Бакатин — виднейшая фигура и во всех отношениях свой человек в той группе нашей интеллектуальной элиты, которая возглавляет прозападное крыло либерально-демократического движения. Вместе с Шеварднадзе он составлял ядро видимой части «президентской рати» Горбачева. Вспомним, сколько упреков посыпалось на Горбачева в демократической прессе, когда он под давлением консерваторов велел на время уйти Шеварднадзе и Бакатину в тень. «Да как же вы могли пожертвовать лучшими, преданными вам кадрами!», и т.д. Может быть, Михаил Сергеевич, тоже известный идеалист, обманывался относительно Бакатина, и его поступок явился полной неожиданностью, очередной трагедией для доверчивого президента, как говорят, родом из русских крестьян?

В это невозможно поверить, ибо подобные дела Бакатин совершал и в бытность свою министром внутренних дел. Именно он нанес сильный удар по СССР, расчленив единое МВД и подчинив его куски республиканским правительствам, переживавшим детскую болезнь сепаратизма. Когда консерваторы подняли шум, президент сделал большие глаза: «Как! Расчленили милицию? Да не может быть! Обязательно скажу Бакатину, чтобы разобрался». Разбирательство кончилось тем, что Бакатин выдал боевикам сепаратистов большие партии автоматов Калашникова из арсеналов МВД СССР: «стреляйте, люди добрые!». Опять же, как убежденный демократ и враг «советской империи» Бакатин имел полное право сочувствовать латвийским сепаратистам. Но принять пост Министра внутренних дел этой «империи» и получать от нее жалованье, ведя против нее подрывную работу, мог лишь человек с психологией предателя (что, разумеется, само по себе ненаказуемо, а при новом мышлении стало даже достоинством государственного деятеля).

Вспомним весь латвийский эпизод в целом, он очень поучителен. Одной рукой Бакатин разрушает союзную милицию и вооружает сепаратистов. Горбачев делает большие глаза, а через плечо подмигивает Бакатину. Затем выходит Указ Президента СССР: «Разоружить боевиков немедленно! Бакатину — проследить!». Подчиненный МВД СССР рижский ОМОН начинает выполнять приказ, лезет под пули, жертвует благополучием своих семей, отказываясь верить, что в Кремле хохочут над этой «страной дураков» и ее защитниками. И когда перестроечный фарс подходит к концу, омоновцев сдают латвийской охранке — вопреки не только совести, но и Закону. Что же их бывший шеф Бакатин, в это время уже шеф КГБ? Не было сил пресечь эту акцию? Было некогда — списывал секретные документы? Или выдача Парфенова была согласована уже, когда издавался Указ о разоружении незаконных формирований?

Но главная борьба происходит, конечно, внутри — через запуск механизмов всех возможных гражданских войн (они, разумеется будут мало похожи на первую, и напрасно политики успокаивают: раз, мол, Чапаев в бурке не скачет, то и войны нет).

Каковы главные философские идеи поджигателей гражданской войны? Согласно этим идеям, цель будет достигнута, когда удастся вовлечь в нее именно русских. Ради этого и нагнетается страх перед угрозой русского шовинизма, русского фашизма, русской мессианской идеи и т.д. Ради этого провоцируются на насилие демонстративными (на первый взгляд, неразумными) оскорблениями и насилием русские в Прибалтике и Молдавии. Ради этого возникают перед камерами телевидения опереточные чернорубашечники «Памяти».

А чтобы расколоть русских, надо вбить им в голову мысль, что они не представляют одной нации, а делятся на два подвида и представители этих подвидов не являются друг другу ближними.4 Вчитайтесь: в новой гpажданской войне «сpажаться будут две нации: новые pусские и стаpые pусские — те, кто смогут пpижиться к новой эпохе и те, кому это не дано». Ведь это — одна из главных идей наших новых духовных пастырей. А теперь присмотримся к поведению и словам наших подростков и молодежи, прислушаемся к словам их любимых песен.

Страшно сказать — пропаганда во многом уже сделала свое дело. Они ощущают себя новыми русскими, они думают, что смогут прижиться к новой эпохе — надо только не бояться разделаться с вставшими на пути старыми русскими. Но как только эта линия водораздела начинает проходить внутри одной семьи, между родителями и детьми — это верный признак, что общество подготовлено к гражданской войне и подспудно она уже тлеет. И тот, кто этого не понял — уже несчастный человек. А кто понял и не попытался в меру сил погасить фитиль — пособник преступников. А о тех, кто фитиль поджигал — и говорить нечего, им от какой либо разновидности суда уже не уйти.

Разрушение культурных основ самосознания. Сыграв, с помощью средств культурного воздействия, решающую роль в разрушении «империи», радикальные интеллигенты сосредоточили свои усилия на подрыве национального самосознания и исторической памяти именно русского народа. Посмотрите, как используется телевидение, чтобы исподволь внедрить в подсознание людей мысль о том, что русские — недочеловеки, что их кровь и судьба по своей ценности ни в какое сравнение не идут с кровью цивилизованного человека. За одни сутки в Бендерах убили почти триста человек, отстаивающих свое право жить с Россией, выгнали из родных домов 50 тысяч. Но судьбе двух немецких заложников в Ливане российское телевидение посвятило в десять раз больше эфирного времени, чем этому «инциденту».

И не из природного садизма рационально мыслящие гуманитарии с телевидения дали непосредственно после показа растерзанных трупов детей и женщин рекламу «салон-шампуня и кондиционера Видаль Саcун в одном флаконе»! Ведь на языке этой знаковой системы русскому человеку было сказано: всех вас так уничтожим — и мир не поморщится. Нам долго рассказывают, как обиделись судетские немцы на неловкое высказывание чехословацкого президента Вацлава Гавела — и ни слова о том, как договорился Ельцин со Снегуром о «защите» русских в Приднестровье. Но разве интеллигенция хоть что-нибудь поставила в вину этому телевидению? Разве не заняла она резко враждебную позицию по отношению к тем, кто пошел его пикетировать, разве не рукоплескала разогнавшей пикетчиков полиции?

Пресса действует более открыто, разъедает историческую память русских просто навязчиво. Вот Михаил Эпштейн в «Независимой газете» дает очередное фрейдистское объяснение русской истории. «Наша поправка к этому космическому действу [собиранию огромной России] простая: любовь и ненависть — это два слагаемых одного чувства ревности. Ревность превращает любовь в ненависть, а заодно и предотвращает благополучный исход истории, когда народы, распри позабыв, соединились бы в одну счастливую семью. Нет счастья на этой земле, и особенно на той ее шестой части, которая глубоко предрасположена к ревности. Не оттого ли такой странный, рваный рисунок у российской истории, что ревность — ее господствующая страсть?».

Известно, что важным элементом национального самосознания русского народа являются образы двух отечественных войн — против Наполеона и против Гитлера. Оба эти образа подвергаются целенаправленной эрозии. Красноречива вся кампания по дискредитации маршала Жукова, канонизированного в народном сознании (а ведь уже мазнули и по Кутузову с Суворовым!). Еще более важны попытки разрушения самого образа Великой отечественной — от ее квалификации как «столкновения двух мусорных ветров» (Е.Евтушенко) или присланных из Иерусалима заметок В.Некрасова, пришедшего к мысли, что «наше дело было неправое» (это из Иерусалима-то!), до разглагольствований В.И.Мильдона в «Вопросах философии»: «Дважды в истории Россия проникала в Западную Европу силой — в 1813 и в 1944-1945 гг., и оба раза одна душа отторгала другую. В наши дни Россия впервые может войти в Европу, осознанно и безвозвратно отказавшись от силы как средства, не принесшего никаких результатов, кроме недоверия, озлобленности и усугублявшегося вследствие этого отторжения двух душ». Пусть молодые интеллигенты вчитаются в эти сентенции философа сегодня, пока еще живы их отцы и деды. Ибо завтра мильдоны и евтушенки убедят, что Россия напала и на наполеоновскую Францию, и на гитлеровскую Германию (как уже уверены в этом студенты США). А пока что все большая часть интеллигенции сожалеет, что зря мы разозлили цивилизованных немцев своим сопротивлением.5