— Нет! Это была война, а на войне всегда убивают! Сэмюел ничего плохого не сделал, а эти глупцы оболгали его и выгнали из армии! Они нас погубили!

Ребекка придержала язык, сообразив, что Мэри, оказывается, была осведомлена о незаконной деятельности мужа. Значит, остался единственный способ урезонить ее — напомнить о большом выводке детей.

— Сожалею о вашей потере, Мэри. Но еще больше жалею ваших детей. Каковы бы ни были преступления Сэмюела, отец из него вышел прекрасный.

— Лучше не бывает! — со слезами воскликнула Мэри.

— О, это было очевидно даже мне. Ужасно потерять родителя, но еще ужаснее потерять обоих родителей. Кто вырастит их? Кто даст им любовь, в которой они так нуждаются, если вас не будет с ними?

— Глупости! Они никак не могут потерять меня!

— Это обязательно случится, если вы и дальше станете продолжать в том же духе! Или собираетесь убить всех нас и скрыться?

— Если придется, — прорычала Мэри.

— Я крайне сожалею, что она стоит на своем, — посетовала Лилли и, схватив Мэри за ноги, повалила ее на пол. Пистолет выстрелил, но, к счастью, никто не пострадал, пуля застряла в стене. Хотя пистолет скорее всего был однозарядным, Лилли схватилась с женщиной, пытаясь выбить оружие у нее из рук. Но Ребекка не смогла стать свидетельницей отчаянной храбрости матери. Она уставилась на Руперта, появившегося в дверях. Увидев, что происходит, он поспешил к катавшимся по полу женщинам.

Он здесь! Ребекка не сомневалась, что он не приедет, но Руперт… вот он и… что было бы, появись он минутой раньше?

Она побледнела при мысли о том, что он вошел бы в комнату, когда Мэри целилась в нее из пистолета. Несчастная обезумевшая женщина скорее всего выстрелила бы и убила его!

Уже через несколько секунд Руперт сумел благополучно отнять пистолет у Мэри и помогал обеим женщинам подняться. Мэри истерически рыдала. Кое-кто из слуг, услышав выстрел, прибежал на помощь, и Руперт велел лакею отвести Мэри в другую комнату и охранять, пока не прибудет местный судья.

Лилли, отряхивая юбки, сухо сказала:

— Немного поздновато, Сент-Джон, не находите?

Руперт широко улыбнулся:

— Похоже, у вас и без меня все в порядке. Весьма впечатляюще, Лилли. Подумать только, я действительно думал, что вы блефовали, оставив мне ту записку! Теперь я не так в этом уверен.

Несмотря на его шутливый тон, Лилли покраснела. Ребекка вскинула брови:

— Какая записка?

— Я всего лишь предупредила его о неприятных последствиях, если он не даст тебе спокойно жить.

Ребекка тоже залилась краской, зная, насколько откровенной может быть матушка. Возможно, она даже пригрозила зятю.

— Но ты все равно приехал?

— Ты действительно считала, что я останусь в Лондоне?

Поскольку она считала именно так, то вместо ответа плотно сжала губы.

— Это я во всем виноват, — неожиданно признался Руперт. — И поскольку теперь я человек семейный, я несу ответственность за твою безопасность и спокойствие. За твою жизнь. — Он помолчал. — Подумать только, не помогло даже, что мой человек наблюдал за домом. Но полагаю, его можно простить за то, что он не посчитал Мэри Пирсон серьезной угрозой.

— Я знала о твоем человеке, — ответила Ребекка. — Увидела сегодня в саду, где он скрывался за кустами. И отнесла ему печенье.

— Правда? — рассмеялся Руперт. — Как, должно быть, смутился бедняга! Но это скорее всего был шпион моей матери! Мой наверняка спрятался бы получше.

К тому времени как они ответили на вопросы полицейского судьи и Мэри Пирсон увели, наступил вечер. Все это время Лилли старалась не разговаривать с Рупертом, но, когда все разошлись, спросила:

— Готовы объяснить, что вы здесь делаете?

— Разумеется, — ответил он. — Вашей дочери.

Ребекка не успела оглянуться, как он подхватил ее на руки и унес из комнаты.

— Минуту! — запротестовала Лилли.

Но Руперт не остановился. Мало того, он почти взбежал по лестнице на второй этаж.

— Она может пойти за нами! — остерегла Ребекка.

— О нет. Ни за что, — отмахнулся он с типично мужской самоуверенностью. — Полагаю, придется открывать каждую дверь, чтобы определить, где твоя комната. Помнишь? Точно так же, как ты делала в моем доме.

— Можешь просто спросить, — посоветовала она.

— И ты мне скажешь?

— Почему бы не открыть эту? — Она кивком показала на дверь, перед которой стоял Руперт.

Он вошел в комнату. Флора успела расстелить постель и оставила тускло горевшую лампу. Руперт бросил взгляд на кровать, стоявшую у стены, поставил жену на ноги, а сам подошел ближе и задвинул кровать в угол. Ребекка принялась хохотать. Почему это ее не удивляет?

Но тут он вернулся, снова поднял ее на руки и осторожно опустил на постель, прежде чем лечь рядом и украсть ее рассудок лихорадочным поцелуем. Она обвила руками его шею и забыла обо всем. Если он и намеревался что-то объяснить, ей совершенно не хотелось слушать. Как всегда, когда он близко. Даже если она в бешенстве, ярость мгновенно тает, стоит ему коснуться ее губ своими.

После особенно пылкого поцелуя он попросил:

— Пожалуйста… ты сможешь меня простить?

— За что?

— За то, что был проклятым ослом. Злодеем. За то, что сомневался в тебе. За то…

— Подожди. — Ребекка приподнялась на локте. — Хочешь сказать, что теперь веришь в мою беременность? И смотри на меня, прежде чем отвечать, тем более что пока у меня нет никаких доказательств. — Она провела рукой по плоскому животу.

— Верю ли тебе на слово? Абсолютно.

— Почему?

— Потому что я тебя люблю.

Ребекка затаила дыхание. Всмотрелась в глаза Руперта. И увидела в них столько нежности, что на глазах у нее выступили слезы.

— Ты действительно любишь меня, — выдохнула она.

— Знаешь, я долго противился собственным чувствам. Любовь к тебе означает совершенно новый образ жизни для меня. Честно говоря, я думал, что не готов к таким разительным переменам. В этом вся моя беда. Я слишком много размышлял, находил для себя извинения и полностью игнорировал тот факт, что все уже свершилось. Ты навсегда в моем сердце, и бороться с этим бесполезно.

— И подумал, что, если прогонишь меня, излечишься от любви?

— Я не пытался прогнать тебя, Бекка. И даже не понял, почему ты уехала.

— Ты снова вел себя как повеса. Искушал меня. Хотя не намеревался… Теперь я понимаю. — Она побагровела от смущения. — Ты не притворялся!

Он усмехнулся и прижал ее к себе.

— Ты самая восхитительная и несносная женщина, которую я когда-либо знал, но я люблю тебя и за это. Да, я пытался показать, как люблю тебя, в манере типичного повесы, не говоря вслух тех слов, которые меня пугали. Поэтому я собираюсь показать, как сильно хочу тебя.

Он нежно погладил ее по щеке, прежде чем снова поцеловать. Но поцелуй был исполнен не желания, а чего-то большего. Гораздо, гораздо большего…

Потом он коснулся губами ее живота и осторожно положил на него голову. Слезы нежности снова выступили на глазах Ребекки. Боже, как она его любит!

И он действительно показал жене всю глубину своих чувств, осторожно раздевая ее. Обнимая чувственным, исполненным глубоких переживаний взглядом. Он так бережен с ней… наверное, из-за ее состояния! Она наслаждалась его неспешными ласками, хотя знала, что долго это не продлится: слишком сильно он ее желал. Но его самообладание изумляло ее! Правда, Ребекка понимала, что Руперт делает это ради нее. Медленно сняв с нее одежду, он буквально сорвал с себя фрак и брюки.

Оставшись обнаженной, она растянулась на постели, и он снова принялся ласкать ее всю, до кончиков пальцев. Каждый дюйм бархатистой кожи. И на мгновение раскрыл створки ее лона, прежде чем сжать груди и наклониться над ней, осыпая поцелуями. Его шелковистые волосы щекотали ее ставшее невероятно чувствительным тело, и она замирала от желания.