Информация УНКВД была чрезвычайно важна для корректировки пропагандистских усилий, для выравнивания дисбаланса между ожиданиями горожан и объективной реальностью. Не случайно, что из центрального аппарата регулярно поступали директивы с просьбой «срочно сообщить отклики интеллигенции, рабочих и колхозников в связи с «докладом тов. Сталина», «сообщением Со-винформбюро», «заключением договора» и т. п. Знание массовых настроений было важнейшей предпосылкой «мудрой», отвечающей чаяниям народа политики Сталина. Нередко именно с откликами научной интеллигенции на те или иные события вели скрытую полемику органы пропаганды и агитации.

В спецсообщениях УНКВД звучали голоса представителей практически всех слоев общества — домохозяек, рабочих, рядовых инженеров, известных ученых, академиков, деятелей культуры. Наверное, ни один другой источник не может обеспечить такой репрезентативности, как документы НКВД. Спецсообщения органов НКВД были очень детальными, в них приводились десятки примеров высказываний людей самых разных профессий, положения (за исключением партийной и советской номенклатуры), добытых агентурно-оперативным путем. Интерес к членам партии возрос в 1943—1944 г., а в конце войны настроения «отдельных» членов ВКП(б) прочно вошли в спецсообщения органов госбезопасности.

Говоря об особенностях документов чекистов, надо учитывать то обстоятельство, что от агентов требовали активной работы (за «пассивность» из оперативной сети ежемесячно исключались сотни людей), что могло и наверняка оказывало определенное влияние на них, подталкивая не только к отражению реальной ситуации вокруг себя, но и к некоторому «творчеству». Проверка достоверности информации осуществлялась, как правило, агентурным путем на стадии возбуждения уголовного дела и в ходе следствия на основании показаний свидетелей или иных лиц, проходивших по делу. Естественно, что подавляющая часть так называемых «негативных настроений» так и осталась настроениями, оставив след лишь в архивах НКВД. Тем не менее, важно подчеркнуть уникальность этого источника, поскольку в спецсообщения УНКВД, направлявшиеся «наверх», попадали главным образом типичные, характерные высказывания, повторявшиеся многократно в донесениях агентуры и оперативных работников, а также в материалах военной цензуры.

Применительно к изучению настроений населения по материалам наркомата внутренних дел следует принимать во внимание и ряд других моментов. В деятельности органов УНКВД доминировал обвинительный уклон, что соответствовало назначению этого ведомства, а также в целом духу времени и его недавнему прошлому. Хотя эта тенденция в деятельности органов внутренних дел столкнулась с другой, порожденной решением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г., обязывавшем всех коммунистов наркомата вести решительную борьбу с извращениями в следственной работе, выявлять фальсификаторов, «засевших в органах НКВД»²²⁵, лейтмотивом деятельности органов НКВД в годы войны по-прежнему были идеи февральско-мартовского Пленума ЦК, о котором уже упоминалось выше.

Несмотря на имевшуюся четкую регламентацию отношений политорганов с армейскими и флотскими чекистами²²⁶, а также тесный контакт партийных и правоохранительных органов Ленинграда в борьбе с подрывной пропагандой, последние порой допускали чрезмерную изолированность в своей работе, что вело к неверной оценке политической ситуации и необоснованным арестам.

Следствием административной системы была также жесткая централизация идеологической работы, ориентирующая деятельность политорганов и парторганизаций исключительно на сводки Совинформбюро и материалы центральной печати. В условиях быстро развивающихся событий на фронте, особенно в первые военные месяцы, это неизбежно вело к информационному голоду, распространению различных слухов. Кроме того, до весны 1943 г. было резко ограничено число кадровых политработников на уровне политуправления фронтов и ниже, занимавшихся изучением содержания немецкой пропаганды, адресованной красноармейцам и краснофлотцам. В аналогичной ситуации находились и партийные организации Ленинграда²²⁷.

Отмечая существенно возросшее значение НКВД в системе политического контроля в годы войны, важно подчеркнуть, что ситуация была далекой от произвола местных органов госбезопасности. Во-первых, региональное управление НКВД находилось под контролем центрального аппарата наркомата. Оно не только в безусловном порядке выполняло директивы НКВД, по всем вопросам, начиная от рутинных справок о количестве выявленных в городе шпионов («венгерских, румынских, финских, германских, английских» и т.п.) до политически исключительно важных мероприятий, таких как подготовка к Нюрнбергскому процессу и суду над военными преступниками в Ленинграде²²⁸, но направляло в Москву все приказы и распоряжения по агентурно-оперативной работе. В случае нарушения установленного порядка (например, задержки с отправкой документов) следовало строгое внушение из центра. Такая ситуация существовала и до войны, но в 1941 — 1945 гг. Наркомат внутренних дел издавал специальные приказы по этому вопросу²²⁹. Региональное управление регулярно информировало НКВД обо всех аспектах своей работы, передавая по телеграфу или спецпочтой десятки спецсообщений ежедневно. Часть этой информации в переработанном виде шла дальше по инстанциям, включая ГКО. Все отчеты об оперативно-агентурной деятельности подвергались тщательному анализу в наркомате и с соответствующим заключением переправлялись на Литейный²³⁰ .

Наиболее важные агентурно-оперативные мероприятия в обязательном порядке согласовывались с Москвой. В необходимых случаях соотвествующий руководитель отдела вызывался в наркомат для тщательного обсуждения деталей готовящейся операции. Иными словами, даже в условиях войны сохранялась давно установившаяся система взаимоотношений центра и регионального управления, исключающая произвол местных органов госбезопасности.

Известно, что в органах госбезопасности существовало два вида подчиненности — общеоперативная и по специальной оперативной линии. Это означало, например, что секретно-политический отдел, находящийся в составе УНКВД, в общеоперативном отношении подчинялся начальнику управления. Однако, наряду с таким подчинением, СПО (как и другие отделы) по специальной линии своей деятельности подчинялся одноименному управлению наркомата, от которого получал указания и перед которым отчитывался. Обычно эти указания сверху и отчеты снизу проходили через начальника УНКВД, но в ряде случаев они уходили наверх, минуя его. Это давало возможность руководителю низового органа НКВД по своей специальной линии подчинения даже без ведома своего непосредственного общеоперативного начальника снестись с вышестоящей инстанцией, включая наркома²³¹. В Ленинграде примером такой инициативы было направленное в апреле 1942 г. спецсообщение СПО, адресованное Л.Берии, о намерении организовать в Ленинграде митинг голодных ученых, «являвшийся одной из форм подрывной деятельности существовавшей в Ленинграде фашистской организации».

Во-вторых, нельзя недооценивать роль военной прокуратуры в контроле за деятельностью органов НКВД. Существование «горизонтального» контроля со стороны органов военной прокуратуры примечательно само по себе, поскольку в литературе высказывалось мнение о маргинальной роли этого института в системе правоохранительных органов в период блокады или, по крайней мере, «сдержанности» прокуратуры в деле критики следственной работы НКВД²³².

Еще в довоенное время между прокуратурой и УНКВД нередко происходили стычки по различным вопросам. Проблемы разгрузки ленинградских тюрем, условия содержания заключенных в подведомственных Управлению НКВД лагерях и колониях, как уже отмечалось, приводили к обмену жесткими по содержанию письмами руководителей УНКВД и прокуратуры, спор которых разрешался, как правило, в Смольном. Бюрократические по своей сути отношения этих двух институтов не только способствовали формальному следованию букве закона, но и создавали некий эквилибриум, создававший пространство для политического маневра хозяевам Смольного.