— Да вот че-то пульта нигде нет, — Дима стал оглядываться по сторонам. — Я уже пытался найти.
— Здесь где-то валялся, на диване.
Дима, поднявшись, стал искать по комнате. Пульт нашелся на полу под столом. Экран телевизора вспыхнул, осветившись. Шла какая-то автопередача.
— Оставь, — сказал Леша. — Дай сюда пульт, а то щас переключишь на какое-нибудь дерьмо. — Он забрал у Димы пульт и стал настраивать изображение. — Бл…, телевизор, конечно, еще тот.
— Если у вас снизилась яркость изображения, — процитировал Слава пьяно, — просто сотрите пыль с экрана! Посмотрите, он же грязный весь.
— Да че толку, — сказал Леша, орудуя пультом, — отстой он и есть отстой. Разливай, давай, че жалом водишь! Там осталось еще децл.
Дима разлил оставшееся вино и поставил бутылку на пол, стукнув ее о первую.
— По полбокала, — сказал он, разглядывая свой прозрачный зеленый бокал, вино в котором тоже казалось зеленым, — видели, как я разлил? Всем ровно по полбокала. Учитесь. Я думаю, так только Васек может, Славика знакомый. — Дима подмигнул Славе.
— Это еще, блин, вопрос, кто из вас, бешеных алкоголиков, жрет больше, — сказал Леша, — этот балбес любого Васька сделает, как щегла!
— Славик, а ты знаешь загадку про бокал, который наполовину полный, а наполовину пустой? — сказал Дима Славе, хитро прищуриваясь.
— Знаю, — сказал Слава лениво. — Не бокал, а стакан.
— Ну да, — сказал Дима, — просто у нас ведь бокалы, поэтому я и сказал 'бокал'.
— Ну, понятно, — вежливо кивнул Слава.
— Ну, тогда скажи, какой он: наполовину полный или наполовину пустой? Наверняка ты не знаешь. — Дима явно подзуживал.
— Это, — сказал Слава, самодовольно улыбнувшись, — нельзя сказать, то есть, нельзя ответить на такой вопрос, исходя из тех условий, которые ты поставил. То есть, у тебя в вопросе содержится мало условий для того, чтобы можно было правильно ответить. Это типа такой софизм. Софизм это такая фраза, которая звучит вроде правильно, но на самом деле, она неправильная, то есть, она ложная и вводит отвечающего в заблуждение, намеренно. В ней изначально неправильные логические посылки. Поэтому этот вопрос, грубо говоря, не имеет смысла в том виде, в каком ты его задал.
— А ну, не увиливай, гнида! — заорал Леша и грохнул кулаком по столу, так что задребезжала посуда. — Я так и знал, бл…, что он все равно ни хера не соображает!
Дима и Слава засмеялись.
— Почему не имеет смысла, Славик? — отсмеявшись, заинтересованно спросил Дима. Он сохранил на лице ироничную мину, пытаясь удержать свой милицейский престиж.
— Ну, потому что нужны дополнительные детали, — объяснил Слава, — это то, что переводчики называют 'контекст'. Это такая информация, без которой слово нельзя перевести, потому что в разных контекстах у слова разные значения могут быть. А в этом случае контекст — это то, относительно чего все происходит. Блин, запутался я тут с вами. Это все ваша 'Монастырская изба'!
— Пить меньше надо, — процедил Леша.
— Короче, все объясняется относительно чего-то другого, — сказал Слава. Он поставил недопитый бокал на стол и стал жестикулировать. — Здесь в данном случае важно, что именно делали со стаканом до того, как задали этот вопрос. Если мы скажем, что он 'полный' — не важно, наполовину или совсем — значит, его перед этим наполняли. Если он пустой — значит, его опустошали, выливали из него жидкость или что там в нем было. Понимаете? То есть, если его только что наполнили до половины, значит, он наполовину полный, а если он был сначала полный, а потом из него половину вылили, то есть, опустошили, значит, он теперь наполовину пустой. То есть, это тот самый контекст или условия, которые я у тебя просил. Без таких условий, в абсолютном смысле, этот вопрос однозначно неразрешим, потому что он будет иметь два одинаково правильных решения.
— Да, да, правильно, правильно, — сказал Дима, кивая головой, — я согласен.
— Да-а, — протянул Леша, смотря прямо перед собой. Он поставил бокал меж раздвинутых ног и придерживал его пальцами, — и с кем я связался, не понимаю… Ты сам-то хоть понял, что сказал?
— Вот видишь, балбес, — назидательно сказал Дима Леше, — говорила тебе мама, учись, Леша, в школе, ходи в вечорку, иначе балбесом вырастешь.
— Чушь! — сказал Леша с величайшим презрением. — Все эти ваши дебильные, бл…, математики и философии. А меня учить, что мертвого лечить.
— Это точно, — сказал Слава, с довольным видом откидываясь в кресле.
Ребята не стали чокаться и молча посасывали кисловатую пьянящую жидкость. У Славы рот разошелся до ушей и больше не закрывался. Леша молчал, глядя пустым взглядом в телевизор. Дима неожиданно обнаружил, что потерял пистолет. Он встал и принялся озабоченно искать его во всех комнатах, но так и не нашел. Как ни странно, пропажа пистолета не рассмешила Лешу. Он лишь лениво отругал Диму, презрительно отвернувшись в сторону.
Глава 10
Славе выпало идти в магазин за провизией. Услышав эту новость, он перестал улыбаться и заскучал. За дымчатой вуалью, трепетавшей на окне, он увидел серое тусклое небо и грязную снежную кашу на дороге. Было совершенно ясно, что погода и не думала меняться. Слава начал было вяло и недовольно отнекиваться, сказав, что непременно заболеет, но Леша заорал, что он напросился сам и что отмазаться все равно не выйдет. При этом Леша злорадно напомнил, что он будет греться в ванной, а Слава в это время будет искать на морозе магазин, как дятел, и вообще чтобы он без елки не возвращался.
Слава уныло поплелся в гардероб искать верхнюю одежду. Он выудил оттуда вонючий овчинный тулуп, огромные черные брюки и стоптанные боты сорок пятого размера. Нахлобучив на себя найденные вещи, Слава стал похожим на чучело. Леша вытолкал его за дверь, предварительно поржав над его видом и сунув в руки большой полиэтиленовый пакет, найденный на кухне.
Выйдя на улицу, Слава для начала потоптался на крыльце. Снег немного стаял и обнажил потемневший от влаги бетон. Слава наступил на утопленную в крыльце заржавленную решетку, в которую стекала вода. Решетка загремела противно. Он грустно огляделся по сторонам и вздохнул. Вздох неожиданно взбодрил его. После выпитого вина свежий уличный запах пьянил еще больше; голова у него слегка закружилась. Он только сейчас заметил, что была оттепель. Снег был мокрый и рыхлый, на дороге блестели холодные черные лужи. По жестяным карнизам барабанила вода: бам-бам-бам. Славе захотелось снять шапку, но он передумал; он повернул почему-то в сторону, противоположную той, где находилось шоссе, и зашагал вглубь квартала.
Старенькие хрущевки были цвета талого снега; вся картина сливалась в однотонный серый пейзаж. Черные пустые окна домов смотрели на двор вертикальными рядами. Слава иногда проваливался в лужи, предательски прикрытые снежной слякотью. Ботинки, однако, еще держались. Шагая по пустынным заброшенным дворикам, он озирался кругом, выискивая взглядом хотя бы одного местного жителя, но город был пуст, и ниоткуда не доносилось ни звука. Слава далеко не сразу обнаружил, что в городе не слышно и не видно не только людей, но и вообще никаких живых существ. Висела мертвая, ватная, лишенная всяких звуков тишина; только барабанила капель. Из-за тишины и пустоты дворы казались больше в размерах. Проходя мимо домов, Слава украдкой поглядывал на темные окна. Окна были мертвы. Стекла смотрели на мир страшной бездонной пустотой, словно жители не просто покинули свои дома, но провалились в другое измерение, стерев все следы своего присутствия. Слава представил, как он поднимается в воздух и смотрит на безлюдный город сверху: на много километров во все стороны не видно ни единой шевелящейся точки, ни единой души, ни единого признака жизни. Город-мираж, город-призрак, город-ничто.
Скоро Слава добрался до неприметного одноэтажного домика с надписью на козырьке: 'Магазин'. Буквы были большие и красные, но потемневшие от грязи и почти неразличимые на фоне черного козырька. По вечерам их, наверное, зажигали — если было кому.