В полете «Либерейтор» должны были сопровождать световые корабли-маяки. Но если такие корабли были почти эфемерными созданиями, состоящими сплошь из паутины и паруса, то «Либерейтор» представлял собой солидную массу, мощную дубинку, оружие. И вид у него был соответствующим, фаллическим, — как и у многих боевых систем, применяемых человечеством в прошлом, как кисло подметил один остроумный наблюдатель.

Джону фактически больше нечего было делать: Либи управляла системой обратного отсчета, которая была столь проста, что проще некуда. Однако нервы у Джона все более сдавали.

— За нами наблюдают, — ровным голосом произнесла Эдна, чтобы его отвлечь.

— Кто? Кто за нами наблюдает? Откуда?

— С Ахиллеса. Инженеры, администраторы, другие экипажи. Эдна очистила экран, и они взглянули на ледяную поверхность астероида. В технической зоне толпилось множество одетых в скафандры фигурок.

— Для проверки безопасности их слишком много, — пробормотал Джон. — Что они там делают?

Ему ответила Либи:

— Думаю, что все они пришли, чтобы наблюдать запуск первого космического военного корабля, построенного человечеством.

— Bay! — прошептал Джон. — Она права. Помните «Звездные войны» или «Звездный путь»?

Эдна никогда не слышала об этих древних культурных реликтах.

— Все начинается здесь, — продолжал Джон. — Первый военный космический корабль. Но, помяните мое слово, не последний.

— Тридцать секунд, — ровным голосом напомнила Либи.

— Чтоб им всем там… — пробормотал Джон, изо всех сил сжав ручки своего кресла.

Вот и свершилось, внезапно подумала Эдна. Ей доверили это дело, и она действительно сейчас поведет корабль в битву на неведомого врага. Корабль, двигатель которого прошел испытания не более двух раз. Корабль, который был таким новым, что от него все еще исходил запах полированного металла.

Либи сказала:

— Три, два, один.

Где-то в недрах корабля магнитное поле вокруг емкостей с антивеществом искривилось. Материя умерла.

И Эдну отбросило назад в кресло с такой силой, что из ее легких вышел весь воздух.

Путешествие подходило к концу.

Но даже теперь Алексей не позволял себе никаких упоминаний по больным для всех вопросам, — он не позволял себе даже легкой болтовни на борту «Максвелла», этого крошечного пространства, находящегося на расстоянии в миллионы километров от ближайшего человеческого существа. «Никогда нельзя знать, кто нас слушает», — говорил он. И хотя полезного пространства внутри солнечного парусника было гораздо больше, чем внутри «паука», все же бумажные перегородки в нем были слишком тонкими, так что Майра с Байсезой никогда не чувствовали себя в одиночестве.

Разговоров никто не вел. Всех троих можно было назвать командой отшельников — точно такой же, какой они были в «пауке».

Время, градуированное только положением звезд на небе, тянулось бесконечно долго. И вот наконец перед ними из темноты вынырнул Марс. Байсеза и Майра прилипли к иллюминаторам «капитанского мостика».

Надвигающийся на них мир был оранжево-красным, вся его поверхность — морщинистой и усеянной кратерами, северное полушарие почти полностью скрыто под широкой шапкой серого тумана. По сравнению с Землей, которая из космоса сияла ослепительной голубизной, Марс с первого взгляда показался Байсезе исключительно мрачным, суровым и негостеприимным.

Но пока корабль кружил над поверхностью Марса по сужающейся спирали, Байсеза начала узнавать его ландшафты. Вот побитые непогодой южные возвышенности, обозначенные огромным шрамом Эллады. К северу простираются более пологие, судя по всему — более молодые равнины Пустынных Ветров. Байсезу поразили размеры всего, что она видела на Марсе. Система каньонов Долины Морей занимала пространства едва ли не в четверть от всей поверхности планеты. Вулканы Тарсис представляли собой колоссальное магматическое образование, размер которого был сопоставим с целой планетой.

Впрочем, она бы увидела то же самое, посети она Марс не в 2069 году, а на сто лет раньше, в 1969 году. Сегодняшний Марс отличался от прежнего тем, что в его атмосфере висели облака из белоснежного водяного пара. На одном из витков «Максвелл» пронесся прямо над вершиной Олимпа, из кратера которого поднимался черный дым. Кратер был такой величины, что мог бы проглотить город Нью-Йорк. Везде видны были шрамы, оставленные солнечной бурей, но еще более впечатляющими были следы человеческой деятельности. Самое большое поселение на Марсе называлось Порт Лоуэлл. Он располагался ближе к экватору на склонах южных возвышенностей. Во все стороны от него расходились дороги, ностальгически проложенные по руслам тех самых каналов, которые были замечены из космоса еще первыми наблюдателями — или воображаемые ими. Среди этих дорог и куполообразных строений можно было различить пятна зеленого цвета: это растения с Земли, произраставшие под стеклом на марсианской почве.

Но Майра указала Байсезе на другие зеленые пятна: они поясами струились по северным равнинам и даже достигали огромного котла Эллады. Эти пятна были темнее южных, имели своеобразный оттенок. Они не имели ничего общего с земной растительностью.

Алексей сказал, что пару дней они проведут в Лоуэлле. Они подождут, когда освободится местный вездеход, а затем Байсезе предстоит проделать путешествие на север, к северному марсианскому полюсу. Эти сведения не вызвали у нее особого энтузиазма. Она посмотрела на полюс, скрытый под непроницаемым покрывалом густого тумана и с тоской подумала о том, что ее ждет впереди.

Целый день они провели в полетах над Марсом, причем орбиту «Максвелла» регулировало легкое давление солнечного света. А затем из Лоуэлла за ними поднялся угловатый, похожий на ящик «Шаттл». В нем находился единственный человек, женщина, лет двадцати пяти, не больше, одетая в ярко-зеленый комбинезон, тоненькая, хрупкая и вежливая. У нее было открытое лицо, несколько рассеянный взгляд, а на щеке была нанесена идентификационная татуировка.

— Привет, — сказала она. — Меня зовут Паула. Паула Амфревиль.

Паула улыбнулась, и Байсеза от удивления едва не раскрыла рот.

— Не может быть… — прошептала она. — Я просто не могу в это поверить…

— Не беспокойтесь, — доброжелательно ответила Паула. — У многих землян точно такая же реакция. Право, я даже польщена, что люди так хорошо помнят мою мать…

Для поколения Байсезы Хелена Амфревиль была фигурой весьма знаменитой — едва ли не самой знаменитой женщиной во всем обитаемом мире. Ее слава была связана вовсе не с участием в первой миссии на Марс, но с тем замечательным открытием, которое она сделала перед самой своей смертью. Внешне Паула казалась ее точной копией.

— Я не копия своей матери, — поспешила обозначить свой статус Паула. — Добро пожаловать на Марс! — Она развела в стороны руки. — Байсеза Датт, думаю, что вы будете удивлены тем, что здесь увидите…

Спуск «Шаттла» был гладким и приятным. По мере снижения морщинистая поверхность Марса сглаживалась, превращалась в бесконечную пыльную равнину, на которую с облаков лился тусклый охристый свет.

Паула говорила без передышки — очевидно, это входило в ее обязанности, так как успокаивало нервных путешественников.

— Мне всегда приходится извиняться перед посетителями с Земли, и особенно когда они направляются на полюс, как вы, Байсеза. Наш город находится на широте десять градусов, и чтобы добраться до полюса, вам придется проехать через полпланеты. Однако все жизненные коммуникации находятся здесь, в Лоуэлле, и в других колониях, близких к экватору, потому что корабли первого поколения с химическими двигателями могли садиться только в экваториальном поясе…

Казалось, Паула интересовала Майру гораздо больше самого Марса. Она робко сообщила:

— Я стала астронавтом после солнечной бури. Хелена Амфревиль была моей героиней. Я даже изучала ее жизнь. И не подозревала, что у нее есть дочь.

Паула пожала плечами.