Она посмотрела на меня, и между нами повисло прошедшее время.
Мардж прикусила губу.
— Пирс умер. В прошлом году.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. Я ужасно по нему скучаю.
— А когда…
— Он упал с лошади семь месяцев назад. С самого смирного из моих коней. Его звали Акбар. Пирс, конечно, не был ковбоем, да и не ездил верхом, пока не познакомился со мной. Вот почему я отдала ему Акбара, и они очень подружились. Наверное, Акбара что-то испугало. Я нашла его на берегу озера Каситас, он лежал на боку, и у него были сломаны две ноги. Пирса я увидела в нескольких ярдах, он упал и разбил голову о камень, мне не удалось нащупать пульс. Акбара пришлось пристрелить.
— Мне очень жаль, мэм.
— Ничего, я потихоньку справляюсь. Самое страшное — это ощущение утраты. Человек постоянно находится рядом и вдруг… — Мардж Швинн щелкнула пальцами и оглядела Майло с головы до ног. — Примерно таким я вас себе и представляла, учитывая, сколько времени прошло с тех пор. Вы ведь приехали не за тем, чтобы рассказать мне что-нибудь плохое про Пирса, правда?
— Нет, мэм, с какой стати, я…
— Называйте меня Мардж. Пирс любил свою работу, ему нравилось быть детективом, но к самому управлению он относился плохо. Говорил, что на протяжении многих лет они пытались до него добраться, потому что он был индивидуалистом. Я продолжаю получать его пенсию, но мне не нужны проблемы, и я не хочу нанимать адвокатов. Вот почему я вам не позвонила. Не знала, что вам нужно.
Выражение лица Мардж говорило о том, что она по-прежнему пытается понять.
— Пенсия Пирса меня совершенно не интересует. Более того, я здесь не как представитель управления. Просто я работаю над одним делом.
— Над которым вы работали вместе с Пирсом?
— Над которым мы должны были работать вместе, но он ушел на пенсию.
— На пенсию, — повторила Мардж. — Можно и так сказать… ну, это приятно. Пирс был бы рад, что через столько лет вы приехали с ним посоветоваться. Заходите, кофе еще не успел остыть. Расскажете мне о том времени, когда вы служили вместе с Пирсом. Что-нибудь хорошее.
Дом был просторный, с низким потолком, стены из некрашеных сосновых панелей и песочного цвета ткани из волокна рами — анфилада крошечных полутемных комнатушек, обставленных простой, очень старой мебелью, модной в пятидесятых годах, за которую на аукционе подержанных вещей какая-нибудь двадцатилетняя кинозвезда отвалила бы хорошие деньги.
Из гостиной мы попали на кухню, расположенную в задней части дома, и уселись за светлый овальный столик, а Мардж Швинн принялась разливать в кружки кофе с цикорием. На стене из рами висели портреты коней и кадры из вестернов. Стоящий в углу комод для трофеев был заполнен золотыми кубками и лентами. В противоположном углу я увидел на кронштейне старый телевизор «Магнавокс» с большими ручками и выпуклым зеленоватым экраном. На нем стояла фотография в рамке — мужчина и женщина, но я сидел слишком далеко, чтобы рассмотреть детали. Окно кухни выходило на горы, но все остальные смотрели в сторону загона для лошадей, которые с момента нашего появления так и не пошевелились.
Мардж закончила наливать кофе и уселась на стул с прямой спинкой, который объяснял ее великолепную осанку. Молодое тело, лицо пожилой женщины. Ее руки были так сильно испещрены желтыми пятнами, что сквозь них едва проглядывала чистая кожа, жесткая, с выступающими венами.
— Пирс был о вас высокого мнения, — сказала она Майло.
Майло удалось почти сразу же избавиться от удивления, появившегося у него на лице, но Мардж его заметила и улыбнулась.
— Да, я знаю. Он рассказывал мне, что плохо с вами обращался. Последние годы в полиции стали настоящим испытанием для Пирса, детектив Стеджес. — Она на мгновение опустила глаза, и улыбка исчезла. — Вы знали, что, когда вы с ним работали, он уже был наркоманом? Майло смущенно прищурился и скрестил ноги.
— Я помню, что он принимал лекарства от насморка.
— Именно, — подтвердила Мардж. — Но не для того, чтобы избавиться от насморка. Эти препараты он принимал открыто. А потихоньку от всех баловался амфетаминами. Сначала он стал к ним прибегать, чтобы не заснуть на работе или за рулем, когда возвращался домой в долину Сайми-Вэлли. Он жил там со своей первой женой. Пирс довольно крепко подсел. Кстати, вы знали Дороти?
Майло покачал головой.
— Пирс очень хорошо к ней относился. Дороти тоже умерла, почти сразу после того, как Пирс вышел на пенсию. Сердечный приступ. Она была заядлой курильщицей, не выпускала сигарету изо рта, да еще имела лишний вес, не просто лишний, а катастрофически лишний. Именно из-за нее Пирс впервые попробовал амфетамины — Дороти прописывали кучу всяких лекарств, чтобы похудеть, и он начал их у нее брать. Наркотик, как это всегда и происходит, одержал над ним верх. Он говорил мне, что у него испортился характер, он стал подозрительным, у него часто менялось настроение, он не мог спать. И вымещал свое дурное настроение на напарниках, особенно на вас. Потом Пирсу было стыдно, ведь он считал вас умницей и не сомневался, что вы далеко пойдете…
Она замолчала.
Майло подергал молнию своей ветровки.
— А Пирс много говорил о работе?
— Он не говорил о каких-то отдельных делах, если вас это интересует. Только о том, что в управлении все прогнило. Лично я думаю, что работа отравила его не меньше наркотиков. Когда мы познакомились, он скатился практически на самое дно. Это произошло почти сразу после смерти Дороти, и Пирс перестал платить за дом в Сайми-Вэлли — они его так и не купили, просто снимали. Пирс жил в грязном мотеле в Окснарде и получал гроши за то, что подметал полы в лавке Рэндалла «Одежда для ковбоев». Там я его впервые и увидела. Я приехала в Вентуру на выставку и зашла в лавку за сапогами. Пирс выносил мусор, и мы с ним налетели друг на друга. Представляете, я плюхнулась прямо на задницу, и мы расхохотались. Он замечательно смеялся. А еще он вызвал у меня любопытство. Человек в его возрасте обычно подобную работу не делает. Такое скорее для молодых мексиканцев.
В следующий раз, когда я зашла в лавку, мы немного поговорили. Мне понравилось, что он сильный и немногословный. Вы уже, наверное, поняли, что я болтушка, ведь большую часть жизни я прожила одна, разговаривая со своими лошадьми. И сама с собой, чтобы не спятить.
Эта земля принадлежала моему деду. Я унаследовала ее от родителей. Я была самой младшей в семье и осталась здесь, чтобы о них заботиться. Лошади делают вид, что слушают меня. Пирс тоже умел слушать. Вскоре я начала придумывать причины, по которым мне требовалось съездить в Окснард. — Мардж улыбнулась. — Я накупила огромное количество штанов и сапог. А он больше ни разу меня не ронял.
Она потянулась к кружке с кофе.
— Мы поженились через год знакомства. Приняли такое решение, потому что оба были ужасно старомодными и не могли без официального документа начать жизнь вместе. Но главным образом нас связывала дружба. Пирс был моим самым лучшим и верным другом.
— А когда Пирс излечился от наркозависимости? — спросил Майло.
— Когда мы познакомились, он уже начал от нее избавляться. Вот почему он перебрался в этот клоповник. Чтобы наказать себя. У Пирса имелись кое-какие сбережения и пенсия, но он жил как нищий бродяга. Потому что таким себя считал. Когда мы стали встречаться, он уже полностью покончил с наркотиками, но был уверен, что их употребление не прошло для него даром. «Мозг, как швейцарский сыр», так он говорил. А еще: если бы его голову просветили рентгеновскими лучами, там бы обнаружились такие огромные дырки, что в них можно было бы засунуть палец.
Главным образом это сказывалось на чувстве равновесия и памяти — Пирсу приходилось все записывать, иначе он тут же забывал, что должен сделать. Я твердила, что дело в возрасте, но он мне не слишком верил. Когда Пирс сказал, что хочет научиться ездить верхом, я встревожилась. Немолодой человек, никакого опыта, да еще плохо держит равновесие. Однако Пирсу удавалось оставаться в седле, пока… Лошади его любили, он действовал на них успокаивающе. Может, из-за всего, что ему пришлось испытать, когда он ступил на путь очищения. А может, он оказался на более высокой ступени благодаря тому, что страдал. Вам, вероятно, в это трудно поверить, детектив Стеджес, но когда мы жили вместе, Пирс был удивительно спокойным и умиротворенным человеком.
