Допрашиваемый солдат судорожно хватал ртом воздух. Лицо его было белым как мел.

— Похитили… похи… тили…

— Ну, ну? — мягко поторопила его Хель-Крегири.

— Ее высо… ее высочество княгиню… Верену…

Хель-Крегири искренне изумилась.

— Нет, — усмехнулась она. — Ведь это невозможно!

Она наклонила голову.

— Еще раз: почему Громб посылает в горы столь сильные отряды? Это не был обычный патруль. Карательная экспедиция? Почему?

— Клянусь! — крикнул пленник. — Да… клянусь!

Она оглянулась на слабеющий костер посланника и взяла в руку топор.

— Клянусь! — взвыл смертельно испуганный солдат.

— Ну ладно, ладно! — рявкнула она в ответ. — Что, топор подогреть нельзя?!

— Можно… — выдавил пленник.

Она покачала головой.

— И как тут верить такому идиоту? Ладно. И что там насчет этого похищения?

Легионер начал говорить так быстро, как только мог. Она внимательно слушала.

— Значит, старого оружейника нашли в его доме… Говоришь, он сошел с ума? — задумчиво повторяла она. — Ну вот, у тебя появилась компания, Охотница… Брошенная повозка на тракте? Дальше, дальше.

Солдат продолжал.

— Ну хорошо, — сказала она, когда он закончил. — Хорошо.

Она задумалась.

— Где топор?

— Я все сказал… клянусь! — крикнул легионер.

— Ну и хорошо, — вздохнула она и встала, потирая раненую ногу. — Но я ведь тебя не отпущу.

Она снова осторожно присела, чуть кривясь от боли.

— Развязать его, — велела она.

Приказ был исполнен в мгновение ока. Солдат попытался сесть, но тотчас же множество рук схватили его за руки и за ноги. Его раздели ниже пояса — и он увидел улыбающееся лицо девушки.

— Скажи… — прошептала она, — скажи: хорошо быть мужчиной?..

В отчаянии он неожиданно плюнул ей в лицо. Она только того и ждала — заслонилась рукой, и, прежде чем он понял, что произошло, собственная слюна оказалась втерта в его глаза и усы. Она рассмеялась, довольная своей шуткой.

— Ммррр… — лениво замурлыкала она.

Ему приподняли голову, чтобы он мог все видеть.

Разбойница опустилась на землю, между разведенными ногами пленника, которые крепко удерживали ее подчиненные. Он увидел нож и внезапно напрягся, потом застонал сквозь зубы, наконец пронзительно крикнул:

— Нет!.. Прошу тебя, нет!..

— Да заткнись ты, придурок! — весело одернула она его. Охваченный ужасом и болью, он видел движения ножа и ее пальцев. Они были покрыты кровью.

Она резко дернула. Крик легионера перешел в вой.

— Ничего, заживет… — пробормотала она, после чего показала ему окровавленный овальный кусочек мяса. — Я пошутила, взяла себе только одно. — Протянув руку, она слегка взлохматила ему волосы. — Выше голову, не все еще потеряно.

Она положила яичко на ладонь и стала с любопытством его разглядывать.

— Все? — спросил кто-то.

Она обернулась.

— О, мудрец Шерни, — почти враждебно проговорила она, откладывая в сторону то, что было у нее в руке. — Я сделала что-то не так, как надо?

Принесли топор. Она взяла его и раскаленным железом тщательно прижгла рану, а вместе с ней, для забавы, — член и бедра. Мясо шипело, издавая тошнотворный запах. Солдат потерял сознание.

— Выживет? Как думаешь, мудрец? — Она нахмурилась. — Хотелось бы. Перевяжешь его? У него еще рана на спине, он может умереть.

Девушка поднялась. Посланник посмотрел ей в глаза.

— Не бойся меня, Хель-Крегири, — спокойно сказал он, хотя и чуть приглушенным голосом. — Почему ты считаешь, что я пришел, чтобы тебя осудить? Ты что, полагаешь, я буду бегать по горам и оценивать, сколько добра или зла приносит один червяк другому? А может, я должен лупить силой Полос по голове каждого, чье поведение мне не нравится?

Она пристально смотрела на него. Он пожал плечами.

— Я перевязал раненых и помог им, поскольку раненым следует помогать. Ты пытаешь пленника, поскольку пленников следует пытать… Я не намерен вмешиваться в эти дела.

— О! — язвительно бросила она.

— Сегодня я в горах, завтра меня не будет, — продолжал он, обращаясь скорее к себе самому, чем к ней. — За эти несколько дней я все равно ничего не изменю. Впрочем, зачем? Такой мир нравится Шерни, раз она позволяет ему существовать. Я пришел спросить — пленники говорят? Если нет, то… могу их допросить.

— Воспользуешься силой Полос? — с сарказмом спросила она.

— Полос? Нет. Я еще никогда и ни для чего не использовал сил Шерни, хотя тебе это может показаться странным. Я использую собственный разум и знания, Хель-Крегири.

Она молча смотрела на него.

— Слишком много ты сегодня говоришь, ваше благородие, — наконец заметила она. — Зачем, собственно, ты идешь вместе со мной против Бруля? Если тебя не интересуют ни горы, ни то, что в них происходит?

Он поднял брови.

— Разве я так говорил? Я не собираюсь исправлять мир, ибо все в нем идет так, как нужно. Но меня очень интересует, что происходит. Я хочу это увидеть, Хель-Крегири.

Однако она думала уже о чем-то другом.

— Нужно двигаться, — пробормотала она, глядя куда-то в сторону, — Ваше благородие, у меня есть для тебя задание…

Она оборвала фразу на полуслове.

— У меня есть для тебя… просьба, — чуть принужденно поправилась она. — Нужно, чтобы кто-то пошел в Громб.

Она коротко изложила то, что рассказал пленник.

— Что скажешь, мудрец? — спросила она, закончив. — Возможно, чтобы ее высочество была одной из твоих… «повелительниц мира»?

— Как раз этого нам проверить не удастся, по крайней мере пока, — ответил Готах. — Есть у тебя в отряде кто-нибудь, кто видел ее высочество? Хотя прядь седых волос вовсе не обязана служить доказательством, — предупредил он.

Она отдала несколько распоряжений — и вскоре они получили подтверждение: у княгини на виске была маленькая серебристая прядка…

— Все-таки странно, — заметила Хель-Крегири. — Княгиня не может зачем-либо понадобиться Брулю.

Готах испытующе посмотрел на нее.

— А почему?

— Ее высочество не может иметь детей, хотя очень этого хочет, — сообщила девушка. — Князь-представитель очень по этому поводу страдает. Все это знают.

Посланник снова задумался.

— Пойду в Громб, — заявил он.

Князь Рамез прекрасно знал, как в глазах побежденных множится число победителей. Однако это вовсе не означало, что он отнесся к случившемуся без должного внимания. Лично допросив уцелевших после разгрома солдат, он сделал соответствующие выводы: недалеко от Громба орудовала некая исключительно сильная банда разбойников (отнюдь, конечно, не пятисоттысячная армия, как ему докладывали). Воистину, в свете похищения княгини, присутствие подобного отряда давало пищу для размышлений. Однако времени на размышления у Рамеза не было, ибо едва он отпустил допрошенных солдат, как ему тут же доложили, что собрался Совет и его просят вести заседание. Представитель пришел в ярость; он догадывался, о чем и как долго эти дурни намерены совещаться. Он вызвал С. М. Норвина, коменданта гарнизона.

— Иди туда, — сказал он, одновременно подписывая полномочия для отправлявшихся в горы офицеров, — и разгони их всех. — Он поднял взгляд, пододвигая документы секретарю. — Легион может все, без каких-либо консультаций с трибуналом, — бросил он, обращаясь к последнему. — Реквизиции, суды, приговоры. От подсотника и выше. Под мою ответственность.

Он снова посмотрел на Норвина.

— Слышал? В Зал Совета. Ты должен их разогнать, именно так и в точности так. От моего имени и по моему приказу. Лучше всего возьми солдат, переверни стол и разбросай стулья.

Представитель известен был своим дурным характером. Вполголоса поговаривали, что призвать его к порядку могла лишь княгиня Верена — и никто другой. Однако с того мгновения, как стало ясно, что именно случилось прошлой ночью, громбелардский двор по-настоящему затосковал по повседневному образу жизни своего властителя. Рамез не безумствовал, отнюдь… Он впал в некую особую, потаенную, ожесточенную и злобную ярость. Любая мелочь вызывала вспышку (но не взрыв) холодного гнева. Норвин, которого княгиня забрала с собой из Кирлана, где тот командовал дворцовой гвардией, больше других был потрясен известием о ее похищении; тем не менее с виселичным юмором пытался представить себе, как напоминает Рамезу о вечерней игре в карты…