Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Поиски «генной памяти» могут завести нас далеко. Нельзя вместе с тем пройти и мимо различий отца и сына. Поэт говорил, что если идея истинно художественная, то она может и должна быть выражена только стихом. Ученый любил писать стихи, но стал известен прозой (я имею в виду лучшую научно-популярную книгу «Поиски вымышленного царства»). Георгий Адамович отмечал, что при жизни Н. Гумилева его книги не имели большого распространения; он имел учеников, последователей, но проникнуть в широкую публику ему не давали, и, по-видимому, он этим тяготился. Ранняя насильственная смерть дала толчок к расширению поэтической славы Николая Степановича135.

Л.Н. большую часть жизни писал «в стол». Популярность настигла его после смерти: книги Гумилева стали выходить массовыми тиражами, Казахский университет в Астане был назван его именем и т. д. Это был триумф после смерти...

2. Его университеты

О. Мандельштам сказал Анне Ахматовой о Л. Гумилеве: «Вам будет трудно уберечь его, в нем есть гибельность».

Л. В. Яковлева-Шапорина

В 1929 году вернулся в Ленинград, к матери, и окончил 67-ю среднюю школу в 1930-м.

Л. Гумилев

2.1. Необрый, но любимый город

В нелегкое время вернулся Л.H. в Ленинград, Он сам пишет «вернулся», потому что был здесь когда-то с отцом, пусть совсем недолго; в 1926 г. — «на побывке» у матери, а скорее, у П. Лукницкого. Кому нужен здесь был провинциальный мальчик со своими фантазиями, очень домашний, да еще с таким клеймом, как «сын расстрелянного»? Матери? Это спорно; она была занята своими переживаниями — личными и творческими.

Тем не менее суровый город быстро стал его любимым, оставался мечтой в долгой лагерной жизни. В 1955 г. из Омлага Л.Н. напишет: «Мне кажется, что лучшего места на земле нет: климат замечательный, улицы красивые. Нева, библиотеки, музеи... ну чего еще надо? Очень хочу домой!»136

Жили они с А.А. бедно. Э. Герштейн рассказывает: «Оба ослабли от голода, даже курево не на что было купить. Потом они, видимо, заняли у кого-то из знакомых немного денег. Тем не менее Лёва сдал последний экзамен на тройку, потому что у него от голода кружилась голова»137. Судя по последней фразе — «сдал экзамен», дело было в 1934 г.

Герштейн дала изумительно четкое и жесткое определение всей ситуации, в которой находился Лёва — любимый ею человек. «Уже давно, — пишет она, — я была потрясена зрелищем его жизни, в которой ему не было предусмотрено на земле никакого места»138. Действительно, никакого места... Москву он не любил; увидев столицу в период реконструкции ее центра, заметил: «Мало ли в России пустырей...» И Москва была к нему достаточно жестка. Столичные друзья Анны Андреевны тяготились ее частыми приездами туда и только делали вид, что ценят Л.Н. Опять же, по свидетельству Э. Герштейн, Мандельштамы были недовольны приездом Лёвы (с которым, кажется, мемуаристка у них и познакомилась), и в первые дни после отъезда Анны Андреевны и у Нади, и у Осипа Эмильевича прорывалось какое-то раздражение против нее. «Осип Эмильевич, — пишет Герштейн, — сочинил на меня и Лёву злую эпиграмму, которую мне сам Лёва прочел... Я, со своей стороны, открыла Лёве, что Надя называет его кретином»139. Злоба Мандельштамов выплескивалась за пределы столицы и достигала Ленинграда. Брат Осипа — Евгений Эмильевич, у которого остановилась Эмма, услышав, как она звонила на Фонтанку, заметил: «Вы говорили с сыном Анны Андреевны? Остерегайтесь его, у него могут быть нехорошие знакомства. Вообще... я бы не хотел... из моей квартиры»140.

Неприятные слухи доходили даже до незнакомых Мандельштаму людей. В 1937 г. Эмма жила у своих родственников — врачей. Последние поинтересовались тем, у кого она бывает. Герштейн назвала среди прочих и Ахматову, на что ей было сказано: «У Ахматовой? О, избегай ее сына»141. А еще говорят, что интеллигенция — только страдавшая сторона в тот страшный год. Легко было предсказывать великому поэту: «В нем есть гибельность»; они же и добавляли, помогали «реализовать» эту гибельность.

2.2. Злой гений Льва Гумилева

Если бы я не был так ничтожен...

Но я труслив, слаб и изворотлив.

Н. Пунин

Мог ли Лев спокойно, нейтрально воспринимать третьего мужа Анны Андреевны — Николая Николаевича Пунина? Думается, нет; и дело не только в откровенной и нескрываемой неприязни самого Пунина к нему. Обычно Н. Н. Пунин фигурирует как профессор, крупный искусствовед, жертва сталинских репрессий. Все это в основном верно. Верно и то, что жизнь его закончилась трагически: в 1953 г. в концлагере Абезь на Севере. Странная игра судьбы напоследок свела его там с одним из евразийцев — Львом Карсавиным. По свидетельству «солагерников», оба сохраняли какую-то стоическую силу.

Думается, взрослый Лев Гумилев знал и другое, для него не менее существенное: в 1918 г. Н. Н. Пунин был официальной фигурой в России и очень немалой — заместителем народного комиссара просвещения РСФСР А. В. Луначарского. Это бы ладно, чего не случалось в те годы. Но я думаю, что Лев Гумилев знал «заметку-донос» Н. Н. Пунина на своего отца. В ней говорилось: «С каким усилием, и то только благодаря могучему коммунистическому движению, мы вышли год назад из-под многолетнего гнета тусклой изнеженно-развратной буржуазной эстетики. Признаюсь, я лично чувствовал себя бодрым и светлым в течение всего этого года отчасти потому, что перестали писать или, по крайней мере, печататься некоторые «критики» и читаться некоторые поэты (Гумилев, например). И вдруг я встречаюсь с ними снова «в советских кругах»... Этому воскрешению я, в конечном итоге, не удивлен. Для меня это одно из бесчисленных проявлений неусыпной реакции, которая то там, то здесь да и подымет свою битую голову».

Напечатано это было в газете «Искусство Коммуны». Когда я начал искать что-либо интересное (и не сугубо специальное, а человеческое, так сказать) о Н. Н. Лунине, то наткнулся на статью о нем С. Михайловского. В ней отмечалось, что упомянутая газета издавалась меньше года, а у журнала «Изобразительное искусство», к которому Н. Н. имел отношение, вышел всего один-единственный номер142. Но донос, даже «в супрематическом пространстве», не становится от этого менее зловещим.

Первые встречи Н. Н. Пунина с Н. Гумилевым были в дореволюционную пору — «мы жили тогда на планете другой», как пел позже А. Вертинский. Михайловский рассказывает, что в архиве Пунина хранится фотография, на которой заснят маскарад в Царском Селе. Он был устроен дочерьми морского генерала Аренса, обретавшегося при дворе, и проходил на берегу пруда в здании Адмиралтейства. «С беспечной веселостью замерла перед фотографом костюмированная толпа, — пишет биограф Пунина, — над молодыми лицами пудреные парики, затейливые шляпы. Легки преклонил колено перед Зоей Евгеньевной Арене Николай Николаевич Пунин... Впереди, на авансцене, Николай Степанович Гумилев»143.

Пунин и Н. Гумилев встретились последний раз в августе 1921 г. в следственном изоляторе ЧК на Гороховой, когда первый был ненадолго арестован. Одного вели на допрос, другого — с допроса. У Гумилева в руках была «Илиада» Гомера, с которой он не расставался ни в далеких путешествиях, ни на фронте. Единственное, что успел сделать Гумилев — это показать книгу Пунину144.

вернуться

135

Н. Гумилев в воспоминаниях современников, с. 244.

вернуться

136

Письмо Л.Н. Анне Ахматовой, 9 февраля 1955 г.

вернуться

137

Герштейн Э. Лишняя любовь. — «Новый мир», 1993, № 11, с. 160.

вернуться

138

Там же, с. 155.

вернуться

139

Там же, с. 156, 157.

вернуться

140

Там же, с. 159.

вернуться

141

Там же.

вернуться

142

Михайловский С. Н. Н. Пунин. Портрет в супрематическом пространстве. — «Нева», 1984, №6, с. 151.

вернуться

143

Там же, с. 146.

вернуться

144

Там же, с. 151.

21
{"b":"133582","o":1}