Сейчас, когда «империя» разрушена и, казалось бы, декларированные демократией цели достигнуты, красноречив рефрен все большего числа интеллектуальных эссе: в силу своего внутреннего, имманентного порока никогда русские благополучного исхода истории иметь не будут, как не будут и благоденствовать. М.Эпштейн упирает на ревность (ее вариант, по мнению Эпштейна — тупая зависть русских, особенно у крестьян). Д.Фурман (директор Центра политологических исследований в фонде Горбачева) видит причину в недостаточном трудолюбии и чистоплотности русских. Он сравнивает их с немцами: «С народом, в культуре которого выработано отношение к труду, как долгу перед Богом, обществом и самим собой, у которого есть представление о некоем обязательном уровне чистоты, порядка, образования, жить без которых просто нельзя, — вы можете сделать все, что угодно, он все равно быстро восстановит свой жизненный уровень. Вы можете разбить его в войне, ограбить, выселить с земель, на которых сотни лет жили его предки, искусственно разделить его между двумя разными государствами…, как мы это сделали с немцами — все равно пройдет какой-то период времени и немцы будут жить лучше, чем русские и поляки… При этом роль культурного фактора очень устойчива. Как в XVIII веке немецкий крестьянин жил лучше русского, так это было и в XIX веке, и в ХХ в., и, скорее всего, будет… и в XXI веке». Мол, вы, русские, грязнули необразованные, хоть немцев в войне ограбили, а все равно как без штанов ходили, так всегда и будете ходить!

Д.Фурман утверждает, что «немец жил, живет и будет жить лучше русского». Кто же это говорит — дебил, все «общечеловеческие ценности» которого свелись к колбасе? Нет, тонкий интеллигент, историк религии. Что же это стряслось с интеллигенцией — утеряла систему координат и уже не различает больше и лучше, жить и потреблять? И если бы это было редкостью. Нет, это уже кредо демократической интеллигенции. Более того, критерием качества жизни у нее стало уже даже и не потребление, а вид товаров на полках магазинов. Пусть старики мрут с голоду, пусть даже я сам не смогу ничего купить — лишь бы витрины были полны и реклама сияла!

Д.Фурман морщит нос: у русских нет «представления об обязательном уровне чистоты». Но ведь мы в 30-е годы, в бедной стране, создали систему санитарной службы, изучать которую приезжали со всего мира. Ее разрушили нынешние культуртрегеры — так что мы покупаем теперь в подворотне мясо и не знаем, от какого оно живого существа (и живого ли)? Да что санэпидстанции — пpоизводство мыла сумели снизить чуть ли не в тpи pаза. Видимо, слишком буквально поняли слова своего отвеpженного учителя Маpкса, что уpовень культуpы стpаны выражается количеством потpебляемого мыла. Так что «уpовень чистоплотности» pусских опpеделяется искусством политиков — соpатников Фуpмана.

Примечательно, что постоянно акцентируется роль культурного фактора как устойчивой системы, что само по себе показывает — вовсе не в разрушении коммунизма пафос революции, а в трансформации более глубоких слоев национального сознания. А.Плахов говорит об эстетике русского космоса как «эстетике выкидыша», М.Эпштейн — о Некрасове, «создавшем в своих стихах настоящую энциклопедию русской ревности». И ведь речь идет не об экстравагантных заявлениях отдельных интеллектуалов. Можно сказать, что наиболее серьезные органы демпрессы отрицают само право на существование русского «культурного космоса» как явления мировой цивилизации. И в этом отрицании пресловутый «коммунизм» не более чем ярлык, который по желанию можно прилепить к чему угодно.

Вот А.Головатенко в статье «Большевизм как отражение русской культуры» использует обвинение в коммунизме уже для того, чтобы противопоставить Россию цивилизованной «католической Европе (а в XVI веке и Европе лютеранской)» — ясно, что не Россию после 1917 года: «Может быть, бесконечное вращение, топтание, круженье-шараханье — это просто неизбежный способ передвижения в том зеркально-зазеркальном культурном пространстве, которое сложилось в России в последние века». И, как это стало почти нормой, ссылка на авторитет Чаадаева — «ведь еще в 1836 году Чаадаев утверждал…» и т.д.

Сегодня важнейшим идеологическим (а теперь уже и политическим) оружием радикальных демократов стало обвинение в антисемитизме — при строжайшем табу на выяснение смысла самого этого важного и вовсе не простого понятия. Судя по всему, русская интеллигенция санкционировала такое использование страшного ярлыка. Но в этом случае она должна принять на себя и ответственность за то, что ярлык, по сути, уже наклеен на саму русскую культуру. Или опять скажут «а мы не знали!»? Так вот, в элитарном академическом журнале «Общественные науки и современность» Аб Мише, взяв Гоголя в качестве всемирного эталона антисемитизма, пишет: «Гоголь бессмертен. И вездесущ. Глаголом антисемитским жегшие сердца людей, вот они, гоголи, каждому народу свои», — и перечисляет главных гоголей разных народов, в том числе: «в России — вождь декабризма Пестель, ничтожный Булгарин и великий Пушкин, Достоевский, И.Аксаков»… и т.д.

Как постоянная тема, ненавязчиво звучит мысль о вторичности русской культуры, ее полной заданности образцами Запада. Как утверждал в «Независимой газете» А.Генис (отрекомендованный ею как «современный мыслитель»), «русская культура, попав в капкан истории, осуждена решать уже решенные вопросы, обречена раз за разом возвращаться к своим истокам». О чем спорить с таким мыслителем? Здесь надо только спросить русских интеллигентов: понимаете ли вы, что, оставаясь под знаменами этих «мыслителей», вы отказываетесь от Достоевского и Вернадского? Что вопрос заострен этими мыслителями до предела и не ответить на него уже нельзя, само умолчание будет ответом?

Русский народ как мутант человечества. Новые идеологи взяли за основу самую примитивную мысль: в течение многих веков у русского народа вследствие «отклонения от столбовой дороги цивилизации» не могло быть ни нормальной нравственности, ни нормального интеллектуального развития, ни нормальной экономики.6 Эта мысль звучит постоянно, но под сурдинку. Читаешь вроде бы нормальный текст на какую-то тему, а по нему разбросаны, как бы невзначай, например, утверждения, как об очевидном факте, о «двоемыслии, которое не десятилетия, а века душило в России искреннюю веру и искренние побуждения к добру и честной жизни» (доктор филологических наук Ю.В.Манн, автор ряда книг о русской литературе, опять укоряющий нас образом Штольца).

Вот виднейший философ, «грузинский Сократ» Мераб Мамардашвили объясняет французскому коллеге как бы предусмотренный провидением крах России: «Живое существо может родиться уродом; и точно так же бывают неудавшиеся истории. Это не должно нас шокировать. Вообразите себе, к примеру, некоторую ветвь биологической эволюции — живые существа рождаются, действуют, живут своей жизнью, — но мы-то, сторонние наблюдатели, знаем, что эволюционное движение не идет больше через эту ветвь. Она может быть достаточно велика, может включать несколько порой весьма многочисленных видов животных, — но с точки зрения эволюции это мертвая ветвь. Почему же в социальном плане нас должно возмущать представление о некоемом пространстве, пусть и достаточно большом, которое оказалось выключенным из эволюционного развития? На русской истории, повторяю, лежит печать невероятной инертности, и эта инертность была отмечена в начале 19 века единственным обладателем автономного философского мышления в России — Чаадаевым. Он констатировал, что Просвещение в России потерпело поражение… По-моему, Просвещение и Евангелие (ибо эти вещи взаимосвязанные) совершенно необходимы… Любой жест, любое человеческое действие в русском культурном космосе несут на себе, по-моему, печать этого крушения Просвещения и Евангелия в России».

Ну можно ли себе представить, чтобы русский человек (и даже оголтелый шовинист), каким бы Сократом его ни называли, рассуждал таким образом о судьбе культурного космоса другого народа? Или отзывался о крупнейшем национальном писателе так, как М.Мамардашвили о Достоевском («стоит ему перейти на уровень рефлексии, и он становится просто глупцом, идиотом»).