После разговора с Маргарет Айрон отправился на нос острова. Так у них теперь повелось в семье, что жена его уходит на корму, а он — на нос. Прямо по курсу головного острова белело во мраке Космоса пятно туманности. Вокруг не было ни звёздочки — архипелаг находился далеко за пределами любой галактики.
Айрон некоторое время стоял на самом краю остроконечного выступа. Он не боялся упасть — падать было некуда. Пустота вокруг островов была глубоким физическим вакуумом, но взгляду огненного ифрита она представлялась не сплошной чернотой. Вакуум был полон энергий, всплески которых виделись плазменным очам Айрона, как множество разноцветных вспышек, волн, мгновенных треков. Собственно, всё пространство вокруг островов было нескончаемым океаном энергии, которую ифриты свободно черпали для своих нужд. Но, острова были в этом районе океана единственным материальным явлением, а, следовательно, и единственным источником гравитационных волн. Поэтому того слабого притяжения, которое ифриты испытывали со стороны островов, было достаточно, чтобы не улететь в открытый космос. Среди массивных материальных объектов они использовали иной вид притяжения.
Нападение на Айрона произошло внезапно. Некоторое время он рассеянным взглядом смотрел вперёд по курсу, словно надеялся таким образом ускорить и без того непостижимо быстрое движение островов. Таким образом ифриты двигались лишь вдали от звёздных скоплений, потому что, случись рядом оказаться какому-то иному материальному объекту, его бы разорвало на части возмущениями пространственных тяжей, а гравитационный хвост после прохождения армады растёр бы такой объект в пыль.
Времени на островах как бы не существовало, не было способа его отсчёта и измерения, так что длительность нахождения в гостях у Ровоама Айрон оценивал лишь степенью приближения к Магеллановым Облакам — они медленно, но верно вырастали в размерах. Отцу-ифриту просто не терпелось поскорее добраться до места, поэтому после разговора с сыном он часто уходил на мыс. Вот и теперь сидел на краю утёса и неотрывно смотрел своими огненными глазами на светлое пятно, неподвижно висящее среди океана многоцветных вспышек, волн и прочих безмолвных чудес вакуума. Эта картина могла заворожить кого угодно, поэтому Айрон не сразу заметил странное явление.
Среди мельтешения мгновенно возникающих и так же исчезающих пар частиц-античастиц, сбоку по курсу, родилось маленькое чёрное пятно. Некоторое время оно хаотично колебалось краями, словно плясало — так пляшет солнечный отблеск на водной ряби, только изображение не дробилось волнами. Потом пятно немного подросло и запрыгало ещё интенсивнее. Оно даже стало поворачиваться вокруг себя, отчего стало видно, что оно есть чисто двумерное явление, то есть у него не было толщины — при повороте оно просто исчезало на мгновение, потом снова возникало и продолжало трепетать, как кусочек абсолютной черноты, в которой не отражалось ничего.
Айрон понятия не имел о множестве процессов, характерных для вакуума, он не был физиком, но с тех пор, как стал ифритом, повидал немало удивительных вещей. Так и теперь он заподозрил, что встретил нечто из того же ряда. Ифрит сидел на краю утёса и довольно долго наблюдал за необычным явлением, но клочок черноты продолжал плясать, поворачиваться, извиваться, произвольно меняя конфигурацию краёв, и только. Наконец, однообразие этого бессмысленного танца стало надоедать. Коэн поднялся с места, собираясь отправиться обратно во дворец, он повернулся спиной к Магеллановым Облакам, и в этот миг чёрный лоскут атаковал.
Нервно трепещущее пятно вдруг резко расширилось, тесня краями энергетические флуктуации вакуума и собирая их в неровную гармошку — зрелище, способное свети с ума! — границы лоскута заходили ещё резче. Он разросся, словно пасть, и мгновенно накрыл Айрона, сделал судорожное движение, словно глотнул, сжался и захлопнулся.
В непроглядном мраке кувыркалась маленькая фигурка, словно затягиваемая горлом насоса. Светящееся тело, сияющие одежды, полыхающая багровым светом мантия — это был Айрон. Огненными глазами он смотрел по сторонам, но зацепиться взгляду было не за что — кругом одна и та же темнота, и свет из его тела уходил в неё, теряясь в непостижимой глубине. Оставшись без энергетической поддержки, тело ифрита быстро испарялось, теряя температуру плазмы, отдавая кровь — потоки возбуждённых электронов. Коэн буквально коченел от холода, но хуже всего была мысль, которая билась в его мозгу, как муха под стаканом: поймал! В следующий миг что-то горячо толкнулось внутри его тела, словно требовало выхода — это возбудилась Сила, требуя действий.
Процессы, происходящие в теле ифрита, очень быстры: как быстро происходило испарение, так же скоро происходило и мышление. Его Сила! Она же никуда не делась!
Страх быстро улетел, словно покинул тело вместе с частью плазмы. Коэн лишь усмехнулся замерзающими губами и совершил бросок в пространстве, чтобы покинуть эту ловушку. Ничего не изменилось — вокруг всё так же был полный мрак. Все ощущения тела говорили, что среда осталась прежней, но сила переноса, живущая в нём, утверждала, что бросок состоялся. Ещё и ещё раз, не веря уже ни своему разуму, ни ощущениям, Айрон переносился в пространстве, и по-прежнему ничего не изменялось — он завис в беспроглядной тьме.
Паника нарастала в его коченеющем сознании, в умирающей плазме мозга, в той сложно организованной живой материи, которая составляла существо бессмертного в своей сущности ифрита. Его поддерживало лишь что-то, жарко пульсирующее в грудной клетке — комок неумирающего огня. Наверно, это было сердце. Сердце Огненного Ифрита есть то зерно, с которого начинают жить звёзды. Наверно, он случайно вошёл в процесс возникновения нового светила. Теперь к его останкам будут стекаться струи звёздной пыли, за миллиарды лет образуется холодная туманность, потом начнётся процесс сжатия, и он вновь обретёт сознание в виде горячей молодой звезды. Он будет радоваться встречам со своими товарищами-ифритами, когда те, проплывая мимо на своих драгоценных островах, будут салютовать ему потоками плазмы, а он будет выбрасывать протуберанцы, ласково обнимая своего сына и проходя огненными потоками сквозь его дворец.
Этот предсмертный бред был прерван внезапным поворотом событий — Нечто предпочло само вмешаться в ситуацию. Из потухающей грудной клетки ифрита вырвался ослепительный поток, он быстро растёкся вокруг охладевающего тела, образуя тонкостенную преграду между ним и той таинственной средой, куда, как в ловушку, угодил Коэн. Внутри прозрачной сферы начались изменения — тело ифрита снова вспыхнуло, стало набирать температуру, обрастать плазмой, и вскоре Айрон очнулся.
Он плавал внутри небольшого шара и чувствовал себя прекрасно — это Сила вмешалась в дело, не позволила ему умереть. Теперь этот шар стал его оболочкой, как второй кожей. Он подпитывал плазменное тело необходимой энергией, даже не спрашивая согласия.
— Итак, в чём дело? — спросил непонятно кого Айрон, поскольку был в этом непроглядном мраке один. — Почему перенос ничем не завершился? Попади я в любое место Вселенной, хоть бы и не острова, я бы всё равно оказался в вакууме, а вакуум питает тело ифрита в любом месте, где ни окажись.
Ответ прозвучал совершенно неожиданно — собеседник у Айрона всё же был. Это отвечала Сила — она была не только безграничной возможностью, но и абсолютным знанием о всём, что составляло понятие Вселенной. Другое дело, что вместить это знание было подчас невозможно. Это додоны были мудрецами, а Айрон в теле ифрита оставался человеком, и знания его были очень ограничены даже для человека. Ответ прозвучал не словами, не образом, а неким обобщённым представлением — ему сообщили ровно столько, сколько он мог понять.
Он оказался не в пространстве, а в отсутствии его, в нуль-мерном континууме, поэтому перенос ничего не дал.
