Теперь Федоров. Есть в нем что-то неприятное, и это предубеждает против него. Правда, он, как и Чернов, был на фронте, но скуп, копит деньги, на книжке у него 7932 рубля, собранных регулярными взносами, без заметных скачков. В нарушение правил Федоров охотно берется за приработок, хотя в том нужды нет, судя по той же сберкнижке. Часто ездит на мотоцикле за город. Характер у Федорова железный, но, быть может, его смогут повернуть деньгами. Повторяю, против Федорова у меня сильное предубеждение.

Заглянув опять в свои записи, Скопин стал заканчивать:

– Теперь о людях, среди которых, как мне кажется, мог бы находиться предатель. Это три человека – Алехин, Головнин, Нежин.

– Почему Головнин? – задал себе вопрос капитан. – Потому, что он две жизни ведет. Одну – в Главуране, другую – дома, где прячет от людей лабораторию.

– Какую? – спросил Язин.

– Химия и фотография. В Бразилии у Головнина произошел нехороший случай с женщиной. Сейчас он влюблен в Зарину.

Следующий Алехин. Тоже скуп, мечтает о каменном доме. Неприветлив и себе на уме. Как-то выписку из секретного документа сделал. Такой, гляди, может и продать.

Наконец, Нежин. Не место ему в Главуране. Воли нет, частит по ресторанам. Пьет порой. Полагаю, Нежин в чем-то нечист. В ночь проникновения врага в сейф он не ночевал дома. Последний месяц у него появились деньги.

На этом, товарищи, я кончаю мой доклад, – и, спрятав книжку, Скопин незаметно для себя тоже, положил обе руки на стол.

Воцарилось молчание. Шумел фен, наполняя комнату свежестью, шевеля волосы людей. Молчание нарушил генерал Долгов:

– Сообщение товарища Скопина принимаем к сведению. Теперь, товарищ майор, ваша очередь. Расскажите, пожалуйста, обстановку в Главуране, ваши подозрения и предположения.

Ганин подтянулся, потер рукой подбородок и достал карточку с записями.

– Я, товарищи, буду говорить о трех вещах, – начал Ганин. – Это – нападение на обходчика Шутова, случай во рвах подземной охраны и мои подозрения.

Ганин говорил медленно, выбирая слова.

– Остановлюсь на газировании Шутова. Скажу прямо, случай беспрецедентный! При полной наружной и внутренней охране «Невидимка», позвольте пока так его называть, проникает в управление и, прямо-таки, хозяйничает там. Мы приводим собак – и полнейший ноль.

– Разрешите вопрос, – перебил его генерал Долгов. – Какого вы мнения о Шутове? Это безусловно преданный человек?

– Безусловно, товарищ генерал. Служит с основания главка.

– У меня два вопроса, – обратился Язин. – Не могли ли «Невидимку» забросить в зону большим чемоданом или ящиком?

– Зона Главурана отделена от хозяйственной части. Отопление, электростанция, склады – все отдельно. Большие ящики, чемоданы, футляры, если они поступают к нам, регистрируются, их содержимое проходит проверку.

– Не мог ли человек проникнуть в Главуран по воздуху? Скажем, по канату от крыши соседнего дома до крыши главка?

– Нет, нет! – живо возразил Ганин. – Практически это невозможно, хотя теоретически мысль и верна.

– И один вопрос к вам, товарищ генерал, – обратился Язин к начальнику управления милиции. – Что дало обследование Главурана вашими людьми?

Березов, очевидно, чувствуя неловкость, ответил:

– Мы не нашли даже следов. Будто человек возник в самом здании. К тому же проникший смазал подошвы анольфом – средством против собачьего обоняния.

Наклоном головы Язин поблагодарил комиссара и майора.

Рассказав о происшествии во рвах, Ганин предположил:

– Возможно, во рвы ведет потайной ход, но найти его мы не смогли, хотя проверили каждый камень, каждую промазку. Нам пришлось также нарушить тайну охраны и ввести в ров работника с ищейкой.

Тут Ганин посмотрел на полковника Березова.

– Получилось то же самое, – объяснил Березов. – Опять анольф, и вторая собака выбыла из строя.

Язин сделал едва заметное движение плечами, словно услыхал интересную вещь. Он спросил:

– Товарищ майор, есть ли у вас план этих рвов?

– Нет. Наконец, относительно кадров. Говорю прямо, у меня уверенность даже, что в управлении враг. Не изучив расположения кабинета Ильина, туда не пробраться ни с какой техникой. И верно, что только спецчасть да спецгруппа знают о существовании главного журнала. Поэтому остановлюсь на 14 работниках группы. Ее людей я разделяю на две половины: на таких, кто умрет, но не пойдет против своих, и таких, кто, быть может… продаст.

Для майора это была самая тяжелая часть доклада. Он хорошо знал сотрудников, проверенных долгой работой, и отнести к ним хотя бы слабое подозрение было нестерпимо больно.

Перечислив надежных людей, мнения о которых у майора и Скопина совпадали, Ганин продолжал:

– Вот капитан подозревает Федорова. Я же – нет. Неприятный человек – это верно. Скуп – это да. Вот и все! А ведь фронтовик, медали у него, ордена. Не пойдет Федоров.

Алехина я тоже в счет не беру. Вчера думал о нем, сегодня думал и решил – не станет Алехин помогать врагу. Груб он, себе на уме – это верно. Что касается до выписки из документов, то об этом он нам первый сказал. Бывают такие люди, они на подлость, однако, не идут. Нет!

Итого, стало быть, остается трое. Говорю прямо, сдается мне, что враг может быть среди них. Вот ты, капитан, – обратился он к Скопину, – говоришь: «Вероятные пособники – Алехин, Головнин, Нежин». А я полагаю: Головнин, Чернов, Нежин. И все же, товарищ, ошибаться мы со Скопиным можем, и при том здорово, ведь люди нам присланы министерством!

Относительно Нежина. Все, что сказал о нем Скопин, – поддерживаю. И ресторан, и выпивки – это за ним водится. К тому же красавица у него есть, по фамилии Симагина, зовут Антониной. Это помимо Зариной. А он и за Зариной вьется, жениться хочет. Кто за двумя женщинами волочится, легче и двум хозяевам служить будет. Мать у него не работает, сестра учится, зарплата только-только на троих. А в последний месяц денег у Нежина что-то многовато. В ресторане «Алман» по счету раз заплатил 487 рублей, вазу Зариной купил за 1600. Приработков у него нет, это проверено. Я на Нежина серьезно думаю.

О Головнине теперь. И на него подумать можно. В Бразилии он работал, приворожила его там одна танцовщица, – тут майор посмотрел на свою карточку, – Гипа Каравелло, 17 лет. Даже хотел ее с собой в Союз взять. Слаб он до женщин. Такие, бывает, и врагу поддадутся. И еще одно: 12-го враг был в Главуране, а 10-го Головнин заявление подал – просит уволить его, хочет заниматься научной работой. Факт как будто за него, а с другой стороны, возможно, он знал, что готовится впереди, и решил себя загодя выгородить.

И скажу о Чернове. Человек этот очень ловок. Стальная воля, к тому же силен и умен. Скопин хорошо подметил, что он на все может пойти. А мир наш советский ему узок. Как-то были они со Скопиным в ресторане, и во хмелю Чернов бросил, что в нашем Союзе, мол, куда ни поедешь, все-де одинаково: товары, люди, язык, магазины. Даже типы домов! Скучно, мол, это все и серо. И хочется ему в Париж, Рим, Мадрид, Бомбей, особенно же в Нью-Йорк. Плохого тут ничего нет – мир поглядеть надо. Но слово он дал, что «любой ценой» увидит эти города. «Любой ценой» – такова его психология. Но работник Чернов, скажу прямо, высокой квалификации, из управления кадров аттестация отличнейшая.

На этом Ганин закончил доклад.

– Скажите, товарищ майор, Чернов копит деньги? – спросил Язин.

– На книжке у него 19 798 рублей.

– Вы уверены, что враг в спецгруппе?

– Категорически, и, по-моему, это один из трех: Головнин, Чернов, Нежин.

– Товарищ капитан, а вы твердо стоите на своей тройке? – обратился теперь Язин к капитану.

Скопин задумался.

– Товарищ майор прав. Я снимаю Алехина и прибавляю Чернова.

Все это время, когда так безжалостно назывались фамилии лучших работников главка, нервное напряжение Пургина все возрастало. Он чувствовал себя как человек, впервые попавший на вскрытие трупа. Однако у Пургина имелись свои выводы, и он решил изложить их со всей твердостью.