Гольд снова лег и закрыл глаза. Однако мгновение спустя он вскочил, выхватил из ножен меч и изо всех сил ударил им о скалу. Раздался лязг железа о камень. Гольд бил мечом до тех пор, пока клинок не сломался пополам. Отшвырнув рукоятку с остатком лезвия, он, наклонив голову, быстро скрылся среди скал. Ему нужно было побыть одному, совсем одному, подальше от своего отряда, от обиженного друга, от похищенной девушки, от убитого солдата…

Даганадан же, напротив, искал общества или, может быть, скорее близости других людей, поскольку разговаривать у него не было никакого желания. Когда к нему подошел Эгдех, он одним лишь взглядом спросил его, в чем дело.

— Распоряжения отменяются?

— Какие распоряжения?

— Мы должны отвезти ее благородие в Дартан. Все еще в силе? А другие? Лордос спрашивает, дать ли приказ выходить.

Десятник прекрасно должен был знать, что все это попросту невыполнимо, а даже если и так, то не имеет никакого смысла. Поэтому Даганадан лишь тяжело посмотрел на него и проговорил:

— Не знаю. Обо всем спрашивай командира.

Эгдех ушел.

Дагандан достал из вьюка немного копченого мяса и начал есть. Еда подействовала на него успокаивающе, и вскоре он уже снова мог рассуждать трезво и ясно.

Он понимал Гольда. Кажется, понимал… Год с лишним тот думал только о своей умершей жене. Теперь он ожил, отдохнул — и влюбился. В молодую и красивую женщину, которую встретил так вовремя. Или, может быть, не вовремя… Даганадан искренне ему соболезновал; Гольд не заслужил ни безвременной смерти подруги жизни (к которой и он, Даганадан, питал искреннюю привязанность), ни тем более того, чтобы оказаться столь жестоко вырванным из отшельнической кельи, которую он себе построил, пережив трагедию. Но в чем заключалась вина его лучшего друга?

Он стиснул зубы. Вот ведь ирония судьбы! За четыре года он прошел вместе с Гольдом огонь и воду, плечом к плечу, они во всем полагались друг на друга, понимали друг друга, уважали. До подобного не доходило никогда. В чем причина? Женщина.

Даганадан боялся женщин. В его жизни их было только две — мать, а потом Эльва, подруга, почти сестра, жена друга-гвардейца… С другими он не умел разговаривать, знал, как себя с ними вести. Он не понимал их, они его не привлекали — никоим образом. Куда больше ему подходили мужчины, хотя, честно говоря, когда речь шла о телесной близости, Даганадан считал, что вполне спокойно можно всю жизнь обходиться и без этого… без этих дел. И обходился, многие годы. Но женщины приводили его в замешательство не только этим, вся их природа противоречила здравому смыслу. Войско! Громбелардский военный гарнизон — вот то место, где присутствие женщин являлось чем-то совершенно исключительным. Война, войско — вот что всегда влекло Даганадана. Не потому, что он любил опасность, сражения и убийства, как Эгдех. В этом было нечто большее. Армия, имперские легионы — там была дисциплина, был порядок, были ясные, четкие ситуации. Если где-то возникал беспорядок — его следовало устранить. Педантично, спокойно и тщательно. Порядок, да. Порядок Даганадан любил больше всего.

И потому он терпеть не мог женщин.

Женщина. Проклятая женщина! Какой ветер ее принес, с каким дождем она на них свалилась… Зря он отправил Эгдеха ни с чем, следовало подтвердить все распоряжения. Гвардейцы должны отвезти девушку в Дартан — чем быстрее, тем лучше. Но для этого требовалось подтверждение Гольда. Сам он решать не мог.

Гнев на друга прошел — Даганадан собрался с мыслями, все обдумал и принял решение. Он покончил с едой (сам того не замечая, он съел четыре больших куска мяса и выпил полбурдюка воды) и вышел из пещеры, решив, что на этот раз вытерпит все, сохранит самообладание и выслушает столько горьких слов, сколько потребуется… А потом изложит свои доводы.

Но Гольда там, где он его оставил, не оказалось. Он расспросил часового и, не услышав ясного ответа, начал искать, все больше волнуясь и даже пытаясь звать. Через некоторое время, уже основательно обеспокоенный, он вернулся в пещеру. Солдаты, увидев его, прекратили разговоры.

— Лордос, Эгдех, — спокойно сказал он и отошел в сторону. Те пошли за ним.

— Где командир? — спросил он так, чтобы не слышали солдаты.

Десятники вопросительно переглянулись. Даганадан стиснул зубы.

— Лордос, твои тройки. Нужно найти сотника.

— Так точно, господин.

О чем-то вспомнив, Даганадан внимательно окинул взглядом лица сидевших неподалеку солдат. Того, кого он искал, не оказалось.

Не было Бельгона. Доносчика. Подсотник подумал о том, видел ли его с тех пор, как был убит Рбаль. Кажется, нет. Тогда Бельгон, не принимавший участия в драке, сидел в стороне, смертельно бледный. Подсотнику бросилась в глаза его бледность, потому он ее и запомнил. А потом забыл.

— Где Бельгон? Кто теперь командует десяткой Рбаля?

Десятники снова переглянулись. Командира никто не назначал. Бельгон же…

Даганадан быстро изменил свои распоряжения. Все, кроме раненых и покалеченных, должны были отправиться на поиски. Недалеко от входа в пещеру очень быстро нашли меч Гольда. Беспокойство Даганадана возросло. Он перекинулся несколькими словами с Эгдехом, рассказав ему о своих подозрениях, и послал десятника искать пропавшего сотника. Потом поговорил с Лордосом, наконец, взял под свое начало троих солдат, оставшихся из десятки Рбаля, и отправился с ними на восток.

Они шли под гору, петляя среди скал. Это еще были не настоящие горы, скорее неровности и возвышенности; местность не выглядела особо пересеченной. Однако для поисков она была худшей из возможных: повсюду возвышались разной высоты пирамиды из каменных обломков, осыпи… Солдаты внимательно смотрели по сторонам, понимая, что лишь случайно могут заметить спрятавшегося среди скал человека.

Короткий свист, а затем приглушенный удар — эти звуки были легионерам прекрасно известны. Шедший в середине отряда рослый подсотник, возвышавшийся над своими солдатами, неожиданно согнулся, а потом очень медленно выпрямился, сжимая рукой торчащий из-под ключицы арбалетный болт. Он открыл рот и что-то сказал — возможно, хотел отдать какой-то приказ.

После всего, что случилось в конце дня, Байлей и Каренира не могли заснуть. Сперва девушки довольно долго не было, и дартанец в конце концов пошел ее искать, не спросив у Старика совета и не поинтересовавшись его мнением по этому поводу. Некоторое время он кружил в темноте, пока наконец из какой-то дыры не послышался ее голос:

— Да хватит тебе. Я тут.

Внезапно он понял, что причиной того глупого приступа злобы и гнева было нечто странное и весьма опасное. Подойдя к почти невидимой в темноте армектанке, он сел рядом, а какое-то время спустя почувствовал, как ее рука легла в его ладонь. Они немного посидели молча, наконец вернулись к месту привала. Старик уже спал или притворялся, что спит. Легли и они — рядом друг с другом. Они лежали на мокрых от дождя камнях и тихо разговаривали.

— Несколько лет назад, — говорила она негромко и задумчиво, — я была маленькой глупой лучницей Армектанского легиона. Здесь, в Громбеларде, я оказалась совершенно случайно. Тогда громбелардцы как раз завершили большую облаву на горных разбойников, это была настоящая война, почти такая, как та, о которой рассказывал нам Дорлан. Ибо та недавняя облава, одними лишь силами бадорского гарнизона, — всего лишь небольшая заварушка. А тогда в горах действительно шла война. Когда она закончилась, командование Громбелардского легиона решило, что кампания не оправдала ожиданий… Не хватало хороших лучников. И по просьбе коменданта легиона в Громбе мой командир выделил отряд лучниц, которые должны были обучить некоторое количество местных солдат пользоваться этим оружием. Я командовала тем отрядом. Именно тогда я познакомилась с ним, с Дорланом. Мой комендант дал мне задание… Его уже нет в живых. Тысячник П. А. Арген, очень хороший командир. Тогда он был еще надсотником. И задание это…