– Не очень, – призналась Финн. – Но вы так и не сказали нам, откуда у вас эта золотая статуэтка.

– А вам известно, что это такое?

– Да, – кивнула Финн, – она из Мали. Четырнадцатый век.

– Эпоха мансы Мусы, правителя Мали и Тимбукту, первым из Черной Африки совершившего хадж в Мекку. Да-да, все эти «Копи царя Соломона» вашего Райдера Хаггарда и тому подобное, но дело-то не в этом.

– Так, может, вы объясните нам, в чем дело? – подал голос Хансон.

– Дело в том, где была найдена эта статуэтка и как она там оказалась.

– И где же она была найдена? – быстро спросила Финн.

– Как вы догадываетесь, моя милая, такая информация стоит денег.

– А сколько вам заплатил за нее Питер Богарт? – поинтересовался Билли.

– Вы – это не он, и у нас намечается совсем другая сделка…

– Вы послали Питера Богарта туда, где он, возможно, встретил свою смерть, – резко перебила его Финн. – Может, Питер и паршивая овца, но он тем не менее Богарт, и полиция наверняка очень заинтересуется последним человеком, который видел его живым. Вам очень хочется, чтобы полицейские начали задавать вам вопросы?

– Такая красивая женщина не должна опускаться до угроз.

– Но я-то не красивая женщина, – вступил Билли. – Вам будет легче, если угрожать стану я?

– Легче не будет, – горестно вздохнул Остерман. – Но все-таки нехорошо так обращаться со старым человеком.

– Так вы расскажете нам про статуэтку?

– Я купил ее у довольно неприятного человека по имени Вэй Ян. Он знал, что я люблю такие вещи, потому и принес мне.

– А где можно найти этого Вэй Яна? – снова вмешался Хансон.

– Раньше он держал магазинчик на улице Деван, но его там больше нет.

– А где же он есть?

– Возможно, в морге. Или в какой-нибудь красивой урне. В любом случае он сейчас вместе со своими предками. Недавно он всплыл под причалом на рыбной фабрике с распоротым животом и выколотыми глазами. А на одной руке не хватало пальцев, и заметьте, их отгрызли не рыбы.

– Кто это сделал?

– Кто знает? – пожал плечами Остерман. – Это же Борнео. Или Калимантан – называйте как хотите. Последняя тайна нашего мира. Здесь все еще есть племена, которые собирают и высушивают человеческие головы. Потом они нанизывают зубы на ниточку и опять вставляют их головам в рот. И подвешивают к балкам своих общинных домов. А когда ночью дует ветер, то зубы стучат. Я сам слышал это. А Вэй Ян торговал золотом и занимался контрабандой. Он вел дела с даяками-золотоискателями из джунглей и с penyeludup, контрабандистами. И это мог сделать любой из них, потому что Вэй Ян обманывал всех и все об этом знали.

– А вам известно, как к нему попала золотая статуэтка? – поинтересовался Хансон.

– От контрабандиста по имени Ло Чан – наполовину китайца, а наполовину бог знает кого.

– А откуда она появилась у Ло Чана? – подхватила Финн.

– Вэй Ян уверял, что не знает.

– Или не хотел говорить.

– Вполне возможно, – согласился Остерман.

– А как нам найти этого Ло Чана? – продолжал расспрашивать Хансон.

– У него в Кампунг-Сугуте есть катер под названием «Педанг Эмас». Ходит оттуда в Замбоангу. Немного пиратствует по дороге. Где-нибудь там его и найдете.

– А где этот Кампунг-Сугут? – заинтересовалась Финн.

– На севере залива Лабук в море Сулу, – объяснил Остерман. – В устье реки Сугут, сразу за отмелью Тегепил. Чан живет там с женщиной по имени Цай Куин Ма. Она командует в одном из его борделей. Похожа на козу, нарядившуюся в платье. Ни с кем ее не спутаете.

Они поймали еще одно водное такси и вернулись на нем в порт. Весь экипаж уже собрался на борту: тем, кого не интересуют оффшорные банки или секс-туризм, заняться в Лабуане особенно нечем. Тоши готовил на камбузе обед, а Элайша Санторо в рубке сидел перед развернутыми картами.

– Надеюсь, мы не собираемся идти на север, – сказал он, едва завидев их.

– Это почему? – осведомился Хансон.

– Только что получил прогноз. В море Сулу дозревает тайфун. Довольно серьезный. Говорят, очень серьезный. Можно сказать, супертайфун. И барометр падает, точно булыжник. – Он повернулся к Билли и Финн. – Так куда мы пойдем?

– На север, – вздохнул Хансон. – В море Сулу.

«Педанг Эмас», китобойное судно длиной в сто футов и водоизмещением сто тонн, было спущено на воду задолго до «Титаника». В тысяча девятьсот седьмом году его построили на норвежской судоверфи «Найленд верстед» и присвоили номер 133. Его первым владельцем стала исландская компания, давшая ему имя «Харальдур Христьянсон».

В двадцать первом году судно было продано новозеландской китобойной флотилии и названо «Рангитото». Девять лет спустя оно вернулось к берегам Скандинавии и было куплено компанией, поставлявшей на рынок сардины знаменитого сорта «Ройял Брислинг». Компания не стала использовать его как рыболовное судно, а вместо этого переделала в прогулочную яхту для своего президента. Прямо над крышкой трюма была оборудована комфортабельная каюта, а в сам трюм встроен дополнительный топливный танк.

Теперь судно называлось «Кристианиафьорд». Через несколько лет после переделки в воздухе запахло войной, и «Кристианиафьорд» был отдан в аренду Королевскому флоту Норвегии. Теперь он стал патрульным кораблем и назывался «Хокон VII» в честь престарелого правителя страны.

В апреле тысяча девятьсот сорокового года, после вторжения германских войск в Норвегию, маленькое судно естественным образом вошло в состав военно-морских сил вермахта. Его не стали переименовывать, а просто закрасили старое название на носу, а на трубе написали номер. Старую машину сняли, а вместо нее установили новые дизельные двигатели в две тысячи лошадиных сил, позволявшие патрульному кораблю развивать скорость до восемнадцати узлов. На флагштоке, где раньше висел флаг с изображением сардины, теперь развевался нацистский вымпел.

После войны под именем «Хамерфест» судно много лет работало в каботажном плавании, перевозя вдоль берега небольшие грузы, но в конце девяностых норвежское налоговое законодательство поменялось, и маленькое судно с чересчур мощными двигателями перестало быть рентабельным. Еще несколько раз оно переходило из рук в руки и наконец оказалось в собственности у отошедшего от дел канадского дантиста с прискорбной слабостью к кокаину. Дантист в очередной раз переоборудовал его в прогулочную яхту и назвал «Атропос» в честь первого корабля Горацио Хорнблауэра, героя серии популярных романов об эпохе Наполеоновских войн.

Собственно, этими романами и ограничивались сведения дантиста о мореплавании. В Сингапуре он нанял очень неудачный экипаж, который первым делом отыскал его запасы кокаина. Где-то посреди Палаванского прохода дантиста с перерезанным горлом и вспоротым животом выбросили за борт. Рассказывая эту историю Красавчику Серферу, Ло Чан несколько отошел от истины.

Это он сам скормил доверчивого канадца акулам, а потом точно так же поступил со своим партнером и всеми прочими членами экипажа, предварительно в стельку напоив их. Все это произошло вскоре после того, как они обнаружили чокнутого японца на плоту. Ло Чан, почти неграмотный и не слишком сообразительный, разумеется, не подозревал, какое значение имеет штамп на маленьком слитке. Он знал только, что это золото и что он не собирается ни с кем делиться. А кроме того, он вполне мог справиться с управлением судна «Атропос», или «Педанг Эмас», как оно теперь называлось, и в одиночку.

Четыре дня назад он вышел из Замбоанги, куда доставил свежих девочек для тамошних борделей, и теперь возвращался в Кампунг-Сугут с партией из пятисот бойцовых петухов, украденных у лучшего заводчика. На Филиппинах и Борнео в каждом городке и деревне имелось три главных места: рынок, церковь и арена для петушиных боев. Одна птица стоила до полутора тысяч долларов, и операция обещала стать очень прибыльной. Петухи, засунутые в тесные бамбуковые клетки, всю дорогу оглушительно орали, и весь маленький трюм провонял их пометом, но дело того стоило.