Обязанности полиции постоянно расширялись, поскольку немецкие власти убеждались в том, что местная полиция прекрасно справлялась со своими функциями. Число уголовных преступлений в оккупированных областях по сравнению с советским временем резко сократилось91 .
Полиция на оккупированной территории состояла из трех частей. Во фронтовой полосе (глубина 15—30 километров от линии фронта) управление осуществлялось только военным командованием. Начальник тыла дивизии назначал комендантов, и он же практически полностью контролировал данную территорию.
Полицейских было мало — обычно 2—3 человека на деревню. Они получали полный фронтовой паек, а также обмундирование. Территория тыла армии подчинялась начальнику тыла армии и его штабу. Органы СД были стеснены в своих действиях, поскольку «военное командование не позволяло творить им слишком много безобразий по отношению к населению» Наконец, за пределами тыла армии осуществлялось гражданское управление гебитскомис-сарами, которые назначались военным командованием92.
Судебная система
Отсутствие каких-либо общепринятых законов и судов на оккупированной территории существенно осложняло работу полиции и местных органов самоуправления. Наибольший порядок в этом отношении был в прифронтовой полосе. Все крупные преступления рассматривались в немецком военном суде дивизии, состоявшем из настоящих юристов. «Суд был строгий,... но беспристрастный, не делавший разницы между немцами и русскими, — писал Д.Каров. — Судопроизводство по мелким делам осуществлялось ортс-комендантами обязательно в присутствии бургомистра». В редких случаях (воровство или мошенничество) функции суда осуществляла полевая жандармерия. Обычным наказанием была порка (25 ударов).
Все политические и расовые дела передавались СД и изымались из ведения военного коменданта. Но в прифронтовой полосе СД не имело права находиться, а военное командование, так же как и абвер, этими делами не интересовалось. Наименьшая угроза для евреев существовала именно в прифронтовой полосе. По политическим же и расовым делам начальник соответствующего отделения СД просто выносил решение об экзекуции или направлении в концлагерь93. В сводках СД называлась также возможность освобождения и высылки. В глубоком тылу, где было гражданское управление, в судебных делах царил большой беспорядок.
6 октября 1941 г. немцы издали приказ о введении в районах Ленинградской области, в которых осуществлялось гражданское управление, немецких судов и, соответственно, немецкого уголовного права94. Однако лица еврейской национальности и обвиняемые в партизанской деятельности или же сотрудничестве с партизанами этим судам подсудны не были.
12 января 1942 г. в этих же областях были установлены так называемые штадс-герихты, т.е. суды особого назначения, судившие за политические преступления. Суды назначались штабс-комиссаром. Юристов в таких судах обычно не было. Большинство дел рассматривалось в закрытом заседании. Чуть позже, 17 февраля 1942 г. были введены полицейские суды, состоявшие из трех человек. Председателем суда в обязательном порядке был офицер полиции, который обладал правом решающего голоса.
Все названные выше судебные органы имели право выносить смертные приговоры на основании приказа рейхс-комиссара Остланд от 29 сентября 1941 г., в котором говорилось, что всякий укрывающий или имеющий сношения с бандитами (партизанами), подлежит смертной казни. В приказе, датированном 17 февраля 1942 г., говорилось о том, что всякий, «вредящий» лицам, состоящим на германской службе, подлежит смертной казни. Оба эти приказа толковались очень широко и давали местным судам полную власть над подсудимыми.
Что же касается гражданских исков, то их рассматривали утверждаемые оккупационными властями суды в составе председателя и двух-трех заседателей. Например, Рождественский суд Красногвардейского района в ноябре 1941 г..—январе 1942 г. рассмотрел несколько десятков дел, в том числе о распределении бывшего советского имущества, об оскорблениях, причинении легких телесных повреждений, о клевете, о краже сена и дров, о возврате долга, о праве проживания на даче, снятой на летний период в связи с невозможностью возвращения в Ленинград, и т. д.
Исковые заявления составлялись в произвольной форме. Само судебное разбирательство состояло в опросе истца и ответчика, а также свидетелей. Как правило, лица, признанные виновными, обязывались заплатить штраф в размере 20—30 руб. В отдельных случаях судебное решение устанавливало обязательность принудительных работ в течение 10 суток.
Несмотря на то, что суды в своей деятельности не опирались на нормы немецкого гражданского права, а подчас руководствовались лишь здравым смыслом, население, тем не менее, шло в суд «за справедливостью». По мнению населения, суд был скорым и в основном справедливым95.
К зиме 1942—1943 гг. на всей оккупированной территории группы армий «Север» уже существовала местная полиция. Ее состав был весьма разнообразным. Бывшие военнопленные, отпущенные из лагерей в Волосово, Тосно, Копорье и др., составляли примерно половину местной полиции. Около 20 процентов были беженцы из Ленинграда и его окрестностей. В районах Сиверская-Котлы и в деревнях на юго-западе области почти все полицейские были из числа староверов. Именно это обстоятельство придавало тамошним полицейским отрядам совершенно специальный характер:
«Староверы всегда ненавидели большевиков и совершенно серьезно считали Сталина если не антихристом, то во всяком случае его наместником. Никаких компромиссов с партизанами они не допускали и при отступлении немецкой армии в 1944 г. частично ушли с войсками, частично остались в лесах, образовав небольшие партизанские отряды»96.
Все виды политической полиции в областях, где было городское управление, находились в ведении гестапо, а там, где армейское — СД. Гестапо и СД создавали органы политической полиции сразу же по приходе на место. Обычно нескольких проверенных и обученных сотрудников органы гестапо и СД приводили с собой. Это были в прошлом жители России, Прибалтики, Чехии или балканских стран. Очень многие были эмигрантами, которые решили сделать карьеру в СД и гестапо. По мнению Д.Карова, «стойкими принципами они не отличались»97.
В Красногвардейск СД привезло нескольких эмигрантов-студентов из Чехии. Это были молодые и энергичные люди, но «ввиду того, что у них оказались слишком слабые нервы», они не выдержали. Выходцы из Прибалтики к службе в СД подходили больше, но их ненависть к русскому населению и природная жестокость даже в СД мешала их работе и, главное, их сотрудничеству с агентами из числа местных жителей. В итоге, большинство привезенных на оккупированную территорию эмигрантов погибло и с весны 1942 г. СД стало набирать политическую полицию из местного населения. По мнению Карова, сочетания необходимых для работы в политической полиции качеств (беспристрастности, жестокости, храбрости и чувства долга и одновременно «некоторой доли интеллигентности») среди жителей СССР найти было крайне трудно.
В конце концов в политическую полицию стали брать бывших жандармов, полицейских, некоторых земских начальников и лиц, служивших в НКВД, «если на них имелись заложники». В число полицейских также попали наркоманы и садисты. «К концу 1942 г. кадры политической полиции были созданы, и она, на горе населения и немецких войск, начала работать»98.
К задачам политической полиции относились в том числе и неполитические функции99. Борьбой с партизанами и советской агентурой политическая полиция практически не занималась. Политическая полиция была немногочисленной. Например, в Пскове в ее составе было 8—10 человек. Из-за отсутствия бюджета возможности содержания агентуры были очень ограничены.
По мнению Карова, за весь период войны ему не довелось видеть примеров того, чтобы политическая полиция принесла какую-либо пользу или раскрыла какое-либо крупное дело. По сравнению с политической полицией, криминальная полиция принесла много пользы населению и вермахту.
