По моему мнению, все действия Ирины Николаевны направлены на то, чтобы получить деньги. Продажа части архива и передача И. Н. Пуниной его по частям в Публичную библиотеку и в ЦГАЛИ свидетельствуют не о заботе о собрании архива, а о его использовании в личных интересах. С 1945 г. я часто бывал у Л. Н. Гумилева и А. А. Ахматовой, и мне известно, что они жили своей семьей отдельно от семьи профессора Н. Н. Пунина. Претензия И. Н. Пуниной на право распоряжаться литературным архивом Анны Андреевны не имеет никаких оснований. Не являясь наследницей А. А. Ахматовой, Ирина Николаевна не имела права ни на продажу архива, ни на определение его по своему усмотрению в какой-либо архив. Отношения между семьей Н. Н. Пунина и А. А. Ахматовой были холодными и основывались на денежном расчете. Составлено 20 декабря в 23 часа по памяти. В. Абросов. Абросов Василий Никифорович, г. Великие Луки, ул. Сиповского, д. 54, кв. 1»,
Дело тянулось вплоть до 1969 г. На суде Л.Н. заверял: «Я не давал согласия ни устно, ни письменно на передачу архива Ахматовой в Публичную библиотеку». Это подтверждали такие свидетели, как академик В. М. Жирмунский, хорошо знавшие А.А., — Н. И. Харджиев, Эмма Герштейн, и, наконец, М.Ардов, который все-таки выступил «за правду».
В начале 1967 г. состоялось соглашение между ЦГАЛИ (куда предприимчивые «наследницы» сплавили другую часть архива А.А.) и Пуниной о продаже архива за 4500 рублей — заметную тогда сумму. Соглашение между ЦГАЛИ и И. Пуниной еще можно как-то понять, ведь упомянутый архив находится в Москве, там могли чего-то не знать. Но тогда же, в январе 1967 г., Народный суд в Ленинграде отказал Пушкинскому Дому в приеме искового заявления. Логика была весьма сомнительной: раз И. Пунина передала часть архива в государственное,учреждение, значит... дело суду неподсудно. Не дожидаясь судебного решения, Публичка перевела сутяжницам еще 2071 рубль сверх ранее выплаченных 1247 рублей. Тем временем судебная волокита продолжалась: Ленгорсуд снова направил дело туда, где оно уже разбиралось; но через некоторое время оно опять вернулось в Ленинград.
В 1968 г. председатель Комиссии Алексей Сурков (и здесь понятна обида Л.Н. на СП СССР!) вяло комментировал происходящее: да, Комиссия решила все передать в Пушкинский Дом, но «случилось так, что И. Н. Лунина... начала распоряжаться материалами поэтессы по своему усмотрению»669.
В 1969 году Л.Н., понимая, что основная несправедливость уже свершилась, просил признать за ним право на собственность хотя бы на мемориальные вещи А.А., находящиеся у Пуниной, и обязать ее вернуть эти вещи. Подчеркиваю, речь шла не о каких-то материальных ценностях, а об альбоме «Князь Долгорукий» со стихами А.А.670, но без успеха.
Все свидетели подчеркивали: нельзя расчленять архив А.А., но это уже было сделано. Все они указывали: если А.А. дарила кому-то что-либо из своего литературного наследства, то только с дарственной надписью. Между тем ни на одной из тетрадей, переданных Пуниной в ЦГАЛИ, дарственных надписей не было. Но и это проигнорировали. Наконец в том же 1969 г. вдруг последовало положительное для Л.Н. решение Ленгорсуда, но снова пошли кассационные жалобы Пуниной, Каминской, Публички и ЦГАЛИ.
Мы уже называли имена свидетелей, выступавших за Л.Н. Это — авторитетные люди; каждый из них знал А.А., знал и ее волю. А кто же выступал на стороне Пуниной и К?? Может быть, еще более авторитетные свидетели или инстанции? Ю. К. Толстой, основательно проштудировавший все перипетии дела от начала и до конца, называет лишь две фамилии, абсолютно никому не известные — Шейн и Люш671. Кассационные жалобы этих неизвестных людей сработали; здравый смысл, правда и порядочность — все это не играло никакой роли. Верховный суд РСФСР согласился с ответчиками и отказался от взыскания с Пуниной полученных ею сумм — более 7800 рублей. Дело, конечно, не в деньгах. Почему Верховный суд принял такое решение? На этот вопрос нет ответа ни в законе страны, ни в комментариях опытного юриста. Судья Ленгорсуда по завершении дела сказала Л.Н.: «Все это — обычное невезение Н. Гумилева, А. Ахматовой и Ваше». Осталось добавить: «И проклятие Н. Н.». Да, дело не в деньгах и даже не в попранной справедливости, а в последствиях.
Конец 90-х, с позорного процесса прошло 30 лет, но проклятие Н. Пунина приходит издалека, опять же, видимо, через него самого. «Новая газета» сообщила: «В городе Турине увидели свет 23 записные книжки Анны Ахматовой. Все ее сохранившиеся черновые записи 1958-го по 1966 год. Это совместная работа Российского государственного архива литературы и искусства и итальянского издательства. Из всего тиража на родину поэта прибыла одна тысяча экземпляров книги»672. Почему в Турине, а не в Петербурге или Москве, и почему нам на всю страну «выдают» всего тысячу?
Незадолго перед этим вышел третий том воспоминаний Л. Чуковской. Там есть любопытная фотография «Анна Ахматова и Аня Каминская в Оксфорде, 1965 г.»673. Царственная, божественная А.А. больна, это очевидно, и все-таки она действительно «великая княгиня поэзии», как написал потом Ганс Вернер Рихтер. Тут же видим «придворную даму» — Анну Каминскую. С фотографии на нас смотрит ее хитроватое личико; она держит Анну Ахматову под руку, крепко держит674.
Ясного ответа насчет туринского издания в мемуарах Лидии Чуковской искать бесполезно. В 1964 г., когда А.А. ездила в Рим и Таормину, все записки Л. Чуковской уже переполнены другим героем — идет «дело Бродского». Не будем поэтому гадать и приписывать внучке Н. Пунина какие-либо «операции» в Англии или тем более Италии (была ли она там вообще?): при живой А.А. «загнать» ее записные книжки на Запад было явно невозможно. А после смерти?
Судья из Ленгорсуда была права, когда сказала о невезении Гумилевых. Не повезло и архиву Н. С. Гумилева, это открылось совсем недавно. Редактор журнала «Знамя», жалуясь на нищенский уровень подписки на 1998 г. (десяток тысяч!), рассказал о публикациях и портфеле редакции, задавая вопрос: «Неужели все это никому не нужно?» А среди «всего этого» — книга 92-летней Эммы Герштейн «Надежда Яковлевна», где с шокирующей прямотой и бесстрашием рассказывается о сложном клубке, в который сплелись личные и творческие отношения Осипа и Надежды Мандельштам, Анны Ахматовой, Марии Петровых, других культовых фигур предвоенного десятилетия»675. Оказывается, десяток лет назад известная нам Эмма Герштейн опубликовала часть этой книги за рубежом, в Париже676. В ней и содержится страшная правда об архиве Н. Гумилева.
В 1936 г. А.А. встретила в Воронеже у Мандельштамов Сергея Рудакова, работавшего над автокомментарием Мандельштама к его уже вышедшим книгам. Встретила и открыла в нем страстного почитателя Гумилева к тому же текстолога, стиховеда и поэта. Она предоставила ему для работы часть своего гумилевского архива. В Ленинграде до самой войны А.А. нередко виделась с Рудаковым. 28 мая 1940 г. она подарила ему «Из шести книг» с надписью: «Сергею Борисовичу Рудакову на память. А. Ахматова». Герштейн пишет, что ей неизвестно, когда именно Ахматова передала ему архив Гумилева677. Упрекать А.А. в этом было бы нечестно, особенно если это сделано в «смутные годы» после 1938 г. — ареста Л.Н.
В мае 1944 г. С.Рудаков погиб на фронте. Осталась Лина Самойловна Финкельштейн, его вдова. Она вернулась в Ленинград в 1944 г., тогда же, когда и А.А. Тут начинается гнусная история лжи, умолчаний и предательства. Рассмотрим эпизоды этой истории по порядку.
