В 6.00 утра 9 мая 1945 г. все полки армии были построены при развернутых знаменах. Дружное «ура» то и дело заглушало голоса выступающих. Неудержима была радость. Ведь Победа же! 1418 дней и ночей шли они к ней. И дошли! Радость победы испытывали все — от простого солдата до военачальника, от юноши до убеленного сединами старика. Тысячи и тысячи фронтовиков с гордостью говорили: «Я брал Берлин!»

Сохранилась грамота:

«Красноармеец Гумилев Лев Николаевич.

Приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза от 2 мая 1945 № 359 за Берлин всему личному составу нашего соединения, в том числе и Вам, принимавшему участие в боях, ОБЪЯВЛЕНА БЛАГОДАРНОСТЬ.

КОМАНДИР ЧАСТИ п./п. 28807.

Подполковник Гуков».

31-я зенитно-артиллерийская Варшавская Красно-Знаменная Ордена Богдана Хмельницкого дивизия была выведена в Резерв Главного Командования. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР 25.09.1945 Л. Н. Гумилев демобилизован из 1386-го полка. 4 месяца до демобилизации он провел в Германии, под Берлином. Время на фронте, послевоенные «каникулы» Лев Николаевич впоследствии называл самым счастливым и памятным временем.

Ученый говорил: «Если для тебя что-либо интересно, то обстоятельства и обстановка — не помеха. Думать ведь можно везде». Во время войны Лев Николаевич не оставлял своих интеллектуальных исследований, не упуская случая и для научного общения. Вот его воспоминания об общении с немецким историком. «Помню, в 1945 году, после взятия Берлина, я встретился с немецким ученым моего возраста и разговорился с ним. Он считал, что славяне захватили исконно немецкую землю, на что я возразил, что здесь древняя славянская земля, а Бранденбург — это Бранный Бор лютичей, завоеванных немцами. Будь он начитаннее, то упомянул бы, что еще раньше, в V веке те же лютичи вытеснили с берегов Эльбы германских ругов. Но разве в этом суть? Все народы куда-то откуда-то пришли, кто-то кого-то победил». Славянское прошлое этих земель отражено также названиях других германских местностей, таких как Померания, Штаргард («старый город») и др.

В другой раз Гумилев беседовал с немецким физиком, рассказывая про Таймыр. Тот стал сопоставлять рассказ с сочинениями Джека Лондона. Гумилев возмутился и вскричал: «АІазка ш Кигогі\»(fb2: неразборчиво), ведь изотерма Аляски проходит через Байкал, а более красивого и благодатного места он в жизни не видел.

Отечественная война всколыхнула в народе чувство патриотизма, необходимости дать отпор врагу. Народный гнев превратил разноязыких советских людей в мощную несокрушимую волну. О своих однополчанах Лев Гумилев говорил: «Все мы в этой последней войне воевали за Россию, хотя в нашей маленькой зенитной батарее были армянин и казах. И мы великолепно уживались друг с другом на индивидуальном уровне. Но мы же не навязывали своих привычек, не старались сделать из них «неполноценных русских». И они вели себя соответственно в отношении нас. Общий результат известен: мы взяли Берлин, а не противник — Москву». Чтобы действовать быстро, четко и слаженно, чтобы не подвергнуться обстрелу сразу после своих выстрелов, надо было стремительно менять положение орудия на местности. Артиллеристы должны были действовать слаженной единой командой. Для этого надо было чувствовать локоть друга. И каждый помогал другому, как мог, даже в быту.

Помню, Л.Н. рассказывал, что он в лагере научился шить сапоги и ботинки, и на фронте это ему пригодилось. О том, как воевал противник, вспоминал так: «Немцы воюют по часам, и только, когда кофе попьют, а мы — всегда. Фашисты воевали с удобством для себя, а защитники Отечества в любой обстановке. Я воевал в тех местах, где выживали только русские и татары. Войны выигрывают те народы, которые могут спать на голой земле. Русские и татары — могут, а немцы — нет». Помогала победить и память о Родине, память о тех, ради которых надо жить:

А вот этнологическое замечание Л. Н. Гумилева: На фронте мне рассказывала переводчица, что она видела, как немецкий фельдфебель бил солдата по физиономии, а тот вытягивался в струнку и повторял: «Герр фельдфебель, я виноват!» Попробовал бы мне старшина дать по морде или кому-то другому. Был такой случай: он мне по шее, а я ему в зубы. После чего мы посмотрели друг на друга и сказали: «Ну, хватит, квиты». Да, но если бы старшина ударил кавказца, тот бы схватился за оружие.

Великая Отечественная война окончилась. Лев Николаевич вернулся домой в Город, как он называл Ленинград. Не забыть, как он рассказывал о своем ощущении! По окончании войны. Время на фронте и послевоенные «каникулы» Лев Николаевич называл самым счастливым и памятным в своей жизни. В канун дня Победы, когда Цветет сирень, мы с ним и Наталией Викторовной много лет ездили на Марсово поле, чтобы вдохнуть ее запах и почувствовать май 45-го. Рассказывал, какая любовь разгоралась тогда, как всем хотелось любить. Победа, счастье, Май! Он говорил: «Боже, какой это был 45-й год. Меня встретили, как родного (я же был в шинели с погонами). Разрешили сдавать экзамены экстерном за два курса, вместе с аспирантскими. Но потом мне отозвалась моя отзывчивость...» — Это он уже о следующих тюремных мытарствах.

Никакого мира для него не наступило. После речи Черчилля в Фултоне началась новая война двух супердержав, двух суперэтносов — «холодная». А за несколько месяцев до этого, в конце 1945 г., вскоре после возвращения Гумилева в Ленинград произошла встреча-провокация А. Ахматовой с английским дипломатом и шпионом, будущим философом либерализма Исаией Берлиным, на которой Лев присутствовал, так как попросту жил у своей матери. Новая клевета, допросы, тюрьмы и лагеря. И все время ни на минуту он не прекратил своей работы. — Думать можно всегда и везде. Так для Льва Гумилева, участника важнейших и кровопролитнейших операций последнего этапа Великой Отечественной войны, начался новый фронт. «Холодная война» проходила в области научного и культурного влияния. Изнутри шло подталкивание к соперничеству в военной сфере, не оказание должного сопротивления (а часто и потакание) проникновению в страну чуждых ценностных установок; наряду с этим, яростное сопротивление продвижению книг ученого-патриота. И хотя сейчас руководители государства и политики цитируют мысли Гумилева, признавая верными его научные оценки и прогнозы, — эта война не закончилась для его пассионарной теории этногенеза 1168.