Страна золотоглавая
Чужой свободой давится.
То слева кто-то лязгает,
То справа кто-то целится,
– Тепло ли тебе, красная?
– Тепло ли тебе, девица?
Все каменные норочки
Заполнили разбойнички,
Тут по ночам разборочки,
Тут по столам покойнички.
В столице нежить греется,
Заводит речи властные:
– Тепло ли тебе, девица?
– Тепло ли тебе, красная?
Марина Струкова – поэтесса романтического полёта; поэту-романтику всегда необходимо что-то ненавидеть и что-то восславлять. Струкова славит некоторые порывы, которые мне не слишком приятны, – однако славит не как расчётливо-своекорыстный идеолог, а как пламенный Вальсингам (между прочим, по мне Вальсингам – самый симпатичный персонаж «Пира во время чумы»). Боязливый филистер узрит в стихах Струковой лишь чуму, а я вижу в них вдохновенный Вальсингамов пир.
Поэзия не живёт без трагедии; в трагическом, катарсическом духе – основа и сущность поэзии, её кровь. Нынешняя русская молодая поэзия – давно, со времён гибели Бориса Рыжего и Дениса Новикова, – не ведает трагедии. Разве сыщешь трагедию у Дмитрия Тонконогова, Михаила Квадратова, Глеба Шульпякова? Чемодан в поезде утащат – вот и вся трагедия…
Стихи Марины Струковой замечательны тем, что возвращают в обескровленную русскую поэзию трагедию – подлинную (живую) кровь, не заменимую галлонами искусственного тёпленького физ(лир)раствора. Возвращают жизнь. Ибо где подлинность – там жизнь.
За суровой стеной патриотического стана есть жизнь, есть поэзия.
Твой Кирилл
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,7 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии: 29.03.2010 02:16:40 - Александр Васильев пишет:
Путь Семичева
Геннадий Сергеевич, как постоянный читатель "Современника" могу сказать: талант Семичева был когда-то подавлен авторитетом Кузнецова. Он удачно использует наработки своего учителя, его взгляд на Бога, на женщину, его систему образов. Где же собственный взгляд? Собственный стиль? А ведь талантливый человек... Стоило ли к шестидесяти годам становиться подражателем? Причём осознанно. А вот его жена - Диана Кан в подражательство не скатилась. (К.Анкудинов в статье говорит о досорокалетних).
27.03.2010 14:25:32 - Геннадий Сергеевич Ростовский пишет:
В стане патриотов - поэтов
Спасибо за статью. Но она, увы, далеко не полная. С моей точки зрения, в сегодняшней поэзии патриотического стана, выражаясь языком автора, есть два наиболее значительных поэта. Гражданская лирика которых не может оставить равнодушным патриота-гражданина. Это - Евгений Семичев и Марина Струкова. Они, действительно, «возвращают в обескровленную русскую поэзию трагедию – подлинную (живую) кровь…». Процитирую по одному стихотворению каждого. ЕВГЕНИЙ СЕМИЧЕВ ОТЦЫ И ДЕТИ В небесах ревели истребители. В подворотнях шастали каратели. Ваше поколенье – победители. Наше поколение – предатели. С вами лозунг: «Люди, будьте бдительны!» С нами – «Будьте, граждане, внимательны!» И не все вы были победители, Да и среди нас не все предатели. Но гореть, гореть нам синим пламенем – Общая судьба нам уготована. И плевать мне, под которым знаменем Русь моя безвинно замордована! МАРИНА СТРУКОВА * * * Анафема тебе, толпа рабов, Бараньих глаз и толоконных лбов, Трусливых душ и ослабевших тел. Анафема тому, кто не был смел… Ты – не народ, ты – полуфабрикат. Тебя сожрут и сплюнут на закат. Крестом поковыряют меж зубов – Анафема тебе, толпа рабов!
«Другому как понять тебя…»
Литература
«Другому как понять тебя…»
ЗОЛОТО РЕЙНА
Евгений РЕЙН
Эту историю мне рассказал знаменитый поэт. Ну очень знаменитый поэт. Все это случилось чрезвычайно давно, в 1968 году. В том достопамятном году Роберт Кеннеди пытался стать президентом Соединённых Штатов. А наш поэт уже тогда был так знаменит во всемирном масштабе, что состоял во вполне дружеских отношениях с кланом Кеннеди.
И вот в поместье Кеннеди в Новой Англии был устроен праздничный обед. Но не просто праздничный, а торжественный, церемониальный. На этом обеде друг семьи Кеннеди известный дипломат Аверелл Гарриман объявил, что министр юстиции Роберт Кеннеди принял решение выставить свою кандидатуру на президентских выборах. После чего начались речи, поздравления и пожелания удачи новоявленному кандидату в президенты.
Поднялся со своего места и наш знаменитый поэт и сказал несколько ободряющих слов с пожеланием удачи. И для того, чтобы эффектно закончить свой спич, он поднял над головой старинный бокал богемского хрусталя и добавил:
– А сейчас, в завершение, я разобью этот бокал, и это будет залогом успеха господина Кеннеди в его предвыборной кампании.
Поэт неплохо говорил по-английски и совершенно ясно и доходчиво выразил свою мысль. И тем не менее американцы его не поняли. То есть они поняли, что он хочет разбить весьма ценный старинный бокал, а вот зачем и как это связано с успехом предвыборной кампании, они не уловили.
Обеспокоенная хозяйка дома попросила поэта не торопиться с бокалом и объяснить, какая тут связь, как разбитый бокал поможет её мужу в борьбе за голоса избирателей.
И поэт на своём приличном английском языке терпеливо объяснил, что в России существует такой старинный обычай: выпить за успех какого-нибудь предприятия, разбить бокал, и это неким таинственным образом способствует успеху дела.
И опять американцы поняли поэта не до конца. Послышались удивлённые возгласы: в чём дело? какая всё-таки здесь связь? можно ли в этом случае бить не бокалы, а какую-нибудь другую посуду? можно ли разбить просто оконное стекло?
Сосед поэта по застолью, тоже друг семьи Кеннеди, известный американский политик, спросил: обязательно ли надо разбить именно этот бокал?
– Ну да, – отвечал поэт, – тот самый бокал, из которого пьётся за успех дела.
Тогда американский политик попросил поэта, если это возможно, осушить и разбить другой бокал. А этот бокал дорог семье Кеннеди как память. Во-первых, он очень дорогой, ему двести лет, а может быть, и больше. А во-вторых, когда-то в незапамятные времена, когда предки Кеннеди переселялись из Ирландии в Америку, бокал этот захватили с собой как семейный сувенир.
В общем, наш знаменитый поэт увидел, какую смуту он внёс в это почтенное собрание. И он согласился с политиком, что в принципе можно разбить другой бокал. Это дела не меняет. Все почему-то с облегчением вздохнули.
