— Этого мы не можем принять, — скромно потупив взор, отказался Джордж Грей.

— Вы помогли моему другу, хотя у вас самих ничего нет. Должны мы хоть как-то отблагодарить вас, — попытался убедить его Иеремия.

— Я тебя помню. Я видел, как ты затаился неподалеку от нашего дома, когда солдаты арестовывали нас. Но ты ведь не принадлежишь к нашему сообществу. — Джордж Грей пристальным взором посмотрел на Иеремию. — Будь ты англиканцем, прятаться бы тебе было нечего. Думаю, ты приверженец вероучения этих римских бестий. Жаль, потому что, как мне кажется, человек ты порядочный.

— Вы тоже, друг мой, — с улыбкой ответил иезуит и вернулся к Алену. — Я тут принес вам кое-что из чистой одежды. Это вас собратья-арестанты так обработали?

Ален оглядел превратившиеся в лохмотья штаны, босые ноги и расцарапанные до крови икры.

— Я уж думал, они меня прикончат, — признался он.

Иеремия с огорчением ощупал цепи на ногах и руках Риджуэя.

— Вижу, тюремщики постарались на славу, чтобы превратить ваше пребывание здесь в ад. Они сразу поняли, что с вас можно немало содрать, а посему обходились с вами хуже, чем с распоследним бродягой. Какое подлое, низкое вымогательство!

Иеремия дал знак Тому, появившемуся в подвале с инструментом, чтобы тот занялся кандалами Риджуэя.

— Я оплатил ваш перевод на «господскую сторону», Ален. Там вам будет обеспечено отдельное помещение. Кроме того, ежедневно вы будете получать горячую пищу из расположенного вблизи трактирчика.

— Вы ведь говорили, что так и не виделись с леди Сен-Клер. Откуда в таком случае деньги?

— Их дал судья Трелони. Он, как и я, пришел в ужас, узнав о вашем аресте. И сделает все, что в его силах, чтобы помочь вам.

Иеремия пригляделся к Алену. Отчаяние и безысходность в глазах Риджуэя обеспокоили иезуита. Всего одна ночь в застенках, и из его друга будто воздух выпустили. Воля подавлена. При мысли о том, что пришлось здесь вынести Алену, обо всех унижениях и жестокостях сдавило горло.

Том, встав на колени, принялся за работу. Лекарь даже не заметил, как кандалами стер до крови запястья и щиколотки. Тело гудело жуткой болью. Иеремия смазал потертости каким-то резко пахнущим снадобьем и перевязал их. Лучше всего для Риджуэя сейчас было бы принять горячую ванну да отскрести тело от вшей и грязи, надеть чистое белье и платье, но вот горячей воды для мытья здесь не предоставляли ни за какие деньги. Иеремии пришлось ограничиться тем, что он избавил Алена от вшей, но покрывавшие все тело многочисленные укусы их беспокоили иезуита.

После того как лекарь переоделся, Том с нагловатой ухмылкой заковал его в куда более легкие кандалы.

— Я знал, что долго вы в них не выдержите, — издевался он.

Ален готов был башку ему снести. Когда Том наконец убрался, Иеремия намеренно равнодушно осведомился у друга:

— А что, все здешние арестанты завшивлены?

— Все до единого, а бродяга, что спал рядом, а потом отдал Богу душу, так буквально кишел ими. Но я был так измотан, что мне уже стало все равно.

Иезуит, подойдя к мертвецу, пристально оглядел его, однако прикасаться к нему не стал, после чего вновь вернулся к Алену.

— Надзиратели видели тело, но до сих пор никто не соизволил унести его отсюда, — поеживаясь, заметил Ален. — Почему вы спрашиваете? Что-нибудь странное в этом, да?

Иеремия отрицательно покачал головой:

— Нет-нет, ничего странного. Как раз наоборот.

Он очень старался, как говорится, сохранить хорошую мину при плохой игре, чтобы лишний раз не расстраивать Алена — у того сейчас и без этого была масса поводов как минимум удавиться. А пока следует запастись терпением и дожидаться, как будут развиваться события. Может, еще удастся все изменить к лучшему, о чем молил Господа Иеремия.

Попытавшись было подняться, Ален снова сел — ноги были словно ватные. Иеремия помог ему взойти по узенькой лестнице на третий этаж башни ворот. В камерах на «господской стороне» стояли настоящие кровати с нормальными шерстяными матрацами, имелся камин, кое-какая мебель и, самое главное, окно, через которое поступал свежий воздух.

Ален тяжело опустился на край кровати и с мольбой в глазах взглянул на своего друга.

— Я боюсь, Иеремия. Меня терзает жуткий страх! Ведь если мне не удастся доказать свою невиновность, они меня вздернут.

Иезуит махнул рукой.

— Этого не произойдет, я вам обещаю.

— Но ведь по моей вине погибла Энн! — в отчаянии воскликнул Риджуэй. — Именно по моей! И от этого не уйти.

В душе ужаснувшись его словам, Иеремия дружески похлопал Алена по плечу.

— Ну как вы можете так говорить? Это не так.

— Да нет, все именно так. Она осталась бы жить, если бы я не стал делать ей кесарево сечение, чтобы спасти ребенка! Поймите же, Иеремия! Она жила бы сейчас. А я ее убил.

— Вы пытались спасти ребенка, и у вас не было иного выхода. И не стоит вам внушать себе, что вы повинны в смерти Энн. Я ведь достаточно хорошо знаю вас, Ален, поверьте, и уверен, что вы предприняли все возможное для спасения и самой Энн, и ее ребенка.

— Неужели это и на самом деле так? Я даже и не знаю, что я предпринял, а что нет. Возможно, я где-то допустил ошибку, а от раны на голове она бы в конце концов оправилась. Может быть…

— Ален! Да прекратите наконец эти стенания! Перестаньте изводить себя. Все это следствие жалости и чувства вины перед ней, потому что вы не любили ее, и, может быть, еще потому, что она стала жертвой надругательства. Для чего вам понадобилось тащить ее в спальню? Отчего не положить на операционный стол, как полагается в таких случаях, — на нем ведь и работать гораздо удобнее? Я могу вам сказать почему. Потому что вы понимали, что она при смерти, и предпочли из чувства гуманности, чтобы она умерла в своей постели, а не на операционном столе лечебницы. Вы ведь опытный лекарь, Ален, лучший из всех, кого я знаю. Ваш опыт подсказал вам, что она при смерти, что обречена умереть, вот поэтому-то вы и предприняли отчаянное решение спасать не ее, а ребенка. Вы оказались в безвыходном положении, в таком, когда, как ни поступи, ты все равно в проигрыше. И не по вашей вине погибла Энн, а от руки негодяя, который оказался у вас в доме. Он и только он ее убийца.

Сначала Ален, слушая Иеремию, с изумлением смотрел на него, а когда тот закончил, закрыл лицо руками.

— Откуда вам это известно?

— Вчера вечером мы с сэром Орландо Трелони побывали у вас дома и все там осмотрели. И о том, что там происходило в тот роковой вечер, мне известно куда больше, чем вам кажется, Ален.

Иеремия осторожно засучил рукав сорочки Алена и указал на еще свежую рану от пули.

— Первое: человек стрелял в вас, стоя на лестнице. Пуля задела вашу правую руку. А порезы у вас на пальцах говорят о том, что вы пытались отыскать среди медицинских инструментов средство защиты. Я знаю и о том, что Элизабет была убита у себя в комнате и что причиной смерти Энн стали удары по голове тяжелым предметом. Все это стало известно благодаря следам у вас дома. А детали вы мне дорасскажете.

Ален молча продолжал смотреть на святого отца. Впервые за все время пребывания здесь слова Иеремии пробудили в нем подобие надежды. Ведь если кто-нибудь и мог найти и разоблачить истинного преступника, так это пастор Иеремия Блэкшо. Стараясь ничего не упустить, Ален поведал ему обо всем, что происходило в тот вечер. Иезуит слушал его не перебивая, а когда Риджуэй закончил, задал ему несколько вопросов.

— Вот вы говорите, у соседнего дома стояла лошадь. Не припоминаете, какой масти?

— Вороная или гнедая, не могу сказать с определенностью — уже темнело.

— Войдя в лечебницу, вы услышали выстрел. Отчего же никто из соседей не забеспокоился?

— Да оттого, что весь город праздновал победу над голландцами. Шум, стрельба — разве что-нибудь услышишь?

— Как вы думаете, почему в тот вечер в доме не оказалось ни Молли, ни Кита?

— Ах да, верно, я это упустил. Утром того же дня Энн решила дать Молли расчет из-за того, что…