Ален назвал ему необходимую сумму, и сэр Орландо немедля расплатился.

— А где девушка? — спросил судья.

— Она у меня в спальне. Ей необходимо отдохнуть.

— Прекрасно, — заметил Иеремия. — Все равно сегодня мы ничего бы от нее не добились. Но завтра обязательно поговорим с ней еще.

Судья Трелони согласился с ним. Перед тем как попрощаться, он отвел друга в сторону.

— Понимаю, сейчас не время, но хочу просить вас об одном одолжении.

— Всегда к вашим услугам, милорд, — ответил Иеремия. — О чем идет речь?

— Я решил вторично сочетаться браком.

— Весьма похвально. Это пойдет вам на пользу. Кто же ваша избранница?

— Ее зовут Сара Дрейпер. Отец Сары — землевладелец из Эссекса, сражавшийся во время гражданской войны на стороне короля. Семья через несколько дней возвращается из имения в Лондон. В День святого Валентина я приглашен к ним на обед и был бы вам весьма признателен, если бы вы согласились сопровождать меня.

Иеремия удивленно взметнул брови.

— Вы хотите пригласить меня в семью вашей нареченной?

— Пока что я не сделал официального предложения. И прежде чем объявлю о своей готовности к брачным переговорам, мне хотелось бы знать ваше мнение об этой девушке.

— Милорд, вы серьезно?

— Абсолютно. Вы лучше всех разбираетесь в людях, поэтому мне и хотелось, чтобы вы познакомились с этой семьей.

— Сэр, если вы сами не уверены, хотите ли сочетаться браком с этой девушкой, какой помощи ждете от меня? Решение зависит только от вас.

— Я просто хочу, чтобы вы высказали свое мнение о ней, — настаивал Трелони. — Стало быть, решено, святой отец. Спокойной вам ночи!

И не успел Иеремия опомниться, как дверь за судьей захлопнулась.

Ален, присутствовавший при этом разговоре, улыбнулся во весь рот.

— Однако вам не позавидуешь, друг мой. И чего это взбрело в голову нашему доброму другу судье звать вас в помощники в столь щекотливом деле? Да и в женщинах вы ничего не смыслите.

— Как раз я все прекрасно понимаю, а вот он, по-видимому, нет, — не без язвительности произнес Иеремия. Просьба Трелони показалась ему до ужаса обременительной, и все же он не мог просто так взять да и отказать другу. Надо будет поделикатнее убедить сэра Орландо, что тот требует от него невозможного.

Вымыв руки в стоявшей на сундуке оловянной миске, Ален открыл окно и выплеснул воду наружу. Внизу кто-то чертыхнулся. Ален, высунувшись в окошко, вежливо попросил прощения.

— Вам следовало предупредить его, — смеясь, посоветовал ему Иеремия. — Вечно вы витаете в облаках.

Ален натянул длинную полотняную ночную рубашку и проскользнул в кровать, которую в эту ночь вынужден был разделить со своим другом.

— Я думал о бедняжке, — сказал он, задувая свечу и закрывая полог балдахина. Огонь в камине угасал, и стало заметно холоднее. — Какие ужасы ей выпало пережить. Своими глазами видеть, как убивают мать! Ужас!

— Мне кажется, она догадывается, кто преступник, — задумчиво проговорил Иеремия. — Хочется надеяться, что она найдет в себе силы признаться нам в этом. Нельзя ведь исключать, что ей по-прежнему грозит опасность.

— Тогда, вероятно, нам следовало бы опросить и ее родственников, — предложил Ален.

— Нам?

— Почему бы и нет? Но завтра я ее одну домой не отпущу. А когда приведу, вытрясу из них все, что требуется.

— Как знаете, — согласился Иеремия, позевывая. — Так что завтра, если вы не против, мы вместе отправимся к Лэкстонам.

Ален с удовольствием свернулся калачиком под теплым одеялом и закрыл глаза. Кровать с балдахином по длине как раз подходила для Иеремии, который был на пару дюймов ниже своего друга, и все же стоило Алену вытянуть ноги, как ступни оказывались над краями матраса. Так что пришлось спать, подогнув ноги. Неудобно, но что поделаешь — лучше уж так, чем морозить их.

Рано утром их разбудил громкий крик.

— Что произошло… что? — пролепетал Ален, протирая глаза.

— Крик доносился из вашей комнаты, — сказал Иеремия. — Малышку, наверное, мучат кошмары.

Ален откинул одеяло и стал натягивать бриджи.

— Я должен пойти посмотреть, в чем дело.

Еще не надев толком штаны, он скользнул в шлепанцы и по лестнице спустился на второй этаж. Едва Ален открыл дверь в спальню, сердце его замерло. Энн в одной ночной рубашке стояла у распахнутого окна и уже заносила ногу на подоконник.

— Нет-нет, остановитесь! — завопил Ален и подбежал к ней. Схватив девушку за талию, он попытался оттащить ее от окна. Это оказалось не так-то легко, поскольку Энн отчаянно рвалась к окну. Тогда, схватив девушку за плечи, грубо оттащил ее в другой конец спальни. Энн яростно отбивалась от него.

— Оставьте меня! Оставьте меня! — как безумная визжала она.

Размахнувшись, Энн ударила его, а потом принялась царапаться. Ален почувствовал, как щеку обожгла боль — ногти девушки впились в кожу. Только когда ему удалось прижать ее руки к телу, Энн обессилела и прекратила сопротивление.

Между тем в дверях спальни возникли Иеремия, Ник и Молли. Они ошарашенно наблюдали эту странную сцену. Иеремия первым пришел в себя.

— Молли, займись девушкой, — строгим голосом произнес он.

Когда Ален выпустил Энн, та разрыдалась и рухнула на кровать. Служанка ласково погладила ее по спине, пытаясь утешить. Вскоре Энн успокоилась.

Иеремия захлопнул окно.

— Очевидно, мужские руки ее пугают, — сказал он Алену. — Так что давайте уж не будем ее трогать. Пусть Молли останется с ней до утра. Ник, пойди к Мэлори, и если он не спит, скажи ему, что все в порядке. Пусть дальше видит сны.

Иеремия посоветовал Алену сходить вниз и обработать царапины на щеке.

— Оказывается, наша «бедняжка» царапается не хуже дикой кошки, — комментировал иезуит, смазывая царапины мазью. — Молите Бога, чтобы шрамов не осталось.

— Она хотела покончить с собой. Выброситься из окна! — бормотал Ален.

— В предрассветные часы человек наиболее беззащитен перед происками дьявола. Однажды, поверьте, она снова придет в себя.

— Понимаю, ей пришлось пережить такое… Но неужели это основание для того, чтобы наложить на себя руки? Насколько мне помнится, у нее есть еще и брат, и отец.

— Возможно, что-то грызет ее, чего мы пока не знаем, — предположил Иеремия.

— Я готов ей помочь.

— В таком случае желаю удачи. Но она, сдается мне, не из тех, кто раскрывает душу первому встречному. А теперь давайте-ка ляжем и попытаемся еще хоть немного поспать.

Иеремия поднялся затемно и в ночной рубашке застыл на коленях перед висевшим на стене распятием. Он любил молитву и эти утренние часы, пока дом еще спал. Ногам было холодно, но он не обращал внимания. Лишь поднявшись с колен, ощутил боль в затекших мышцах, протестующих против резких движений.

Не разбудив Алена, Иеремия набросил теплый шлафрок и сунул застывшие ноги в овчинные шлепанцы. Так как экономки они не держали, а Молли оставалась с Энн Лэкстон, иезуит взял на себя утренние хлопоты. Перед тем как пойти на кухню, он тихо приоткрыл дверь спальни Алена и заглянул внутрь. Девушка еще спала. Служанка прилегла к ней, чтобы та не замерзла. Услышав скрип двери, она повернула голову.

— Не трудись, Молли, — успокоил он служанку, видя, что та собирается встать. — Я сам растоплю плиту.

Закрыв дверь, Иеремия спустился на первый этаж. Растопив очаг, он наполнил оловянную кружку водой, которую подкачал насосом из подземной емкости, и поставил на решетку над угольями. Вскипятив воду, вернулся наверх, умылся над оловянным умывальником, солью почистил зубы, после чего, прислонив зеркальце к стоявшему на столе подсвечнику, приступил к бритью. Приведя себя в порядок и одевшись, он сходил в спальню и убедился, что Ален до сих пор спит сном праведника. Иеремия довольно бесцеремонно растолкал его, но лекарь, пробормотав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок.