Больше ста лет прошло — а мысли эти злободневны. Говоря о селе, горожанин утрачивает логику, не может ухватить сразу хотя бы две вещи — и приходит к выводам просто чудовищным. А главное, даже не замечает этого. Хорошим учебным материалом служит книга Н.Шмелева и В.Попова «На переломе: перестройка экономики в СССР» (М.: АПН, 1989). Авторы — влиятельные экономисты из АН СССР, проф. Н.П.Шмелев (сейчас академик РАН) к тому же работал в Отделе пропаганды ЦК КПСС. Рецензенты книги — академик С.С.Шаталин и член-корр. АН СССР Н.Я.Петраков. На книге — печать высшего авторитета науки. Но в ней хорошо выразился тот тип мышления, о котором веду речь. Вглядимся и покопаемся в своих мыслях. Выводы из книги даю курсивом — малую часть, но все они похожи.

«Второй по численности в мире парк тракторов используется хуже, чем где-либо» (с. 158). Почему же хуже, если нагрузка пашни на трактор была у нас в самый лучший год в 10 раз больше, чем в Западной Европе, в 7 раз больше, чем в Польше и в 46 раз больше, чем в Японии? И в отличие от них трактор был в нашем селе к тому же транспортным средством? Как мы могли поверить в этот вывод, который воспринимался как непреложный факт?

Все уверовали, что село неэффективно, потому что горожан «гоняют на картошку». Но давайте введем меру. Н.Шмелев и В.Попов пишут, как о чем-то ужасном: «Госкомстат сообщает, что на сельскохозяйственные работы отвлекается ежедневно в среднем 300-400 тыс. человек» (с. 162). Итак, условно говоря, постоянно в селе работало 300-400 тыс. «привлеченных». Так ли это много? Во время пиковых нагрузок везде привлекают работников — в США несколько миллионов сезонников-мексиканцев, в Испании марокканцев, а теперь латвийских и российских инженеров (дешевле). В СССР всего в народном хозяйстве было занято 138 млн. человек, «отвлеченные» составляли 0,22-0,29% от этого числа (или около 1% от числа занятых в сельском хозяйстве). Это величина ничтожная, и так много об этом говорится только потому, что в число посланных «на картошку» попадали кое-кто из интеллигентов — они раздули из мухи слона. И слон этот застрял в мозгу.

«Наше сельское хозяйство производит на 15% меньше продукции, чем сельское хозяйство США, но зато потребляет в 35 раз больше энергии» (с. 169). Подумайте сами, может ли такое быть. В 1989 г. в расчете на 100 га пашни в СССР имелось энергетических мощностей 259 квт, а в США 405 квт. Экономисты часто лгут не потому что злые, а потому что сами верят в свои же мифы и не хотят заглянуть в справочники.

«В сельском хозяйстве тракторов и комбайнов на целую треть больше, чем трактористов и комбайнеров, а грузовиков — на 20% больше, чем водителей» (с. 187). Смысл ясен — в колхозах и совхозах якобы был избыток машин, которыми завалила без надобности село тупая плановая система. Но взглянем на факты. В 1986 г. в сельском хозяйстве СССР работало 1,6 млн. водителей, а парк грузовиков составлял 1,3 млн. штук. Персональных легковых машин на селе было немного, так что водителей было заведомо больше, чем грузовиков (из которых к тому же часть находилась в ремонте). Никакого 20%-ного избытка грузовиков не было, а была их нехватка по отношению к числу водителей.

Трактористов и комбайнеров в 1986 г. было занято в сельском хозяйстве 3 млн, а парк тракторов и комбайнов составлял 3,6 млн. Поскольку около 10% этих машин находилось в нерабочем состоянии (в ремонте и др.), то между парком и составом персонала был баланс — ни о каком излишке в миллион тракторов и комбайнов («на треть больше») и речи не могло быть.

Таким образом, утверждение, будто в сельском хозяйстве СССР главных машин было на треть больше, чем механизаторов, ложно фактически. А по сути? Даже если бы машин было больше, чем механизаторов — разве это признак бесхозяйственности? Какова логика этого попрека? Например, комбайн используется 3 недели в году — что же должен делать в остальное время комбайнер? Он, уделив время ремонту комбайна, работает на тракторе, сенокосилке и т.д. То есть машин и должно быть больше, чем механизаторов. Где тут «дефект колхозной системы»?

Примечательно, что к этому аргументу Шмелев и Попов почему-то не пристегнули США, взятые ими за образец. Сколько же там приходится машин на одного работника? Открываем справочник «Современные Соединенные Штаты Америки» (М., 1988) и на стр. 185 читаем: «На каждого постоянного работника [в сельском хозяйстве] в США приходится 1,3 трактора и почти по одному грузовому автомобилю». Итак, не на одного механизатора, а на одного работника в среднем — 2,3 машины. Что же наши экономисты не проклинают США за такую бесхозяйственность?

«Из-за пустяковой поломки машины бросают — ведь ремонт хлопотен, да и незачем чинить, когда непрерывным обильным потоком идут новые трактора, комбайны, автомобили» (с. 187). «В минувшей пятилетке (1981-1985 гг.) 85% поставленных селу тракторов и автомашин, 80% зерноуборочных комбайнов пошли на возмещение выбытия» (с. 192). Возьмем комбайны (хотя и в отношении тракторов логика та же). Поставки комбайнов сельскому хозяйству за 1981-1985 гг. составили в СССР 557,8 тыс. штук. 80% из них, то есть 446,2 тыс. штук, пошли на возмещение выбытия. В среднем за год, следовательно, выбывало из строя 89,2 тыс. комбайнов. Среднегодовой парк комбайнов составлял в СССР в ту пятилетку 786,5 тыс. штук. Таким образом, комбайн служил тогда в среднем 8,8 года.

Если учесть, что нагрузка на комбайн была в СССР в два с лишним раза больше, чем в США, и американский комбайн стоит в 4 раза дороже нашего, то такую «фондоотдачу» комбайнов в СССР надо было бы признать исключительно высокой. Более долгий срок службы машин был бы даже нежелательным — за 10 лет как раз проходила в то время смена поколения комбайнов.

А теперь задумаемся, мог ли комбайн служить почти 9 лет, если, как утверждают экономисты, в колхозах «из-за пустяковой поломки машины бросают — ведь ремонт хлопотен, да и незачем чинить»? А ведь это ложное обвинение вбивалось в сознание со всех трибун и телеэкранов. И разве мышление этих экономистов с тех пор изменилось? Они и сегодня, получив от хозяев идеологическую установку, не вникают в смысл простейших чисел и утверждают самые нелепые вещи.

Я пишу это не для того, чтобы заступиться за колхозы или настроить кого-то против продажи земли. Тупая сила, как бульдозер, разрушает сейчас Россию, и её пока что не остановить. Но этот бульдозер забуксует, когда мы усомнимся в ложных мифах, что залепили нам глаза.

Июль 2002 г.

Недавно по радио выступал представитель оппозиции и критиковал правительство. Позвонил радиослушатель и задал вопрос: «Почему вы не любите власть?» Вопрос привел и ведущего, и его гостя в некоторое замешательство. Ответ был какой-то неуверенный — мол, при чем здесь любовь? Власть — не жена, не подруга, разве здесь уместны такие чувства?

Меня тоже привлекли к обсуждению этого вопроса, и он показался важным для нашего времени. Действительно, как люди определяют свое отношение к власти? Оно что, складывается по наитию, по тайной склонности души? Любовь зла — полюбишь и козла? Изучал ли кто-нибудь этот вопрос? Есть ли общедоступный метод для того, чтобы выработать человеку разумную позицию в отношении вполне конкретной власти или, более узко, правительства? Как ни странно, в знаниях по этому вопросу у большинства оказалась прореха, как-то об этом никогда не думали, каждый пользовался своим методом. Одни голосуют сердцем, другие чувствуют спинным мозгом, третьих очаровывает умение играть на ложках и ущипнуть за задницу секретаршу немецкого канцлера.

Между тем отношение граждан к власти — один из наиболее разработанных разделов социологии, а пропаганда в поддержку власти — одна из политических технологий, на которую расходуются колоссальные средства. Понятно, что власть имущие не склонны раскрывать секреты этой кухни своим подданным, но и тайну из них сделать невозможно. Слишком много людей занято в этой сфере, для них и учебники приходится писать, и курсы в университетах читать. Кто хочет, может весьма полное знание получить. А здесь мы схематически обозначим главные моменты.