Сначала на пол с шелестом упал пеньюар, за ним тонкая кружевная сорочка. Леди Сен-Клер в несравненной наготе стояла перед ним. Ален с восторгом созерцал открывшееся его восхищенному взору совершенное тело. В фигуре Аморе не было и следа полноты, так ценимой мужчинами, однако Алена это не разочаровало — стройность всегда импонировала ему.

Заключив женщину в объятия, Ален страстно поцеловал ее, ощущая ладонями бархатистую кожу рук, спины, бедер. Из-за высокого роста Риджуэй вынужден был наклоняться. Шумно выдохнув, он взял Аморе на руки и понес к кровати. Уложив ее словно драгоценный хрупкий груз, он в два счета сбросил одежду и не глядя швырнул куда-то в угол. Аморе, чуть привстав, маняще раскрыла объятия и, заключив в них Алена, шутливо куснула его за шею. После этого Риджуэй не мог больше сдерживаться. Его пальцы странствовали вниз, по животу, между раскинувшимися в страстном порыве бедрами. Он уже был готов войти в нее, но внезапно замер. А позволит ли она ему это? Заглянув женщине в глаза, Ален не обнаружил в них и следа нежелания. И с чистой совестью лег поверх нее, чувствуя, как она раскидывает ноги. Осторожно введя член, он задвигался сначала медленно, потом быстрее. Нет, нельзя терять голову, сверлила мозг навязчивая мысль, ни в коем случае нельзя. И за мгновение до наступления пика наслаждения он вышел из нее и, торопливо отстранившись, излил горячее семя на покрывало. После этого, призвав на помощь все свое искусство ведения любовной игры, стал удовлетворять ее.

Потом они молча лежали, прижавшись друг к другу. Ален с блаженной улыбкой уткнулся лицом в ее плечо. Он все еще не мог насладиться этим чудесным телом, продолжая по каплям упиваться шелковистой кожей, ароматом женщины, чувственно проживая каждое мгновение счастья от присутствия рядом леди Сен-Клер.

— Это и есть рай! — зачарованно прошептал Ален. — И в нем мне хотелось бы остаться на веки вечные. До самой смерти.

Эти слова болезненным уколом отдались в сердце Аморе.

— Ни слова о смерти, друг мой. Даже не всерьез никогда не упоминайте о ней. Когда на город обрушилась чума, я столько на нее насмотрелась. И поняла, что она всегда рядом.

— Ну разве можно так думать? Да и что может случиться, если вы — мой ангел-хранитель?

Усевшись, Аморе очень серьезно посмотрела на него.

— И ангел-хранитель может исчезнуть.

И нежно провела пальцем по высокому лбу Алена.

— Мне пора, — грустно произнес он. — А то, наверное, все уже гадают, куда это я запропастился.

— А вы ничего не позабыли, любимый мой? — с лукавой улыбкой спросила Аморе.

— О чем, моя прекрасная дама?

— Вы ведь собирались скрасить мое одиночество?

Ален рассмеялся.

— Разве могу я позабыть о данном мною обещании, ненасытная вы моя?

Ален с наслаждением провел ладонью по округлостям грудей леди Сен-Клер, а еще мгновение спустя, крепко обняв ее, уткнулся лицом в великолепные, благоухающие, черные как вороново крыло кудри.

Майское солнце сияло над дворцом Коломб, резиденцией Генриетты Марии, дочери бывшего короля Франции Генриха IV, вдовы английского короля Карла I и матери Карла II.

Погруженный в мысли Брендан Макмагон стоял у высокого окна малой гостиной, окидывая взором парк, строгая симметричность и фигурно подстриженные деревья которого придавали ему чопорно-помпезный, неестественный вид. Глядя на эти утратившие первоначальный вид и ставшие творением рук человека растения, Брендан ощутил острую тоску по родной Ирландии. Уже не раз он подумывал о возвращении на родину, которую покинул еще шестнадцатилетним юношей. Но страсть, противостоять которой было не в его силах, неудержимо тянула его в Англию, к женщине, которую любил. Нередко он с тревогой спрашивал себя, а не забыла ли его Аморе. Брендан понимал, что с его стороны было непростительным легкомыслием не давать о себе знать все эти месяцы. И хотя он предпринимал не одну попытку сесть и написать дорогой его сердцу женщине, всякий раз в отчаянии рвал бумагу в клочки. Не дано было этому ирландцу даже на словах выразить переполнявшие его чувства, не говоря уж о том, чтобы связно изложить их на бумаге. Но он твердо верил — Аморе поймет его, поймет непременно!

Брендан повернулся к своему спутнику, сидевшему на одном из выстроившихся вдоль стены мягких стульев. Вальтеру Монтегю, аббату монастыря Сен-Мартин у Понтуаза, перевалило за шестьдесят. Если окинуть мысленным взором его бурную жизнь, вся она без остатка была посвящена служению Карлу I и королеве Генриетте Марии. Будучи их посланником по особым поручениям и тайным агентом, он объездил всю Европу, в совершенстве овладев приемами оставаться незамеченным в стане врага, шифровки тайных посланий, ведения переговоров с влиятельными особами. Его опыт включал и вынужденное пребывание как в стенах парижской Бастилии, так и лондонского Тауэра. Будучи духовником королевы-матери Генриетты Марии, аббат принадлежал к числу тех, кто пользовался ее безграничным доверием.

Позабыв об этикете, Брендан заговорил первым:

— Месье аббат, прошу вас простить мое нетерпение, но все же: когда я смогу вернуться в Англию?

В ответ Монтегю елейно улыбнулся.

— Ах, нетерпение молодости! Умерьте свой пыл, месье, всему свое время. Уже скоро. Прежде всего необходимо представить вашу особу его величеству. Вот поэтому мы сегодня и здесь. Так что запаситесь терпением.

Брендан снова углубился в созерцание парка. Ему не хотелось выглядеть в глазах аббата неблагодарным, но он прекрасно понимал, что ему отведена роль мячика в играх всесильных, ничтожная роль ничтожного человека. Оказавшись во Франции, Брендан Макмагон постоянно спрашивал себя, а сознавала ли Аморе последствия своего замысла. Нет, он ни в коей мере не сомневался, что леди Сен-Клер действовала из самых лучших побуждений, посоветовав ему ехать во Францию и снабдив пространным посланием к аббату Монтегю. Незадолго до этого она доверила ему тайну, о которой не ведал даже пастор Блэкшо: когда Аморе Сен-Клер после непродолжительного пребывания при дворе короля Франции несколько лет назад заручилась разрешением Людовика выехать в Англию, это произошло в результате тайного сговора между ней и монархом о том, что при дворе Карла I она будет представлять интересы Франции, ибо английский король — и это ни для кого не было секретом — податлив как воск в ловких пальчиках своих любовниц. Однако по прошествии времени выяснилось, что Аморе не оправдала ожиданий Людовика. Слишком глубокие чувства испытывала она к Карлу, чтобы за его спиной плести хитроумные сети интриг. К тому же леди Сен-Клер вскоре убедилась, что король Англии при принятии важных государственных решений отнюдь не руководствуется мнением своих фавориток, что и доказало объявление им войны голландцам. Попытка посланника Франции, действовавшего через Франсис Стюарт, отговорить его от этого шага успехом не увенчалась.

В рекомендательном письме Аморе поклялась исправить допущенные ею ошибки, предложив к услугам аббата молодого ирландца, уже сражавшегося за Францию с испанцами. Надо сказать, расчеты ее оказались верны. Для преследуемого англичанами-протестантами католика католическая Франция была союзницей, в особенности после кровавой резни, учиненной Кромвелем в Ирландии семнадцать лет назад. Монтегю согласился с идеей леди Сен-Клер, но решил предоставить Брендану Макмагону своего рода испытательный срок. Необходимо было присмотреться к молодому человеку, проверить, выявить его способности и дарования. И месье аббат пришел к заключению, что протеже леди Сен-Клер — прирожденный тайный курьер для передачи посланий из Франции в Англию, которые по вполне объяснимым причинам не могли быть доверены обычной почте.

По мнению Монтегю, стоило посвятить молодого ирландца в искусство хранения и передачи секретов, преподав ему и кое-какие полезные навыки, а именно правила придворного этикета, без знания которых весьма затруднительно рассчитывать на благосклонность вышестоящих. Монтегю был поражен тем, что его ученик схватывал все, что называется, на лету, быстро постигая тонкости. Не прошло и двух месяцев, как Макмагон носил платье джентльмена с той же непринужденностью, что и кожаный кирасирский колет. В завершение обучения аббат поручил одному своему знакомому учителю фехтования отточить мастерство ирландца, и без того недурно владевшего шпагой, — курьеру, перевозящему декретные донесения, явно не помешает быть во всеоружии перед лицом недоброжелателей.