Он в сомнении посмотрел на человека у умывальника, который с потрясающей сосредоточенностью продолжал мыть руки, взбив такую пену, какую, подумал Хиллиард, никак не могло бы дать дешевое советское мыло.

Было что-то раздражающе знакомое в облике этого человека с непроницаемым аристократическим лицом и длинными ухоженными пальцами. Хиллиард задумался, где он мог его видеть раньше. Вроде бы совсем недавно, подумал он, а возможно ли это? Нет, конечно, нет. Это всего лишь нервы.

Затем человек возле умывальника поднял голову, и Амос Хиллиард ощутил внезапный неконтролируемый озноб.

Точно за минуту до назначенного времени Меткалф пересек улицу Горького и прошел к служебному входу в «Арагви», как обычно, не запертому, чтобы туда могли беспрепятственно входить поставщики продуктов и других многочисленных товаров, необходимых для работы большого ресторана. Никем не замеченный, он прошел через полупустой зал в мужскую комнату, где несколько дней назад встречался с Хиллиардом.

Там никого не было, и Меткалф подумал было, не стоит ли ему запереть дверь изнутри, как это сделал во время прошлой встречи Хиллиард. Но нет, решил он, не стоит, потому что Хиллиард, видимо, все же запаздывает. Он прошелся мимо кабинок и в последней из них обнаружил Хиллиарда.

Вернее, ботинки и брюки Хиллиарда. Это совершенно точно были твидовые брюки и коричневые зимние ботинки из мягкой кожи, принадлежавшие американскому дипломату, но никак не русскому.

«Странно, – подумал Меткалф. – Почему Хиллиард вдруг отправился на унитаз, вместо того чтобы ждать меня возле умывальников, как в прошлый раз?»

– Амос, – негромко позвал он, но не услышал ответа. – Амос, – повторил он, на этот раз погромче.

Ничего не услышав, он потянул за ручку, и дверь плавно открылась.

Иисус Христос! У Меткалфа подкосились ноги, и он чуть не опустился на холодный пол. Нет, только не это! Снова! Амос Хиллиард, полностью одетый, сидел на унитазе, голова была откинута назад, налитые кровью глаза смотрели в потолок, из носа и рта вытекали струйки крови. Его горло было разделено на две части чуть ниже подъязычной кости. Бросался в глаза ярко-алый след от удавки, тонкая, как волос, линия, говорившая о том, что оружием убийства послужила прочная проволока. Дипломат был задушен точно так же, как Черпак Мартин и работники парижской станции.

Нет! Хиллиард был убит только что, считаные минуты назад – он не мог долго находиться здесь. Сколько? Пять минут? А может быть, еще меньше?

Меткалф прикоснулся к багровой щеке убитого. Нормальная температура тела.

Убийца должен быть где-то рядом!

Стивен метнулся к двери, но вдруг приостановился. Убийца мог ждать его с той стороны; почти пустой ресторан предоставлял ему свободу действий, так что он имел возможность стоять в коридоре и готовиться накинуть удавку на шею очередной жертве.

Меткалф ударил ногой в дверь так, что она распахнулась и громко стукнула в стенку, и тут же отпрянул назад, под прикрытие дверного косяка, откуда непременно увидел бы, если бы кто-нибудь оказался в коридоре или выпрыгнул из темноты с удавкой в руке. Нет, там никого не было. Он бросился в коридор, резко поворачиваясь всем корпусом из стороны в сторону, готовый отпрыгнуть при малейшем признаке опасности. Но никто не попался ему на пути. И все же убийца не мог уйти раньше минуты-двух тому назад.

Он сбежал по ближайшей лестнице, перепрыгивая через две и три ступеньки, и чуть не врезался в официанта с подносом. Меткалф в упор уставился на одетого в форму худощавого официанта, смерил его взглядом с ног до головы, пытаясь угадать, не мог ли этот человек быть тем самым убийцей.

В коридоре чувствовался холод, свидетельствовавший о том, что входная дверь только что открывалась. Кто-то вошел или вышел в эту дверь – не в ту, через которую Меткалф вошел в ресторан. Убийца. Да, это было возможно, с какой стороны ни взгляни. Мог ли он выйти через эту дверь?

Стивен медленно, стараясь не наделать ни малейшего шума, приоткрыл стальную дверь. Если убийца покинул здание через этот выход и удаляется – не спеша, так, чтобы не вызывать ни у кого подозрений, – он не мог далеко уйти. Он должен находиться в пределах видимости. Что ж, если существовала хоть небольшая возможность угодить в засаду, Меткалф намеревался избежать ее. Он осторожно выскользнул в узкую щель и аккуратно прикрыл за собой дверь, не издав при этом ни звука.

Он находился у задней стороны здания. Впереди – большой металлический бак, полный дурно пахнущих кухонных отбросов. Меткалф огляделся по сторонам – и никого не увидел.

Убийца Амоса Хиллиарда, кем бы он ни был, исчез, словно провалился сквозь землю.

Меткалф отчетливо сознавал, что ему нужно как можно скорее убраться отсюда, но не мог сообразить куда. В «Метрополь», естественно, дороги не было. Да, он погорел, погорел со всех сторон. Его засекли, когда он забирал груз из тайника, и НКВД знает, что он ведет нелегальную деятельность. Ему следовало как можно быстрее убраться из Москвы. В этой тоталитарной стране, где за всеми наблюдали, границы тщательно охранялись, выехать за рубеж было так же трудно, как и въехать оттуда. В его вещах в «Метрополе» имелось несколько комплектов фальшивых паспортов и других удостоверений личности, но они наверняка уже попали в руки НКВД. Более благоразумным, более логичным вариантом было связаться с Корки и попросить его организовать выход из страны, о чем говорил по телефону Хиллиард. Для успеха требовались отличная согласованность действий и еще разные детали, которые Корки умел обеспечивать с поразительной ловкостью. Выход через границу – это не то дело, которое осуществляет агент-одиночка – разве что в случае острейшей необходимости.

Он хотел взять с собой Лану. Она не могла быть здесь в безопасности, особенно после того, как Меткалф вовлек ее в свои дела. Он уже пообещал себе, что будет защищать ее, и теперь должен вытащить ее отсюда.

Чтобы привести план выхода в действие, необходимо связаться с Корки, а помочь в этом мог лишь Тэд Бишоп. Сам Меткалф мог сделать международный звонок только из номера гостиницы, но о возвращении туда, пусть даже на несколько минут, не могло быть и речи. Позвонить за океан из уличной телефонной будки в Москве нельзя. Амос Хиллиард мертв. Передатчика у него нет.

Так что оставался только Тэд Бишоп. Бишоп, корреспондент зарубежной газеты, должен регулярно вести продолжительные международные разговоры – возможно, даже каждый день, – из своего номера или с Центрального телеграфа. Поэтому Бишоп сможет поговорить для него по одному из аварийных телефонных номеров в Лондоне или даже Нью-Йорке. Просто скажет несколько ничего не значащих слов, когда на том конце снимут трубку; Бишоп передаст донесение Корки, даже не зная, с кем говорил и что на самом деле сказал.

Впрочем, Бишоп мог помочь ему и в том случае, если по каким-то причинам не сможет позвонить по телефону. На новую мысль Меткалфа навели воспоминания о передачах Би-би-си, которые он постоянно слушал в Париже. Там каждый вечер в форме личных поздравлений передавались кодированные сообщения, которые шли в эфире после вечерних новостей; эти известия, предназначенные для полевых агентов, не вызывали ни тени подозрения у обычных людей. «Почему бы не попытаться воспользоваться этим же методом, немного видоизменив его?» – подумал Меткалф. Он составил в мыслях совершенно безобидный абзац, который Бишоп наверняка любезно согласится переслать в свою газету «Манчестер гардиан». Это будет, скажем, краткое сообщение о каком-нибудь концерте или представлении, может быть, о балете. Но в этот безобидный текст будут вставлены кодовые слова, извещающие о его бедственном положении; они пройдут незамеченными мимо советских цензоров, но Корки сразу поймет, что происходит, и начнет принимать меры. Правда, этот метод не столь оперативен, как телефонный звонок по условленному номеру в Лондон или Вашингтон, и поэтому может считаться только запасным.