право на труд? У нас человек обязан работать даром, и он не может не работать под страхом тюрьмы, а ему говорят — ты осуществляешь высокое право на труд... Ни один пункт Конституции о свободах не выполняется. Где свобода собраний, печати, где она? Вы можете свободно говорить только то, что вам приказано....

Человек не желает работать на этом заводе, не желает покупать заем, не желает хвалить нашего руководителя и т.д., а его заставляют не только это делать, но еще требуют, чтобы он всех уверял, что он хочет это делать».

В связи с этим заявлением Перельмана УНКГБ готовило его арест⁹⁹. Естественно, что информация о подобных случаях (Перельман и др.) передавалась в Москву, давая еще один повод Кремлю усомниться в лояльности Ленинграда. Более того, имелись факты и прямых выпадов сотрудников аппарата Смольного против Сталина. В январе 1945 г. начальник УНКГБ ЛО с грифом «совершенно секретно, лично» направил А.А. Кузнецову справку на сотрудника Особого сектора Лен. ОК и ГК ВКП(б) Марию Степановну Бакшис. В документе сообщалось, что «в процессе разработки антисоветской националистической группы литовцев было отмечено, что от участников этой группы систематически исходили разного рода антисоветские провокационные слухи о якобы предстоящей смене руководства ВКП(б) и советского правительства, подпольном «брожении» в партии и т. п.

Дальнейшей разработкой было установлено, что участников этой группы периодически посещает работающая в Смольном Бакшис М.С., которая и является источником ряда провокационных слухов, распространяемых участниками группы.

О высказываемых Бакшис взглядах, враждебных к руководству ВКП(б) и советского правительства, наша агентура сообщает:

«... Бакшис считает, что благодаря неправильному руководству «тотального властелина» (здесь и далее выделено нами — Н.Л.), «всесоюзного самодержца», который ни в ком больше не вселяет доверия, кроме скрытой ненависти и страха, страна ввергнута в непростительную войну...

Бакшис обвиняет его в азиатском подходе к людям и и государству, в отсутствии чувства меры и такта, в чрезмерном самолюбовании и невиданном в мире самообожествлении, в искажении темпов коллективизации и индустриализации, давших якобы плачевные результаты и в полном нарушении программы партии, ее устава и учения Владимира Ильича...

Бакшис полагает, что если еще и сохранились какие-то возможности для спасения партии и советской системы, то они заключаются в скорейшей смене высшего руководства и всей внешней и внутренней политики страны».

Бакшис отрицательно отзывалась и о Красной Армии, заявляя:

«... Бойцы новых наборов сражаются плохо — воевать вообще не хотят. Они недовольны правительством, ввергшим их в такую страшную войну. Они недовольны командирами, в минуту опасности первыми удирающими с фронта. Они погибают молчаливо сотнями тысяч, а между тем погибать им в сущности не за что и защищать нечего, кроме голодного существования в колхозе, без личного будущего и без уверенности в завтрашнем дне».

Бакшис утверждает также, что ВКП(б) находится в периоде перерождения, которое, как она заявляет, началось давно... со смерти Ленина. В этой связи Бакшис говорила:

«... Наша партия, как Ленинская партия, видимо, перестала существовать. Название только сохранилось. А теперь надо ожидать, что и гимн наш переменят по приказу «Лица».

В одной из бесед, говоря о популярности С.М. Кирова, Бакшис сказала:

«... А Вы верите, что его убили именно все эти троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы и как там еще их называли»¹⁰⁰.

Это был сильный удар по хозяевам Смольного. Оказалось, что в течение всей блокады важнейшую информацию они доверяли человеку, который был последовательным критиком Сталина, обвиняя того в предательстве дела Ленина, перерождении партии, совершении преступлений против своего народа и убийстве Кирова. Личное послание Кубаткина Кузнецову было, по сути, миной замедленного действия, поскольку информация о настроениях в Смольном могла уйти в Москву и без ведома Кубаткина, что происходило неоднократно в период блокады, поскольку сотрудники соответствующих подразделений имели право в экстренных случаях сноситься со своим московским начальством непосредственно, т.е. минуя начальника УНКВД. Сам же Кубаткин вряд ли был заинтересован в информировании наркома, ибо именно его ведомство просмотрело врага. Таким образом, все ленинградское руководство (за исключением военных) оказалось в одной лодке. Оставалось лишь ждать и надеяться.

Вскоре после окончания войны Кубаткину было направлено спецсообщение об антисоветских высказываниях со стороны «некоторых членов ВКП(б)», которые во многом перекликаются с критическим отношением к режиму со стороны Бакшис¹⁰¹. Примечательно, что этот документ был адресован не секретарям ОК и ГК партии, а руководителю Управления НКГБ.