– Ты просто красавица! А что это за украшения?

– Родители подарили! – Оксана незаметно подмигнула матери. – В честь окончания института.

Лицо Ирины Владимировны окаменело. Она повернулась к Кудасову спиной и стала остервенело тереть старое пятно в раковине.

– Так что у тебя за важное дело? – нетерпеливо спросила Оксана.

Самые опытные знатоки оперативной психологии не смогли бы выбрать более удобного случая для легализации драгоценностей. Оксана, безусловно, заслуживала отличной оценки по этому предмету. Но она никогда его не изучала и действовала по собственному наитию.

– Хочешь стать женой генерала? – загадочно прищурился Александр.

– Ты уступишь меня генералу? – сыронизировала девушка. – Но, во-первых, ни один генерал ко мне не сватался, а во-вторых, они все такие… взрослые.

С некоторых пор она избегала слов «пожилой» или «старый».

Кудасов рассмеялся.

– Нет. Карты судьбы выпали так, что я сам вполне могу стать генералом!

– Ты как будто в лотерею выиграл! Весь сияешь. Я тебя давно таким не видела.

Оксана пристально смотрела на молодого человека, невольно сравнивая его с Суреном Гаригиновичем. Память вновь и вновь возвращалась к неприятной сцене между ними. Каждый раз ее передергивало.

– Ты меня таким не видела никогда, – сказал Александр и встал. – Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.

Фраза прозвучала торжественно. Мать перестала драить раковину. Кудасов повернулся к ней.

– Ирина Владимировна, я прошу у вас руки вашей дочери!

На тесной кухоньке наступила тишина. Оксана порозовела. Хотя она и ждала этого, но внезапно разволновалась. Ей предстояло сделать выбор. Прямо сейчас.

– Но почему такая срочность? – спросила она. – И кем ты будешь работать? Где?

– Оксана, – он накрыл ее руку своей тяжелой увесистой ладонью и проникновенно заглянул в зеленые, как изумруды, глаза. – Я рассказал тебе в общих чертах о моих перспективах. Большего я рассказывать не могу. Тем более что и сам-то я знаю не так уж много. Скажу тебе одно: жить мы будем в нескольких километрах от Тиходонска. И ты сможешь навещать родителей хоть каждую неделю.

– Что ты пристала к парню! – вступила в разговор Ирина Владимировна. – Он же военный, у них секреты всякие, тайны. Что ты туда лезешь? Человек тебя замуж зовет, вот и отвечай! А будешь кавардовать – я тебе про свою подругу рассказывала…

– Нам сразу дадут квартиру. Двухкомнатную, со всеми удобствами, – Кудасов бросил на чашу весов последний аргумент, очень весомый в условиях российского бесквартирья.

– Вот видишь! – мать в сердцах швырнула губку.

– Чего тебе еще надо?

Оксана улыбнулась.

– Ничего. Я согласна.

– Ну и слава Богу! – Ирина Владимировна всплеснула руками. – За это надо выпить, у меня бутылочка кагора припасена для гостей! Оксана, буди отца!

– Зачем? Ему все по барабану. Только бухтеть будет. Завтра скажем.

Втроем они выпили по крохотной рюмочке сладкого вина, потом еще по одной.

– Живите, дети, долго и счастливо, – Ирина Владимировна протерла набежавшую слезу. – А я буду приезжать, деток нянчить.

– А далеко ехать-то? – Оксана облизнула сладкие губы. Глаза ее блестели, щеки горели румянцем.

– В Кротово.

Девушка поставила рюмку.

– Ничего себе! Это же черт знает где! Как же я смогу приезжать к родителям, когда захочу?!

– Это всего триста километров, – как бы оправдываясь, сказал Кудасов. И округлил расстояние в меньшую сторону, потому что в действительности выходило почти четыреста.

– Три часа на машине.

– А у тебя есть машина?

– Не бойся, найдем!

– Ну ладно, гулять так гулять! Наливай!

Оксана пила кагор, улыбалась, участвовала в разговоре, но в голове носился целый рой мыслей.

Что ж, замуж выходить все равно надо. Кротово – не сибирская тайга. Не понравится – вернется! Попытка – не пытка… А может, все и сложится. Если служба заладится, то в отдаленной дыре они не задержатся… А уже через месяц она будет женой старшего лейтенанта! То-то Ленка Карташова обзавидуется! Да и другие девчонки с ума сойдут. И Сурен… Может, он тоже пожалеет, что так с ней разговаривал…

Несмотря на размер рюмок, бутылка все равно закончилась.

– Давайте, детки, за ваше будущее! – Ирина Владимировна тоже раскраснелась. За скорую свадьбу!

В кухню заглянул взлохмаченный Федор Степанович.

– Ну, чего расшумелись, полуночники? – не здороваясь, пробурчал он и прошел дальше. Заливисто прогудел унитаз.

– Уже поздно, я пойду, – счастливый жених встал и по привычке щелкнул каблуками. Ботинки не давали такой четкости звука, как сапоги.

Зато на следующий день на плацу училища сапоги грохотали на славу.

– И-раз! И-раз! – задавал ритм Коля Смык. «Коробки» офицеров-выпускников одна за другой проходили мимо трибуны, на которой стояло все руководство училища и представители городских властей. Блестят в солнечных лучах генеральские и полковничьи погоны, празднично отсверкивают на серых парадных кителях ордена и медали, прижаты к лакированным козырькам привычные офицерские пальцы, отутюжены штатские пиджаки. Выпуск – большой праздник. Но для руководства это очередной праздник в череде таких же, а для выпускников – единственный, один из самых главных в жизни. Не жалея ног рубит шаг один выпускной взвод за другим, потому что молодые люди в непривычных золотых погонах понимают – это первое офицерское прохождение, но на училищном плацу оно последнее. Впереди новая жизнь, новые плацы, а где-то впереди ждет такая же трибуна, с которой можно смотреть сверху вниз на проходящие строевым шагом колонны.

– И-раз! И-раз!

Лейтенант Александр Кудасов шагает во второй шеренге. Распаренной кожей головы он чувствует плотно насаженную фуражку. Это опасный предмет во время прохождения. Все по много раз проинструктированы: если у кого слетит головной убор – не поднимать, иначе сломается строй, и не обходить – иначе сломается строй, и не отфутболивать – иначе тоже сломается строй! Идти, как шли, растоптать фуражку – потом новую купите! А то был случай, выпускной взвод перед самим генералом Хромовым опозорился…

– И-раз! И-раз!

Чтобы шеренги были ровными, каждый лейтенант локтем прижимается к локтю соседа. Сейчас неважно, какие у тебя были оценки, списал ты на экзамене или сам решил задачу, – все это уже в прошлом. И преподаватели, и начальники курсов, и начальник факультета, да что там – даже сам начальник училища генерал Панков утратили власть над свежеиспеченными офицерами. Теперь они сами хозяева своей судьбы да их новые отцы-командиры. А чтобы судьба была милостивой, чтобы в службе везло, каждый зажимает в потных пальцах одну, две или три монетки. «Коробка» поравнялась с трибуной.

– И-раз!

Это уже не просто метроном ритма. Это команда. Взвод принимает положение «Смирно, равнение направо!». Руки прижаты к туловищу, головы повернуты к трибуне, только ноги выпрямляются и еще сильнее молотят по асфальту. Офицеры на трибуне улыбаются, рассматривая напряженные молодые лица. Через пять-десять лет именно они будут «делать погоду» в ракетных войсках, а те, кто сейчас на трибуне, пойдут на пенсию и будут вспоминать с гордостью: «А ведь генерал имярек, он-то у меня учился!» Может, к кому-то придется потом обратиться со скромной ветеранской просьбой… Сейчас старшие офицеры об этом не думают, хотя в затаенном уголке сознания такие мыслишки шевелятся…

– И-раз!

Это тоже команда, но особая. Десятки рук подбрасывают нагретые монеты в воздух. На счастье, на удачу, на везение, на хорошую службу! Летят, крутятся, отблескивают на солнце серебристые диски, набирают свой потолок высоты и устремляются вниз, щедро осыпая юных офицеров, падают на фуражки, на погоны, звякают об асфальт, раскатываются в стороны… Уставом такое не предусмотрено, в принципе, это нарушение порядка, монета может попасть под сапог и сломать строй, но такова традиция! Все выпускники военно-учебных заведений России устраивают себе дождь из серебряных монет, и начальство смотрит на это сквозь пальцы, потому что нельзя убивать в молодых людях мечту о счастливом будущем.