Июль 1999 г.

Эти выборы для нас — момент истины. Еще один цикл при нынешнем режиме Россия не выдержит. Хотя запас ее прочности оказался велик, он не бесконечен. Все холодные расчеты ученых сбываются — только на 3-4 года позже. А воронье и не торопится.

Я думаю, выборы Думы важнее, чем президента. Шанс на спасение пока что — в коллективных органах власти. Потому-то мировая верхушка везде усиливает личную власть, ослабляя представительную. Легче манипулировать выборами президента, чем сотен депутатов — были бы деньги. А после выборов легче давить на одного человека (подкупом или запугиванием), чем на 450.

Вот опыт России: подряд три состава парламента становились противниками курса реформ МВФ. Президент же рано или поздно сдался бы или примкнул к «закулисе» — и никакой Дзержинский или Коржаков его бы не спас. Это показала судьба Николая II. Только крестьянский тип власти, — Советы — с непонятной для Запада партией большевиков, долго был недоступен для манипуляции и позволил продержаться сильному неподконтрольному режиму. Когда эта власть «упорядочилась», а партия стала «цивилизованной», мировая закулиса нашла отмычки. Опять же — к персонам, а не коллективным органам. Верховный Совет СССР, а еще более Съезд депутатов, были беспомощны, но явно враждебны измене Горбачева. Даже промытое Политбюро упиралось, и пришлось «закулисе» ввести пост президента СССР.

Так что наша первая задача — удержать Думу, понять ее роль не как власти, не как «шофера автомобиля, несущегося с горы без тормозов», а как «скалы, за которую зацепились копыта падающего коня». Дума бессильна, но ведь и скала не имеет силы, она имеет лишь неподвижность. Скала не может толкнуть коня вверх от пропасти, но конь может на нее опереться и потянуться вверх.

Конечно, я говорю как человек, который ищет не наибольший выигрыш, а минимум потерь. А дело молодых — дерзать. Но слишком велик риск потерять все, так что и взгляд моего поколения надо учесть. Я не предвижу легкого исхода. Даже в лучшем случае, если президентом станет патриот и сильный человек, он сможет удержаться, только если пойдет на создание хотя бы короткого, но болезненного хаоса — в котором запутается мировая закулиса.

Мы вошли в эпоху «странных» революций — не через насилие и замену одной государственной машины другой, сделанной по чертежам той же закулисы, а через хаос, из которого вырастает непросчитанный порядок. Ведь так Россия спаслась в 1917 г. через Советы. Никто их не планировал, никто их не предвидел, а западные политологи до середины 30-х годов не могли не только их понять — они сами признавали, что не могут их даже описать. Кстати, и мы сами о них сегодня очень мало знаем. Спроси любого: что такое был Совет в городе и в деревне в 1917 г.? В 1920? В 1925? Вряд ли кто скажет, в памяти помесь ревкома с комбедом, из плохих фильмов и пьес — или же райисполкома 60-х годов.

Но ранние Советы — это уже росток нового порядка. Хаос был создан кадетами и эсерами под командой масонов, которые руками Корнилова и Алексеева убили монархию (любопытно, что для многих наших патриотов убийцы монархии и Российской империи — герои). Почему же катастрофу Февраля Россия прошла без крови? 300 погибших при крахе такого государства! Во многом потому, что уже был устой государственности, обладавший авторитетом — Дума. И спасли нас не ее дела (дел-то и не было), а именно образ, авторитет, почти иллюзия. Так побежденная в 1945 г. Япония не пресеклась потому, что сохранила императора — на все были согласны японцы при капитуляции, кроме требования ликвидировать монархию.

Конечно, нельзя повторить Октябрь 1917 г. хотя бы потому, что он уже просчитан. А главное — у нас уже нет крестьян как главной силы — ни в виде рабочих 1917 г., ни «одетых в серые шинели». Так что и тех Советов не может быть. Новый порядок может вырасти лишь из той культуры, какая есть сегодня. И на основе новой, современной мысли. Так, например, как ведут новую, в истории раньше не испробованную, ненасильственную революцию (Интифаду) палестинцы. Не смог ее Израиль переварить, ибо не понимал.

Угнетатели России не могут убить тягу к революции, поскольку не могут устранить бытие угнетения (оно гораздо страшнее эксплуатации). У них есть лишь два средства: давить зародыши той новой мысли, которая может соединить людей; неявно уничтожать измором людей, в которых революция зреет, вгонять их массы в бедность, при которой все силы уходят на поиск пропитания.

Режим Ельцина и его хозяев за последние три года преодолел кризис и не дал возникнуть ростку нового. Тут была не столько его сила, сколько наша слабость. Из чего видно, что этот режим превратился в какой-то порядок, хотя еще и неустойчивый? Из того, что «красные губернаторы», озабоченные сохранением жизни в «их» областях, этот режим поддерживают. Они могли использовать кризис режима и, помогая друг другу, создать иной порядок. Ведь совокупно области «красного пояса» — это целая держава. Но не решились.

Что ж, начнем с худшего рубежа — ведь будущий год снова будет годом тяжелого кризиса. Теория, которой не имели наши губернаторы — не мелочь. Это тот свод понятий и слов, в которых люди осмысливают жизнь. Теория не столько отражает реальность, сколько создает ее. Мы приняли понятия рыночного жизнеустройства — и вот, строй жизни разрушен. Тяжелый кризис заставляет людей усомниться именно в языке, в главных понятиях, и грех не усваивать эти тяжелые уроки, забалтывать те жертвы, которыми эти уроки оплачиваются.

Почему же в политике мы год за годом отступаем? Нет притока молодежи, нет притока интеллектуальных сил. Насколько еще хватит у стариков сил держать оборону просто на своих убеждениях? Ведь у молодежи этих убеждений нет, а убедить их — у нас доводов нет. Вернее, мы ясно не знаем, в чем же мы хотим их убедить. Мы же просто молчим!

Вот удивительная вещь. Представим: к чему нас зовет, хоть и невнятно, обычный наш человек из среднего города или села? Он зовет устроить жизнь так, чтобы в России было тепло и не голодно каждому — и чтобы при этом была надежная и независимая страна. Зовет нас жить, а не упиваться жизнью, топча других. Казалось бы, неплохой выбор, почему же столь многие в нем сомневаются? Потому, что противник предлагает другое — ясное и заманчивое.

Видимо, «первая ступень» у реформаторов (Гайдар да Чубайс) сгорела, разгон ведет вторая ступень — Явлинский и Лужков. Они радикальны, они критикуют Ельцина и Чубайса. Кажется, что между ними пропасть. Явлинский зовет: жить по-капиталистически! А Лужков: работать по-капиталистически, а распределять по-социалистически! Это — демагогия, распределение определяется типом производства. Не может капиталист «распределять по-социалистически», его разорят конкуренты, таких утопистов было немало в истории. Значит, в главном Явлинский и Примаков-Лужков смыкаются. К чему же они зовут?

Если очистить их программы от шелухи, то выбор ясен: устроить жизнь на началах конкуренции («рынка»). Ясно, что при этом спасутся лишь сильные, а Россия перестанет быть страной, вольется в «мировую систему». Конечно, Россия при этом уйдет с Севера и из Сибири — при рынке держать их невыгодно. А главное, погибнут «слабые», где-то около половины населения. Это тоже балласт, вроде Севера. Кажется, никого ведь не может привлечь такая программа! Но привлекает. Чем?

Давным-давно видел я за границей один фильм из классики кино, с лекцией очень хорошего критика. Фильм сильный, но его отверг прокат, потому что он ставит зрителя перед слишком тяжелым вопросом. Сюжет таков: в 50-е годы океанский лайнер наткнулся на мину и затонул, не успев дать сигнал бедствия. Те, кто спасся, уцепились за борта шлюпки, залезая в нее по очереди, чтобы согреться. Надвигался шторм, и моряки пришли к выводу, что в таком виде шлюпка не выдержит. Командир отделил половину тех, кто мог хорошо грести, а остальным приказал отцепиться, а кое-кому выпрыгнуть за борт. Не все избранные согласились остаться в шлюпке, и их заменили. Командир был честен — отправлял на смерть дорогих ему людей и оставлял жить мерзавцев, если они отвечали принятому критерию.