– Никас, а кто этот мальчик?

– Он глухой. Потому и прислушивается. Как важно услышать то, что в красках меркнет для неслышащего.

– А если этот мальчик прислушивается к нашему времени? Как тогда его изобразить?

– О, тогда я помещу его в пространство экологической разрухи. Ведь то, чему мы в наше время являемся свидетелями, чудовищно и страшно. Мы на грани гибели. Вспомните, сколько за двадцать последних лет было катастроф, начиная с Чернобыля и кончая Мексиканским заливом. И происходили они по большей части не по вине природных катаклизмов, а исключительно благодаря рукотворным деяниям. Глухой мальчик, как зверь, «слышащий» предстоящее землетрясение, интуитивно чувствует роковые перемены в общественном сознании людей, которые алчно эксплуатируют природу ради наживы. Вот их детям и предстоит взять на себя грехи родителей и встретить апокалипсис.

Да, Никас во многом, как младенец, наивен, доверчив, остро воспринимает колебания в настроении природы, среде обитания, на которую влияет человек. У Никаса это особенно приметно, поскольку в его картинах цвет активен, а значит, призывает к жизни как дару, данному Создателем.

– Никас, ведь неслучайно во многих ваших жанровых и портретных работах присутствуют водная стихия, птицы, звери, что говорит о вашем неравнодушии к проблемам экологии природы. А как тогда быть с экологией культуры, искусства?

– XX и XXI века разрушили грандиозную пирамиду мировой культуры. Камней почти не осталось, нечего скоро будет собирать. А новое здание культуры настолько безжизненное, циничное, далёкое от земных простых человеческих чувств, что руки опускаются. Я говорю о близком мне изобразительном искусстве. Пока существует музей как хранитель и кладезь тысячелетней истории искусств, зритель в состоянии дышать его «лёгкими». Но как бы ни была мощна технология продления жизни старой картины, всё-таки она обречена на исчезновение. Такова диалектика. Кракелюры на холсте – всё равно что морщины на лице старика. Современный художник должен постоянно чувствовать себя в стихии времени и относиться к старости как к неизбежной формуле memento mori. Всё остальное – новая эра или до-новая эра, тысячелетие, века, дни, часы – не более чем разметка, отмеченная человеком, но отнюдь не Космосом с его хаотичными концентрирующими кругами бытия.

– Поэтому вхождение вашего героя в эти пространства, а попросту говоря, использование в изобразительном искусстве приёма «машины времени» – иллюстрация вашей концепции. Но как бы то ни было, мы хотим у себя дома иметь Франса Халса с его «Смеющимся цыганом», «Девушку с персиками» Валентина Серова, а не фабричную поделку. Присваивать ворованные из музеев шедевры мирового искусства для развешивания в своём замке – милое нынче дело. Что тогда остаётся – копировать? Это так распространено сегодня! Кстати, тоже прибыльный бизнес. Вы же сами в своих ретроспекциях так или иначе копируете.

– Как вам сказать, и да, и нет. Мне важно в красоте Ренессанса найти своё место. Это не значит, что я должен чистый холст заполнять собственным изображением, но теми людьми, которых, мне кажется, река времени поведёт за собой и будет держать на плаву, и в том случае, если они искренне верят в правду моего холста и что он излучает. Я выполняю заказ сильных мира сего потому, что те люди, которых я пишу, мне часто интересны как психологу. Есть такое выражение: «Никто не интересуется тем, кто ищет миллион, но всем интересен тот, кто нашёл его». Что касается копирования картин старых мастеров живописи, классической архитектуры – для меня это прежде всего школа. Ничто так не дисциплинирует и не одухотворяет, как копирование, например, Веласкеса или моего любимого Тёрнера. Мне же, получившему заряд от них, остаётся вдохнуть в свою картину то, чем я живу сегодня, сейчас, что меня привлекает в модели, в которой я в первую очередь должен увидеть личность.

– Но техника копирования стала настолько изощрённой, что нередко трудно отличить копию от оригинала, а посмотрите, что творится в Интернете! Какие прекрасные там выставляются копии!

– При высокой компьютерной технологии всё можно, а в Интернете растиражировать мировые шедевры – не проблема. Но скажите, можно ли виртуально почувствовать картину, исполненную художником маслом на холсте или темперой на бумаге? Именно почувствовать материал, впитать энергетику, ведь только тогда картина по-настоящему взволнует вас.

– Художник Марсель Дюшан поставил в музей сушилку для бутылок и объявил о контекстуальности понятия искусства… Что тут волнующего?

– А художник Фабиан Пеньи – большой любитель насекомых – объявил тараканов важным материалом для своих картин, так сказать, «органическое искусство». Ну и что? «Гаражная» инсталляция мало имеет общего с понятием «искусство», как, впрочем, тех, кто изобретает её, язык не поворачивается назвать художниками. Я не хочу сказать, что инсталляция как ответвление авангардистского течения не нужна, она кого-то и волнует – бога ради! Но это совсем иная река и с другим названием.

Время перевалило за 23 часа, а проговорили мы всего-то полтора. Елена Деева отсняла много кадров, фиксируя каждый жест хозяина, особенно его пластичные руки. Но я чувствовал, что она не совсем удовлетворена съёмкой. И тут, воспользовавшись тем, что мы с Никасом поднялись с кресел, сказала ему:

– Пожалуйста, возьмите в руки свою последнюю работу.

Он взял сначала портрет Майкла Джексона, потом девушку-бабочку, потом пасторальный пейзаж. Так и замер, позируя с напряжённым взглядом.

Елена досадливо, даже с вызовом:

– А вы, Никас, можете расслабиться наконец?

И тут Никас Степанович, кажется, на мгновение снял с себя все «защитные приспособления» и стал самим собой.

Вот такой он на фотографии.

Сергей ЛУКОНИН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 2,5 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии: 27.07.2010 15:31:28 - Николай Логинов пишет:

НИКАС

НЕТ УЖ: кесарю - кесарево, а ........Перельману - Перельманово!

24.07.2010 09:02:10 - vladimir Feldman пишет:

столько места выделено статье -

и ни о чём. Одни хвалебные песни.... А жаль.