— Эге! Да это что — темница для нас?! — встревожился Лён, не заходя внутрь и внимательно осматривая входное укрепление с мощными петлями и массивным замком. — Учтите, я способен открывать какие угодно двери!

— Помилуйте, господин! — взмолился пожилой слуга. — Поторопитесь — скоро стемнеет. Это не темница, это просто предосторожности для вашей сохранности. А мне надо торопиться — на ночь вся прислуга покидает дворец.

Это прозвучало так необычно, что Лён и Долбер переглянулись. Кажется, их приглашали к участию в одной тайне, которая держала в страхе это царство уже шестнадцать лет.

— Но у тебя же есть твой дивоярский меч. — с надеждой сказал Долбер. — Помнишь, как ты спас нас в том походе к Верошпиронской башне?

А Лёну вспомнилась та низенькая камера с земляным полом, в которую его упрятала русалка — тогда дивоярский меч не справился со старым дубом. Что, если и сейчас они имеют дело с чем-то, оставшимся после исчезнувшего народа эльфов?

— Господин волшебник? — дрожащим голосом спросил слуга. — Волшебники и раньше пытались остановить эту тварь, но ничего не выходило — они сами тут не раз погибали. А те, что уцелели, бежали без оглядки, даже не взяли платы.

Вот как?! Царь уже пытался утихомирить своё каменное дитя? Он ничего не сказал про это.

— Постойте, а как же та девушка, которая исполняла роль принцессы?! — вспомнил Долбер. — Как её не сожрало чудовище, ведь она была молода!

— Моя дочь… — со всхлипом признался слуга. — Моя жена была кормилицей у царского сына, так что после его пропажи она осталась тут в прислугах. Она много времени проводила с королевой, нянчась с царевичем, и была поверенной её тайн. Она видела тот перстень, что пропал — эта вещь была дорога царю пуще всех сокровищ. А дочку мою царь велел убрать с глаз долой с той поры, как однажды детишки играли и девочка нечаянно порезала царевича. Только три года назад он снова велел призвать её из деревни и предложил, чтобы наша дочь на пирах обходила гостей под видом царевны. В этой комнате она и жила, тут безопасно — решётки и дверь на трёх засовах не пропускают демоницу. И вот теперь я её лишился.

Старый слуга заплакал.

Отправив пожилого человека домой, они закрыли дверь на три засова.

— Есть нечто странное в этой истории. — сказал задумчиво Лён, подходя к окнам и рассматривая крепкие решётки. — Как мог царь быть уверен, что перстень есть верная примета его пропавшего сына? Ведь кто угодно мог завладеть им.

— А меня занимает эта пропавшая девушка. — ответил Долбер. — Уж очень легко царь отнёсся к её пропаже — исчезла и исчезла! Если бы не этот слуга, я бы об этом не подумал.

— Мне тоже в какой-то момент так подумалось. — признался Лён. — Но рассказ был так интересен, что я забыл об этом. Выходит, если бы мы добрались до похитителя, то спасли бы не царевну, а служанку?

— Выходит — да. — согласился Долбер. — Вот Ромуальд-то теперь старается, роет землю!

— И Кирбит с перстеньком, который вовсе не золотой! — расхохотался Лён.

— У меня вопрос: зачем мы здесь? — поинтересовался Долбер. — Я должен признаться тебе, что я ошибся. Моя нелепая погоня за царевной отвлекла тебя от дела. Я вообразил, что Жребий откликнулся на моё желание и ввёл нас в ту историю, в которой я должен обрести принцессу. Но, принцесса, как выяснилось — миф. А я дёргал тебя и вынудил к блужданию по заколдованному лесу. В результате мы потеряли целую неделю. Тебе не следовало меня слушать и действовать по своему разумению.

— У меня нет никакого плана. — признался Лён. — Я должен отыскать достаточно скверного человека, чтобы отдать его демону. Поначалу мне тоже казалось, что мы найдём его там же, где похищенную царевну. Впрочем, девушку всё равно кто-то похитил. Так что сегодня переночуем здесь, а завтра отправляемся искать похитителя.

— Куда? — тоскливо спросил Долбер. — Куда отправляемся? Ты знаешь путь? Тебе указана дорога? Опять будем блуждать вслепую, как Иван-дурак в сказке, который верит, что за каждым углом его ждёт змей-горыныч?

— Нет. Не в слепую. — помолчав, ответил Лён. — Я не сказал тебе, но помимо скатерти-самобранки я взял с собой и другие магические вещи из той пещерки, так что стоит попробовать.

— Вот как? — оживился Долбер. — Стоит, пожалуй, закусить, а то что-то царь за хлопотами забыл нас накормить.

На столике возле окна они расстелили скромную белую скатёрочку, и та немедленно обставилась угощением. Так, наблюдая заход солнца сквозь решётку, они приятно проводили время. Потом Долбер отправился поваляться на кровати — так хорошо развалиться на широком ложе после стольких дней и ночей, проведённых в дороге.

— Эх, Лён, зря мы с тобой ругали царя. — сокрушённо сказал он, приподнимая широкую белую салфетку, которой был накрыт столик по другую сторону кровати. — Тут для нас оставили поесть.

Под салфеткой действительно скрывалась еда и вино, заботливо оставленные возле кровати.

— Будешь? — спросил товарищ, указывая на столик.

— Нет. — мотнул головой Лён. — Я наелся.

Долбер налил в стакан вина из графинчика и попробовал.

— Наше лучше. — сказал он. — И вообще, спать давай.

Долбер завалился на боковую, а Лёну что-то не спалось. Он принялся обходить комнату, трогая широкие дубовые панели и оглядывая тяжёлую мебель. Ещё раз проверил запоры двери, оглядел решётки на окнах — всё было сделано так крепко и внушительно, словно готовилось к нападению бешеного носорога — не иначе.

Он уже собирался идти спать, как вдруг увидел небольшой комод с зеркалом и всякими женскими безделушками. На нём лежали всякие гребёнки, заколки, украшения, румяна — это, очевидно, принадлежало несчастной дочери слуги.

Никакой нормальный мужчина не станет интересоваться женскими штучками или трогать их, так и Лён мельком глянул на эти свидетельства чужой жизни и хотел отойти, но внимание его привлёк маленький медальон, висящий на резном деревянном витке зеркала. В медальонах нередко прячут миниатюрные портреты, а если эта комната принадлежала девушке, то в вещице, скорее всего, спрятан её портрет. Ничуть в этом не сомневаясь, Лён снял с витка эту вещь и легко отковырнул ногтем крышечку.

Светлый детский локон — первое, что бросилось ему в глаза. Тонкие волосы окружали кольцом миниатюру, но изображение на ней не принадлежало девушке. Это был явно мальчик — пухлый крепыш в нарядной рубашке — он гордо сжимал в руке детскую сабельку. Наверно, это портрет пропавшего царевича, а дочь слуги хранила этот портретик, как память о прошлом.

Со вздохом Лён повесил медальон обратно — на виток. При этом произошло нечто досадное: за деревянной деталью рамы скрывалось что-то острое, так что Лён поцарапал палец. Он заглянул за раму и увидел совершенно лишний тут металлический язычок, а из-за него выглядывал не то кусочек бумажки, не то уголок тонкого платочка. Всё это оказалось немного интересно, и Лён попытался отжать упругий язычок пальцами — ничего не получалось. Тогда он поискал на поверхности комода подходящий для этого гребешок и его краем нажал на железку.

Далее произошло нечто удивительное — язычок легко щёлкнул, и на Лёна стала бесшумно отъезжать резная рамка с зеркалом. Она отворилась, словно дверь, и глазам предстала картина, скрывающаяся за зеркалом.

Прекрасная молодая женщина в светлом наряде держала на руках розовощёкого ребёнка — точную копию того, кто был в медальоне, только портрет был гораздо больше — в руке малыш держал ту же сабельку. Лён всмотрелся в маленького царевича и обнаружил подмеченную живописцем деталь, никак не укладывающуюся в праздничный вид портрета: на запястье пухлой ручки, держащей сабельку, имелся шрам.

Тут вспомнилось Лёну то, о чём поминал сегодня Долбер — их путешествие к Верошпиронской башне — дурацкий квест, который от начала до конца придумал и спровоцировал Вещий Ворон — хулиган и обманщик. Тогда на берегу лесной речки Костик и Федька наловили рыбы, а Долбер, который боялся входить в воду, чистил её на берегу и насаживал на вертелки. Тогда он закатал рукава до локтей, и на его запястье отчётливо виднелся точно такой же шрам. Значит, не врал он, когда сказал у Орорума, что вспомнил своё имя: Александер! Долбер — царский сын! Но чем подтвердить это? Ведь едва видный на картине шрам на руке ребёнка с портрета едва ли может служить убедительным доказательством. Бредни Долбера о принцессе и упорное желание стать королём теперь вполне понятны — подавленные воспоминания детства и голубая кровь.