Майло холодно посмотрел на него, и Хансен вновь опустился в кресло.
— Судить других легко.
— Давайте вернемся к подробностям убийства, — предложил Майло. — Девушку изнасиловали в подвале. А где, по словам Чепмена, ее убили?
Хансен с тоской посмотрел на Майло.
— Он сказал, что рядом с домом находилось крупное поместье, но там никто не жил. Они решили перенести девушку туда. Люк сказал, что она потеряла сознание. В лесу они принялись рассуждать о том, как заставить ее молчать, — ведь она могла на них донести. Тогда и дошло…
— До крови.
Хансен закрыл лицо руками и шумно втянул в себя воздух.
— Кто «они»? — уточнил Майло.
— Все, — не убирая рук от лица, ответил Хансен. — Вся «Королевская рать».
— Кто именно? Назовите имена.
— Вэнс и Люк, Харви и Боб Коссаки, Брэд Ларнер. Вся компания.
— «Королевская рать», — повторил Майло. — Парни, с которыми вы больше не встречаетесь. Парни, которые живут рядом, но совсем вас не тревожат.
Хансен опустил руки.
— А мне следует их опасаться?
— А вам не кажется странным, — осведомился Майло, — что за три года вашей жизни в Лос-Анджелесе вы ни разу с ними не столкнулись?
— Город большой, — пожал плечами Хансен. — Настолько большой, насколько вы сами того хотите.
— Разве вы не вращаетесь в тех же кругах?
— Я веду замкнутый образ жизни и редко выхожу из дома. Все необходимое мне доставляют — продукты, чистое белье. Живопись и врачи, которые лечат мать, — вот и весь мой мир.
Тюрьма, подумал я.
— А вы следили за жизнью остальных членов клуба? — спросил Майло.
— Я знаю, что Коссаки занимаются строительными подрядами — видел их имена на строительных площадках. Вот, пожалуй, и все.
— А чем занимается Вэнс Коури?
— Понятия не имею.
— Брэд Ларнер?
— Аналогично.
Майло что-то записал в блокнот.
— Значит, ваши приятели притащили неизвестную девушку в соседний особняк и стали выделывать с ней всякие штуки, полилась кровь.
— Они не были моими приятелями.
— Кто убил девушку?
— Люк не сказал.
— А как насчет изнасилования? Кто стал инициатором?
— Он… у меня создалось впечатление, что в нем участвовали все.
— Но Чепмен не был уверен, участвовал ли он сам?
— Возможно, он лгал. Или отрицал, не знаю. Люк не был жестоким — но я могу себе представить, что он последовал за остальными. Однако сам по себе он никогда не стал бы насильником. Он сказал, что чувствовал… себя парализованным — словно его вдруг отказались слушаться ноги. «Я не мог пошевелиться, Ник. Словно я попал в зыбучие пески», — так он сказал.
— А остальные были способны на групповое изнасилование и убийство?
— Не знаю… я считал их клоунами… может быть. Я лишь хочу сказать, что Люк был самой настоящей тряпкой. Большой светловолосый ребенок.
— А остальные?
— Остальные не были тряпками.
— Итак, они убили девушку, чтобы заставить ее молчать? — уточнил Майло.
Хансен кивнул.
— Но этим дело не ограничилось, Николас. Если бы вы видели тело, то сразу бы все поняли. Вы бы не стали рисовать такое.
— О Господи! — тихо проговорил Хансен.
— А Люк Чепмен не сказал, кто первым предложил убить девушку?
Хансен покачал головой.
— А вы не могли бы сделать предположение? — настаивал Майло. — Если вспомнить всех членов клуба.
— Вэнс, — без колебаний ответил Хансен. — Он был лидером и самым агрессивным из всех. Именно Вэнс выбрал девушку из тех, кто пришел на вечеринку. Если бы мне пришлось строить догадки, то я бы сказал, что именно он начал ее резать.
Майло захлопнул блокнот и наклонился вперед.
— А кто сказал, что девушку резали, Николас? Хансен побелел.
— Вы сказали… вы сказали, что на тело было страшно смотреть.
— Чепмен сказал, что девушку резали, верно?
— Возможно.
Майло встал, медленно подошел к Хансену и остановился всего в нескольких дюймах от застывшего в ужасе художника. Он поднял руки, словно хотел защититься.
— Что еще вы от нас скрываете, Николас?
— Ничего! Я стараюсь изо всех сил…
— Старайтесь лучше, — перебил его Майло.
— Я стараюсь! — Голос Хансена сорвался на визг. — Прошло двадцать лет. Вы заставляете меня вспоминать о вещах, которые я пытался забыть. Я не хотел знать никаких подробностей тогда, не хочу и сейчас.
— Потому что вы любите красивые вещи, — сказал Майло. — Чудесный мир искусства.
Хансен прижал руки к вискам и отвернулся. Майло опустился на одно колено и заговорил в правое ухо Хансена.
— Расскажите о том, как ее резали.
— Да. Чепмен сказал, что девушку начали резать. Плечи Хансена поднимались и бессильно опускались, он заплакал.
Некоторое время Майло молчал.
— А потом? — наконец спросил он.
— Они начали прижигать ее сигаретами. Люк сказал, что он слышал, как шипела кожа… О Господи! Я думал, он…
— Все придумал.
Хансен всхлипнул и вытер нос рукавом, его голова опустилась на грудь. Затылок был блестящим и морщинистым, как консервированное сало.
— Они прижигали ее сигаретами — а потом?
— Вот и все. Больше мне нечего добавить. Люк говорил, что происходящее напоминало игру, — ему пришлось так думать, чтобы окончательно не сойти с ума. Он повторял, что смотрел и пытался убедить себя, что перед ним надувная кукла и они с ней развлекаются. Он сказал, что все это продолжалось нестерпимо долго, пока кто-то — мне кажется, он назвал Вэнса, я не могу поклясться, но мне так кажется — не сказал, что она мертва и им нужно избавиться от тела. Они завернули ее во что-то и засунули в багажник «ягуара» Вэнса, а потом где-то выбросили.
— Не кажется ли вам, Николас, что описание выглядит слишком подробным для галлюцинации?
Хансен ничего не ответил.
— В особенности, — не унимался Майло, — для такого глуповатого парня, как Чепмен. Неужели он был склонен к фантазиям?
Хансен продолжал молчать.
— Куда они ее отвезли, Николас?
— Я не знаю — проклятие, почему об этом не было ни слова в газетах?
Хансен сжал руку в кулак и поднял на уровень груди, словно хотел придать своим словам больше веса.
Майло слегка отклонился в сторону, но продолжал угрожающе нависать над Хансеном. Тот беззвучно плакал.
— А что они делали потом?
— Заказали кофе, — ответил Хансен. — Где-то в Голливуде. Кофе с пирогом. Люк сказал, что пытался есть, но его вырвало в туалете.
— Какой пирог?
— Я не спрашивал. Почему ничего не было в газетах?
— А вы сами как думаете, Николас?
— О чем вы? — удивился Хансен.
— Ну, вы же неплохо знали своих приятелей, как вы объясняете отсутствие информации об убийстве в газетах?
— Я не понимаю, на что вы намекаете.
Майло встал, потянулся, покрутил головой и подошел к окну. Он остался стоять спиной к Хансену.
— Подумайте о мире, в котором вы живете. Николас. Вы удачливый художник. Вы получаете тридцать или даже сорок тысяч долларов за картину. Кто покупает ваши произведения?
— Тридцать тысяч не такая уж большая сумма за картину, — возразил Хансен. — Если сравнить с…
— Это большие деньги за одну картину, — перебил Майло. — Кто их покупает?
— Коллекционеры, но я не понимаю, какое отношение…
— Да-да, люди со вкусом и все такое. Но сорок штук за современную картину — тут речь идет не о простых коллекционерах.
— Ну да, люди среднего класса, — сказал Хансен. Майло резко повернулся к нему.
— Люди с деньгами, Николас, — с усмешкой сказал он. Мутные глаза Хансена округлились.
— Вы хотите сказать, что кто-то дал взятку, чтобы убийство замяли? Неужели такое возможно? Но тогда почему же оно всплыло теперь? Почему именно сейчас?
— Попробуйте объяснить сами.
— Ничего не приходит в голову.
— А вы подумайте.
— Кто-то заинтересован в том, чтобы предать эти факты огласке? — предположил Хансен. Он поднял голову. — В игру включились большие деньги? Вот что вы пытаетесь мне сказать?