— Итак, куда двинем? — снова спросила Инга.

— Смотрите! — вдруг оживился Культяпкин. — Знаете, что это такое? Это обсерватория собакоидов! Моррис, пошли посмотрим!

За ободранными стволами погибших резиновых деревьев проглядывало что-то похожее на высокий полукруглый купол. Падение предметов с высоты нанесло строению ущерб — провалилась часть крыши. Если бы не архивариус Культяпкин, люди просто не заметили бы это сооружение, настолько всё вокруг было разрушено.

Подойдя ближе, они обнаружили, что круглое здание диаметром метров двадцать действительно почти уцелело, только оказалась выбита дверь и сбоку полусферической крыши зияло пробитое отверстие.

— Вот отсюда они шпионили за нашей планетой. — насупясь, проговорил Культяпкин. — Подглядывали, гады, как мы живём.

Заявление это было очень сомнительным, но двое людей и один квази проникли внутрь через сорванную дверь.

В помещении обсерватории было довольно мусорно и почти пусто.

— Вот негодяи! — пафосно воскликнул старик-квази. — Они утащили все документы!

Широкие полки вдоль стен действительно были пусты, но остался прибор наблюдения — огромный телескоп, труба которого смотрела в небо через узкую щель в полусферической крыше.

Это удивительное произведение науки собакоидов было сделано из дерева и стеклянных линз разного диаметра.

— Мерзавцы!! — потрясённо взвыл Культяпкин, рассмотрев, что именно тут использовалось в качестве увеличительных линз. — Это же наши иллюминаторы! Они ограбили наши корабли, павшие на поле боя!

Круглые стеклянные диски были тщательно и с большим мастерством обточены и отполированы. Они были очень точно установлены в длинной трубе, стоящей на сложной системе вращающихся дисков с устройствами поднятия и опускания трубы. К счастью, падение мороженой птицы и собакоидов, а также всякой прочей дряни, не нанесло прибору ущерба — только у основания лежала тушка скворра — она влетела через обзорную щель, оставив на краях деревянной крыши перья и крылья, и почти неповреждённая лежала на полу.

— По крайней мере, её можно пожарить и съесть. — с удовлетворением заметил Габриэл. — А то как-то неприятно употреблять в еду разбившееся в лепёшку мясо.

Но вместо того, чтобы заняться птицей, залез на лестницу и заглянул в глазок окуляра.

— Ничего не видно. — с небольшим разочарованием произнёс он. — Наверно, это работает только по ночам, а теперь свет обоих солнц мешает обзору. Зря ты, Культяпкин, их ругал — едва ли здешние звездочёты могли смотреть на вашу планету — им не позволил бы свет Джарвуса-1. Наверняка этой штукой они пользуются только в мирное время, чтобы наблюдать за звёздами.

— Собаки никогда не глядят на звёзды. — сварливо отвечал старичок. — Они только воют на луну.

— Откуда ты знаешь про луну? — ласково спросила Инга, присев на корточки и пытаясь помочь старичку раскопать какую-то дыру у самой стены.

— Потому что в нашей системе есть луна. — ответил тот. — Только её трудно увидать.

— У Псякерни есть луна? — уточнил Моррис, безуспешно пытаясь разобраться в системе управления аппаратом.

— Не у Псякерни, — непонятно отозвался Культяпкин. — а у Системы.

Он подскрёб когтем снизу, покачал камень сверху, потом при помощи Инги вытащил из стены крупный блок, за которым открылся маленький тайник.

— Вот здесь, — глядя на чёрную дыру, сказал архивариус. — ихний астроном Тобик мог спрятать свои последние записи. Последний раз, когда мы схватились на логарифмических линейках, он треснул мне линейкой по уху и обещал, что первым разгадает тайну Фокуса. И вот теперь его здесь нет, этого старого брехливого мерзавца, который был самой талантливой башкой на всей этой дурацкой планете. Не в эту ли дыру, что зияет в потолке, проникла его смерть? Не треснуло ли его по гениальным мозгам космическим мусором? Не он ли вознёсся на любимое им небо, словно дохлый скворр? Не выпал ли обратно, подобно мороженой курице, и не валяется ли где-то на земле лепёшкой?

Эта глубоко трагическая речь произвела на обоих людей впечатление. Моррис оставил телескоп и сошёл вниз.

— Куда же могли деваться все бумаги? — спросил он, оглядывая пустые полки. — Если бы их унесло при невесомости, часть всё равно должна была застрять под куполом, а потом упасть обратно.

— Похищены. — мрачно отозвался Культяпкин. — Похищены и примитивно использованы для заворачивания солёной рыбы. Пять раз я высаживался на Псякерню вместе с войсками, пять раз я здесь бывал, и мы сравнивали с Тобиком результаты предыдущих битв. И столько же он бывал раз у меня. Мы угощались мясными яйцами, пили валерьянку и обсуждали последние достижения науки. Последний раз он проболтался, что совершил открытие, но не хотел делиться данными, пока всё не выяснит. И вот всё напрасно — его нет. Он умер.

— Давай посмотрим, Культяпкин. — предложила Инга, указывая на тайник.

— С чего бы ему прятать туда бумаги? — спрашивал себя архивариус. — Раньше он держал там выпивку. Ладно, господа, давайте помянем старого Тобика. Мир его дохлой тушке.

С этими словами он сунул беспалую лапу в дыру и чем-то пошелестел там.

— Бумаги, господа! — обрадовано просиял он. — Честное слово, бумаги!

Из тайника извлекли плоский конверт, на котором стояла печать с волосатым пальцем, оттиснутым на смоле. Перевернув конверт лицевой стороной вверх, Культяпкин обнаружил на ней следы торопливо сделанной надписи, словно карандаш ломался, выписывая затейливые кренделя.

— Что это, что это?! — взволнованно заговорил архивариус, протирая очки и вновь напяливая их на нос.

— Читай скорее! — торопила его Инга.

— "Мой друг, Культяпкин! — повествовала надпись. — Вам грозит страшная опасность! Ваш народ вызвал на себя месть Бога. Мои бумаги отобрали, я спас последнее, над чем работал. Данных недостаточно, но всё же…"

Торопливая надпись обрывалась, и оставалось только гадать, что случилось далее с Тобиком. Он успел спрятать письмо, когда к нему ворвались, выбив дверь. Возможно, про его тайные встречи с квази стало известно, и его арестовали.

— Что за Бог? — спросил Моррис. — Вы религиозны?

— Вообще-то нет. — ответил опечаленный Культяпкин. — Но всё следует учитывать тот факт, что наша планета есть результат некоего фантастического сна нашего предка Максюты. Теоретически считается, что существо, могущее овеществить фантазию, есть Бог. Да, несомненно, его следует считать Богом. При желании можно организовать и соответствующий культ — только зачем?! Мы тысячелетиями ведём нашу войну и прекрасно обходились без всяких богов.

— Думаешь, это Рушер объявил себя богом? — спросила Инга у Морриса.

— Совершенно уверен — он и ранее претендовал на эту роль. — уверенно ответил Габриэл.

— Рушер додон? — живо спросил Культяпкин.

— Нет, он человек, как и мы, и тоже обладает мерой Живой Силы. Он мог пообещать собакоидам самую фантастическую победу, и за то они провозгласили его богом.

— Исключено. — замотал головой Культяпкин. — Собакоиды по самой своей природе не способны преклоняться перед кем-либо, будь тот хоть трижды творцом Псякерни. Их кредо таково: сделал дело — гуляй смело. А уж Тобик, я помню, как потешался над нашими легендами о сотворении Скарсиды! Один раз мы даже не утерпели и подрались линейками.

Культяпкин вспомнил о письме и сломал печать. В конверте оказалась бумага, сложенная вчетверо. На тонком папирусе была нарисована такая же картина, какую ещё ранее показывал им архивариус — те же два солнца, те же две планеты, обозначения дуг невесомости, малые орбиты. Но было и кое-что другое — что-то было изображено в фокусе, который соединялся тонкой пунктирной линией с положением Псякерни, когда та переходила с одной полу-орбиты на другую. Рядом с планетой располагались рядами непонятные значки.

— Постойте, что он хочет этим сказать? — заинтересовался архивариус, роясь в своём пенальчике и доставая оттуда маленькую лупу. — Эти обозначения указывают на точное положение планеты в момент перехода по малой орбите от одного светила ко второму. Но, что это значит?