Литмир - Электронная Библиотека
A
A

8

Служба шла, князь Александр все не звал к себе Чербула. И Войку был ему за это благодарен, ибо не знал, как глянет в глаза своему господину-братоубийце. Старые десятники заботились о воинах, дела отряда не отнимали у сотников слишком много времени. И долгие прогулки, с товарищами или в одиночестве, все больше открывали перед Чербулом тайны города-крепости, в который он попал.

А город был прекрасен — с грозным поясом стен над высокими обрывами, с величественной базиликой Константина и Елены и большим дворцом, с шумными улицами, базарами и малыми уютными площадками, похожими на внутренние дворики домов в Четатя Албэ, с журчанием тихих струй в водоемах, питаемых прохладными и чистыми источниками, пробивавшимися из-под мангупских скал, с роскошной зеленью маслин и дубов, смоковниц и елей. Чербул во все глаза глядел вокруг, любуясь новыми для себя местами и людьми. И особенно — женщинами, приветливыми, как везде, к чужестранцам, бросавшими на сотника и его товарищей взгляды, в которых были и любопытство, и вызов.

Особенно уютным казался этот город в поздние вечера, когда весна уступала крымские степи лету. Приветливо встречали в нем прохожего старые деревья. Тихая темная улочка заводила вдруг в тупик, где чуть слышно шелестел листвой седой от лунного света могучий вяз. За решетками низких окон открывались освещенные подвалы.

Войку и его товарищи спускались по крутым ступенькам в таверну, спрашивали вина и жаренной на угольях баранины. И слушали общий громкий разговор. Гости и хозяева, не стесняясь молодых чужеземцев, обменивались новостями, беззлобно судачили, рассказывали волшебные небылицы.

Но еще сильнее были чары, которыми приманивал белгородского юношу второй Мангуп — подземный.

Это диво вырастало в очень древнюю старину. Строили в Мангупе дом, вырубали под ним в мягкой скале погреб. Затем расширяли подполье — делали еще одно помещение, потом — другие. Дом, не меняясь в своей наземной части, в подземной ширился, врастал в скалу. Пещерные помещения, вырубленные в пористом известняке, были сухи, прохладны летом и теплы зимой; феодориты из поколения в поколение передавали искусство сооружения простой и надежной системы вентиляционных отверстий, по которым в самые глубокие погреба всегда поступал свежий воздух. И город постепенно множил свои нижние этажи.

Войку совершал частые вылазки в тот невидимый мир. Встречаешь камень в три человеческих роста, лежащий у дороги, словно брошенный в неведомого врага разгневанным титаном. Обходишь его по тропинке среди трав и видишь три ступеньки, взбегающие к прорубленной в нем небольшой двери. На неструганных досках — грубый, приколоченный деревянными гвоздями крест. Войдешь — и не можешь сдержать невольного трепета: с темных стен на тебя глядят десятки глаз — пристально, вопрошающе, сурово. В позолоченных пышных ризах, с золотым нимбом вокруг головы со стен взирают десятки строгих мужей и жен с горестными, изможденными ликами. Длиннобородые старцы, скорбные девы, юные и тоже скорбные воины со щитами и копьями.

Юноша движется дальше, по, галерее, прорубленной в стене обрыва. Камень здесь напоен солнцем; кажется, что даже в темных нишах, в уходящих во тьму боковых ходах с улыбкой затаился яркий свет. Но вдруг очарование кончается: раздается скрежет железа, звон ржавых цепей. И прямо на пути Войку различает нечто движущееся, мерзкое. Хватают землю покрытые грязью ногти, шевелятся невообразимые лохмотья, горит торжествующий злобой пристальный мрачный взгляд. Чудовищный, опутанный цепями паук, выползший на весенний солнцепек, чтобы погреться? Нет, человек; в галереях и залах священного лабиринта подземных храмов сотника долго еще преследует визгливый хохот.

— Не бойся, чужеземец, не бойся! — продолжая цепь чудес, юношу останавливает насмешливый девичий голосок. — Это бабушка Евлалия, наша святая! Она совсем не злая, только притворяется.

Войку видит большие черные глаза под волной волос цвета ночи, накрытых простым белым чепцом. И узнает смуглую девицу, взятую им под защиту в кровавую ночь вторжения в Мангуп.

9

Роксану, родную племянницу Исаака и Александра Палеологов и их сестры, молдавской княгини Марии, Войку не видел с той минуты, когда отнес ее на руках, полумертвую от ужаса и горя, в уцелевшие от погрома покои дворца, и оставил на попечении женщин многочисленного владетельного семейства. Исследуя катакомбы, он чувствовал на себе иногда чей-то внимательный взгляд, слышал легкие шаги. Чербулу и в голову не могло прийти, что это, одетая в платье простолюдинки, за ним следит маленькая хозяйка здешних подземелий, высокородная мангупская княжна.

Теперь молодой воин смотрел на высокий лоб, ровный овал загорелого лица, крылато выгнутые, чуть не сходящиеся друг с другом на переносице темные брови красавицы. Творя лицо юной феодоритки, природа, казалось, взяла вначале за образец один из строгих женских ликов, смотревших со стен покинутых подземных церквей удивительного крымского города. Но в приливе жизнелюбия не выдержала, отступила от сурового византийского канона. И вместо иссохшего, заостренного носа сделала изящный, чуть-чуть вздернутый, вместо высохших, тонких, с осуждением поджатых монашеских губ вылепила прихотливо очерченные, чуть припухшие губы. И тронула алым дыханием щеки, оживила весенним трепетом строгие черты юной феодорийской базилиссы.

— Не бойся, — повторила княжна, своим обращением показывая сотнику, что помнит его и не питает к нему неприязни. — Но как ты сюда попал?

Войку кивнул в сторону тоннеля, по которому пробрался в эту пещеру.

— Я вижу тебя тут не в первый раз, — чуть усмехнулась Роксана. — Тебе нравится этот нижний город? Может быть, базилей Александр послал тебя завоевать эти переходы и палаты, как вы захватывали для него верхние, ты и твои буйные земляки?

— К чему их завоевывать? — искренне удивился Чербул. — Разве они кому-нибудь принадлежат?

— Они — мои! — заявила девушка, и византийская бронза чуть слышно, но внятно прозвенела в ее глубоком, низком голосе. — Князь Александр и его люди взяли обманом только верхний Мангуп. Нижний остается моим.

— Внезапное нападение — не обман, — возразил Войку, стараясь не выдать своей обиды. — Воевода и князь должен был бдительно охранять свою столицу.

— От кого? От родного брата? — с презрительной гримасой бросила Роксана.

— От целого света, — ответил молодой воин, — ибо кто ныне знает, где объявится вдруг его враг. Что поделаешь, — добавил он, — таков этот мир.

— В ту ночь я молила господа испепелить его дотла. И лишь потом поняла, какой совершила грех, — с неожиданной силой молвила смуглая хозяйка подземного города.

— Невинной крови немало льется каждый день, — невесело усмехнулся Войку. — И проливающие ее не всегда делают это своею волей. Разве ты не знаешь об этом, живя под землей?

— Я живу и наверху, в палатах, у коих ты не раз стоял на страже, — чуть заметно улыбнулась Роксана. — Но эти горницы, коридоры и залы люблю больше: в них я — одна.

— А не изгонишь из них бедного чужеземца, если он еще раз попадется тебе на глаза?

— Гуляй, смотри. — В глазах девушки опять мелькнул насмешливый огонек. — Ведь ты меня спас в ту страшную ночь, — добавила она, краснея, но не опуская смелого взора. — Где найдешь ты еще в новых странствиях чудо, подобное моему городу в сердце скалы? Пойдем, я тебе его покажу…

С царственным видом владетельной государыни Роксана повела Войку по своей каменной вотчине. Сумрачные гроты сменялись закрытыми залами, в которые непонятно откуда проникал слабый свет. Временами они попадали в круглые комнаты, из которых дальше вели три или четыре новых тоннеля. Княжна уверенно выбирала один из них и продолжала путь.

Вскоре открылся еще один грот, выходивший широкой амбразурой на волю. Далеко внизу по камням бежала речка; за ней вилась узкая дорога, по которой ползли неторопливые возы. Роксана устроилась на единственном камне, на котором здесь можно было сидеть. Скрестив руки, княжна обняла себя за плечи. «Будто сложила крылья», — подумал Чербул, усаживаясь перед нею на земле. В простой серой юбке и маленьких кожаных опинках, в льняной блузке с алыми тесемками на груди младшая из Палеологов держала себя с достоинством римской августы.

45
{"b":"132850","o":1}