За 500 лет «черная легенда» пустила глубокие корни и пышные ветви, на которых произросли европоцентризм, учение о народах «исторических» и «неисторических», расизм, тезисы об отсталости России, застое Китая и особой значимости Индии. «Особенно гадко, — писал Л.Н., — деление этносов на «диких», из вежливости называемых «примитивными», и «цивилизованных», под которыми понимаются европейцы и выходцы из Европы, живущие в колониях»813.
Набор стереотипов «черной легенды» и ее вариаций очень велик, и все труды Л.Н. так или иначе «работают» на их разоблачение. Основные принципы Гумилева, с позиций которых он вел критику, были следующие: «Нет европоцентризму» (этот тезис выдвинули и разработали еще евразийцы): «Нет «хороших» или «плохих» этносов» (это утверждал Л.Н. чуть ли не в каждой книге или интервью). «Спорить о том, какой этнос лучше, все равно, как если бы нашлись физики, предпочитающие катионы анионам, или химики, защищающие щелочи против кислот», — писал Л.Н.814.
В одном интервью, касаясь типичных обвинений восточных народов в жестокости, Л.Н. говорил: «Монголы учиняли жестокие кровопролития, говорите Вы? А вырезанный Иерусалим, где в 1099 г. крестоносцы не оставили в живых даже грудных детей? А разграбленный ими же в 1204 г. Константинополь? А приказ Черного Принца вырезать все население Лиможа в 1370 г.? Черного Принца, который считался национальным героем Англии? И чем же он лучше монгольских полководцев?»815
Гумилев подчеркивал, что сама идея «отсталости» или «дикости» может возникнуть только при использовании синхронистической шкалы времени, когда этносы, имеющие разные возрасты, сравниваются как будто они сверстники. «Но это столь же бессмысленно, — пишет он, — как сопоставлять между собой в один момент профессора, студента и школьника, причем все равно по какому признаку: то ли по степени эрудиции, то ли по физической силе, то ли по количеству волос на голове, то ли, наконец, по результативности игры в бабки»816.
Как отмечал Л.Н., цивилизованные европейцы стары и поэтому чванливы, как и все этносы в старости; а в молодости и они были дикими «франками» и «норманнами», научившимися богословию и мытью в бане у культурных тогда мавров817. По мнению Л.Н., нет Каинов и Авелей, если принимать, что был Каин — земледелец и ремесленник, а Авель — скотовод. Бог предпочел Авеля; Каин, убивший своего брата, был проклят и наказан изгнанием. Следовательно, «земледельцы хорошие, а скотоводов надо бить». Л.Н., опровергая подобные взгляды, разъяснял на исторических примерах, что самые жестокие войны в Элладе шли между Спартой и Афинами, Спартой и Фивами, Фивами и Македонией, гуманно щадившей Афины. Война в Риме с Тарентом и три пунических войны велись горожанами818.
Вообще, противопоставление «город — не город» применительно к степи достаточно бессмысленно и выдает лишь безграмотность его авторов! Выдающийся русский исследователь Азии П. К. Козлов замечал, говоря о Монголии, что «почти нет другой страны, имеющей столь много памятников разнообразной культуры и цивилизации, как на поверхности земли, так и под землей»819. Да и Кара-Корум — столица Монголии при Чингисхане свидетельствует о том, что степнякам была отнюдь не чужда и городская культура. В. В. Радлов, в 1890 г. обследовавший стены монгольского монастыря, обнаружил каменные плиты с высеченными на них ханскими указами из Кара-Корума. Город был основан Чингисханом после 1220 г. как административный центр с хорошо развитой торговлей и ремесленным производством. Особенностью города было отсутствие крепостных стен, что запрещалось ханским указом. У входов в городские ворота размещались многочисленные лавки торговцев из разных стран. В городе действовали храмы разных вероисповеданий, в том числе христианская церковь. Уже при Угэдее в 1238 г. был построен «Дворец великого спокойствия», который возвышался на высоком каменном цоколе и имел громадный зал с 64 колоннами820.
Л.Н. всю жизнь боролся с мифами, ибо когда миф торжествует, то наступает подлинный упадок науки, да и всей культуры821. Но не стала ли эта борьба в наше время сражением с ветряными мельницами? Казалось бы, евразийцы за полвека до Л. Гумилева высказали все необходимое для опровержения всяких «черных легенд»: «Европа и человечество» (1920 г.) — знаменитая брошюра князя Н. Трубецкого стала их манифестом еще до появления в 1921 г. программного сборника «Исход к Востоку».
Хотя одна из первых публикаций евразийцев была посвящена другому вопросу (отношению России и латинства), там тоже содержались четкие мысли на тему «Запад — Восток»: «Может быть, в итогах революции, как они уже теперь намечаются, Россия в целом отвернется от Запада и, следовательно, противопоставит свое Православие — западному Католичеству, ибо «латинство» всегда воспринималось на Руси, как яркий и вражеский признак иностранства»822.
При всей ненависти к большевизму евразийцы признавали некую преемственность мироощущений, осознания новой властью особого места России в мире, ее грядущую этническую позицию. Но почему же продолжалась «черная легенда» в нашей стране до 80–90-х гг. и даже расцвела в годы «перестройки»? Неужели «заря» и сейчас на Западе?
Контрвопросы здесь вполне законны: а кто у нас до 80-хгг. читал евразийцев или хотя бы имел понятие об этом течении? И если читал, то где? В спецхранах. Колоссальной заслугой Л.Н. являются не только его труды, но и его гигантская просветительская работа, ибо он «долбил» о евразийстве в каждом интервью 80-х гг.; «взрыв» издания о них итог этой работы. Массовые тиражи книг о евразийстве начались уже после «перестройки» — в 90-х гг. Концепция вышла из «анабиоза»; капля сточила камень.
Л.Н. считал, что его единомышленниками в XX в. являются евразийцы, а на Западе, в какой-то мере, лишь О. Шпенглер с его «Закатом Европы». Разоблачая европоцентризм, тот писал: «В таком случае китайский историк был бы вправе спроецировать всемирную историю, в которой замалчивались бы, как нечто незначительное, крестовые походы и Ренессанс, Цезарь и Фридрих Великий»823.
Близкие идеи возникают иногда у людей очень разных культур, разных стран и судеб, никогда и не подозревавших о существовании единомышленников. Вероятно, это говорит о значимости таких идей. В 1997 г. исполнилось 100 лет со дня рождения малоизвестного (а у нас и вовсе неизвестного) немецкого философа Вальтера Шубарта. Его книга «Европа и душа Востока» вышла в России крохотным тиражом в 2000 экземпляров824.
Судьба автора трагична и связана с его прорусскими взглядами. Из-за них он, немец-католик, уже в 1933 г. был вынужден покинуть Германию вместе со своей русской женой (по семейному преданию, внебрачной дочерью князя Долгорукова). Он выбрал неудачное место эмиграции — Ригу. В 1941 г. за несколько дней до сдачи города немецко-фашистской армии он был арестован и исчез в ГУЛАГе.
Парадоксы истории были и здесь; приемному сыну Шу-барта — Максимилиану разрешено было выехать в Германию, а хлопотал за него человек, казненный в 1944 г., тогдашний посол Германии в СССР граф фон Шуленбург825.
«Европа и душа Востока» вышла в Швейцарии в 1938 г. Ее заметил известный русский философ И. Ильин, живший в эмиграции. Заметил, высоко оценил и сам привел несколько примеров злобного отношения к России на Западе, в частности в Германии. Вот несколько цитат, достойных войти в «черную легенду». «Это даже не варвары, — писал один из непримиримых врагов России, — мазохистские трусы, блудливо ждущие позорного наказания. Смесь восточного бессмыслия и татарской хитрости. Таковы все они, побирающиеся у западной культуры: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, и больше всех Достоевский». «Образы, выдвинутые русской литературой — это сплошь «образцовые идиоты» — от Мышкина и Раскольникова до Кутузова и Платона Каратаева». «Россия — это вечная ночь, раз навсегда опустившаяся на жалких людей»826.
