Среди железных корпусов попадались и более старые деревянные, почти разрушенные. Финн разглядела даже остов одного из ранних паровых судов с огромной трубой, от которой остался только черный, изъеденный сыростью огрызок. Суда стояли беспорядочно – некоторые из них тесно прижимались друг к другу, иные умирали в одиночестве. На самом дальнем конце озера она отыскала обломки самолета Питера Богарта. Рассмотреть полузатопленный аэроплан мешал небольшой торпедоносец с искореженным носом, а рядом с ним…

– Это же «Королева»!

Судно лежало на песке у самого входа в лагуну, сильно накренившись на правый борт. Финн напряженно вглядывалась, надеясь заметить на нем признаки жизни, но тщетно. Рулевая рубка была полностью разрушена, крышка трюма распахнута, грузовой кран и вовсе снесен, а весь корпус провис, будто у него сломался позвоночник. Нос «Королевы» врезался в джунгли, а ржавое брюхо было бесстыдно обнажено. Ужасный конец для корабля, а особенно для того, который ты знал и успел полюбить. У Финн было такое чувство, будто она потеряла близкого друга.

– Дай мне посмотреть! – взмолился Билли, и она протянула ему бинокль.

– Ваших друзей не видно? – спросил профессор.

– Нет.

Рассмотрев останки «Королевы Батавии», Билли опустил бинокль.

– Они могли спастись?

– Все возможно, – пожал плечами Уинчестер. – Вы же спаслись.

– А если их схватили местные, куда они могли их увести?

– У них тут три деревни, все на дальнем конце острова.

– В которой из них станут держать пленников? – продолжал расспрашивать Билли.

Профессор указал на высокий каменистый холм, возвышающийся прямо перед ними:

– С этой горы в море течет река, и главная деревня расположена у самого ее устья. Не знаю, есть ли у нее название.

– Вы сможете туда пройти?

– Смогу, но предпочитаю этого не делать.

– А нас отведете? – настаивал Билли.

– Хотите найти голландца, – усмехнулся профессор, – и своих друзей?

– Да, и спасти их. Что в этом смешного?

– А эти ребята вас не пугают? – Уинчестер постучал по окуляру своего бинокля.

– Какие ребята?

– Это полевой бинокль «Цейс». Сделан специально для Императорского флота Японии в сорок втором году. У самого адмирала Ямамото был такой. Вот об этих ребятах я и говорю.

– Мы что, должны бояться горстки ветеранов Второй мировой войны? – возмутился Билли.

– Нет, вы должны бояться их детей, – мрачно возразил человек в козлиной шкуре. – Тех, кто ходит с большими мечами и в военных кепи. Поверьте мне, их стоит бояться.

– Ну и чудище! – присвистнул Билли, разглядывая китообразную махину, лежащую посреди мангрового болота.

Это был гигантский металлический цилиндр длиной не меньше четырехсот футов, с бульбообразным носом, похожим на опухоль выступом на спине и полуразрушенной рубкой. На борту, под пятидесятилетними наслоениями ржавчины, ракушек и грязи, еще можно было разобрать надпись – «Ай-52».

– Так вот откуда у вас вымпел, – догадалась Финн.

– Да, я хорошо пошарил внутри, – кивнул Уинчестер. – Сами японцы к ней и близко не подходят. Видимо, какое-то суеверие.

Они лежали на поросшей травой верхушке песчаной дюны на самом краю Чаши. Слева внизу тянулся пляж, прямо перед ними расстилалось мангровое болото, а сзади начинались джунгли, уступами спускающиеся вниз, к дальней оконечности острова – «вражеской территории», как назвал ее профессор.

– Никогда ничего подобного не видел, – продолжал удивляться Билли. – Даже не знал, что японцы или вообще кто-то строил в то время подводные лодки таких размеров.

– Они считались самыми большими до появления атомных, – пояснил Уинчестер. – Класс «Сен-Току-четыреста». Да их и построили, кажется, всего четыре или пять штук. Видите тот выступ спереди? Это для самолетов. Туда умещаются три штуки со сложенными крыльями. Кстати, они и сейчас там. Предназначались для специальных заданий: взрыв Панамского канала, срочная перевозка высокотехнологичных материалов и тому подобное. Я иногда подумывал о том, чтобы привести один из них в порядок да и улететь отсюда, но, к сожалению, здесь нет ни одного летного инструктора. – Он хрипло засмеялся. – А еще в ней оказалось полно золотых слитков. Возможно, они везли их в Германию в уплату за сырье. В самой-то Японии ничего нет. Их лодки нередко делали такие рейсы.

– Об этом вы тоже видели документальный фильм? – подозрительно спросил Билли.

– Нет, – потряс головой профессор, – про это мне рассказывал отец. Он воевал в АНАК – Австралийском и Новозеландском армейском корпусе. А потом был в плену в военном лагере в Сандакане, на побережье Борнео. – Профессор из-под полей своей диковинной шляпы пристально взглянул на Билли. – Вторая мировая война – это не только Гитлер, нацисты и Перл-Харбор. В этих местах Ямамото и Тоджо причиняли куда больше бед, чем Роммель и Люфтваффе.

– Сейчас это все не важно, – решительно вмешалась Финн. – Важно как можно скорее отыскать наших друзей. – Она взглянула на опутанную лианами и корнями тушу гигантской субмарины. – А сколько их всего – этих японцев, которых надо бояться?

– Трудно сказать. Думаю, в основном экипаж составляли те, кого отец называл «рикюсентай», – японские морские десантники. У них и остатки формы зеленого цвета, а обычные солдаты носили хаки. Наверное, на лодке их было сотни две или три, но я понятия не имею, сколько из них выжило после крушения. Ни разу не видел больше трех-четырех человек одновременно. И постоянных домов у них, в отличие от китайцев, нет. Охотятся только маленькими группами.

– А как они вообще сумели тут выжить?

– С помощью оружия, полагаю, – пожал плечами профессор. – Числом они значительно уступали китайцам, но были лучше вооружены. Вероятно, сначала они совершали набеги на деревни, чтобы добыть еду и женщин. Теперь все более-менее успокоилось, и они стараются не попадаться друг другу на пути. Китайцы и японцы ведь никогда особенно не любили друг друга. Каждая нация считала другую примитивными дикарями. – Уинчестер улыбнулся. – В общем, так же, как американцы относятся к мусульманам, и наоборот.

– Или англичане к австралийцам, – поспешно добавила Финн, вставая на защиту своих соотечественников.

– А как они вооружены? – вернулся к делу Билли.

– Я нашел кучу ржавых пистолетов и винтовок, но у них, вероятно, уже давно кончились патроны. Единственное оружие, которое я у них видел, – это церемониальные мечи катана да старые штыки. Ну и наверное, луки, стрелы и духовые трубки. А у китайцев я пару раз замечал какое-то странное устройство вроде арбалета.

– Они охотятся? – спросила Финн.

– Охотятся, а время от времени убивают друг друга. Правда, не ради удовольствия, как охотники за головами на Борнео или Филиппинах. И у тех и у других сложился свой социальный уклад. Китайцы объединены в семейные кланы. А японцы стремятся к полной самодостаточности и организовали у себя что-то вроде единоличного социализма. Я наблюдал, как их дети охотятся: все, что поймает любой из них, делится на всех поровну. И они не разделяются на специальности. Каждый охотится. Каждый готовит. Каждый строит хижины и собирает хворост. И мужчины, и женщины. Получается неплохо.

– А вы, похоже, внимательно их изучали.

– Я же ученый. А потом, врага надо знать в лицо. Я изучаю их специально, чтобы случайно не попасться им на пути.

– А они знают про вас?

– Точно не скажу. Ни разу не заметил, чтобы они за мной следили. Как я уже говорил, я предпочитаю не высовываться.

Над дюной пролетел ветерок, пригнул к песку пучки выцветшей травы и принес с собой соленое дыхание лагуны. Финн повернула голову и еще раз взглянула на большое синее озеро, окруженное зелеными стенами старого вулкана. Деревянные и железные остовы судов в неподвижной воде казались скелетами вымерших динозавров. Фюзеляж самолета Питера Богарта торчал из воды, как выброшенная и забытая ребенком игрушка.