Соломон уже проснулся, он сидел в постели, ожидая возвращения царицы. Заслышав её шаги, он обернулся к двери алькова с улыбкой. Он не сразу понял, что что-то изменилось.

Она вошла медленно, держа у горла собранные в кулак полы широкого халата.

— Скажи мне, Соломон. — хрипло прозвучал голос из массы спутанных, вздыбленных, как от ужаса волос, которые скрывали её лицо. — Скажи мне, Соломон, как так случилось, что за все дни, что мы были вместе, ты не спросил меня ни разу о нашем сыне?

Мужчина в постели дёрнулся, как от удара, и застыл. Лицо его словно окаменело. Он так и остался сидеть, откинувшись на подушки, глядя на женщину широко раскрытыми глазами, в которых ничего нельзя было прочесть.

Судорожно стиснутые ладони женщины разжались, выпуская полы халата. Она подняла лицо и посмотрела прямо. Глаза окружены тёмными кругами, нос обострился, губы побледнели — такой она была. Секунду-две она не шевелилась, потом по всей её фигуре стали собираться крошечные белые молнии — они сбегались, извиваясь, к руке женщины. В её ладони образовался белый шарик огня. Он сорвался с места, растянулся и метнулся, как змея, к лицу мужчины. И так же безмолвно растворился.

Они находились друг против друга — так близко, и так невообразимо далеко: женщина и мужчина. Она смотрела, как в лице мужчины стали медленно изменяться черты — там происходила какая-то невидимая глазам борьба: что-то сражалось с чем-то, одно пыталось пересилить другое. И уже понимала, что это Сила борется с Силой. В какой-то момент казалось, что разоблачающая Сила сдастся, но тут словно всё выключилось — сопротивление сдалось.

На лице мужчины словно растворилась маска. Осталась чёрная бородка, остались те же длинные густые волосы, высоко стоящие над лбом. Но само лицо, глаза, их выражение — всё то, что в совокупности неуловимо, но верно определяет сущность человека, его неповторимую индивидуальность, изменилось. Чёрные глубокие глаза на смугло-бледном лице смотрели в упор и были неподвижны.

— Рушер!!! — вскрикнула Маргарет, словно ожидала чего-то другого. Словно можно было ещё обманываться.

Он невольно совершил слабое движение, дрогнул губами, словно хотел что-то сказать, чем-то оправдаться.

Хриплый крик пронёсся под сводами царской опочивальни — Маргарет схватилась за свои длинные пряди, словно пыталась спрятаться в них. Её скручивало от внутренней боли, от ярости, от бешенства. Её жестоко ломало. Не в силах справиться с собой, она согнулась, словно от страшного порыва рвоты, и прорычала, как раненая тигрица:

— Мразь! Ненавижу!!

Тут ноги её подкосились, и она упала на пол, скрутившись в ком и глухо стеная от бессильной ярости. Она металась, словно её раздирало изнутри. Агония прозрения была ужасна.

Человек на постели чуть пошевелился. Он оторвался взглядом от того места, где только что стояла Маргарет, тронул себя за грудь и обнаружил, что не одет. Медленно он поднял с пола одежду и так же медленно стал одеваться, не глядя в ту сторону, откуда доносились сдавленные рыдания.

С тем же застывшим лицом он встал и отошёл к окну. Глядя на занимающееся светом утро, он машинально закончил одеваться. Потом провёл руками по плечам, словно приглаживал одежду. По его фигуре побежала лёгкая радужная волна. Она во мгновение охватила всё его тело и испарилась. Он закрыл лицо ладонью и некоторое время бессмысленно глядел меж пальцев на пасущиеся у реки стада, на цветущий сад, на далёкие горы. Он не услышал, как женщина на полу замолчала.

Если бы она могла его убить, если бы могла испепелить, уничтожить, разнести на атомы. Она не сомневалась, что не пожалела бы самой себя, чтобы раздавить эту гниду. Он обманом вторгся в её фантазию, он подполз, как змей, и ложью своей обольстил её. Любовница Рушера — это чудовищнее адского мучения. Она опозорена, унижена, растоптана, раздавлена. Жизнь кончена.

Маргарет подняла голову и увидала, что он оделся и стоит у окна. Мгновенная мысль, как молния, пронзила её мозг: убить! Не рассуждая, она взметнула руку, и из неё длинной змеёй вылетела Сила. Последняя Сила, сила волшебного меча, луч, режущий всё.

Стрела ударила в спину Рушера, чуть ниже левой лопатки. Безмолвно засияла белая звезда и стала, пульсируя, угасать. И испарилась.

— Сволочь. — глухо обронила Маргарет. — Уже успел закрыться.

Она зря пережгла Силу. Надо было немного ранее, когда он был — это Маргарет знала точно — незащищён. Всё это время он был незащищён. Раньше бы догадаться.

Он ничего не произнёс на эту попытку убить его — просто направился к выходу. Уже подойдя к двери опочивальни, уже взявшись за ручку, он был остановлен её словами:

— Что — так и уйдёшь? Ничего не скажешь? Ну, хоть посмейся надо мной.

Рушер задержался, секунду думал, потом неловко повернулся и, глядя в эту маску ненависти, в которую превратилось лицо его возлюбленной, сказал ровным голосом:

— Я был готов проиграть.

Всё кончено. Впереди лишь полная неизвестность и кромешный мрак. Где-то далеко, за тысячью звёзд, был Айрон, были проблемы огненных ифритов. Где-то далеко были друзья, был Поединок. Всё это было так далеко, а вокруг были враз ставшие ненавистными стены древнего дворца и постель, напоминающая Маргарет о её позоре и унижении. Любовница Рушера.

Отчего же не испарились все обманы, которые он состряпал? Всё это делалось затем, чтобы отобрать у неё Силы Поединка. Чтобы она истратила их на пустяки, на борьбу с Лилит, на другие ненужные вещи. Хорошо хоть, что у неё оставалось мало, хорошо, что почти всё забрал Айрон. Так что затея Рушера обломилась.

Айрон — вот настоящая цель их врага! Именно на него велась эта атака. Если он узнает о том, что она была любовницей Рушера, это сломит его волю! Любовницей Рушера…

Ей стало снова невыразимо тошно при воспоминании о том, что было. Как же она его любила, какие ему дарила ласки! Что было между ними!

Маргарет снова застонала, стиснув зубы, чтобы не кричать. Кто знает, каким ещё унижениям он её подвергнет, потому что они были самые ненавистные его враги. Рушер придумал для неё казнь, какой нет хуже — он добрался до неё и пользовался ею.

Сидя на краю кровати, которая помнила все любовные безумства последних ночей, Маргарет раскачивалась от острой внутренней боли. Поджав колени, собравшись в тугой ком, она пыталась заглушить воспоминания, которые безжалостно пролистывала перед ней память. Всю дикость и невероятность своего заблуждения, весь мрак своей слепоты, всю адскую глубину провала.

"Я могу ещё умереть. — подумала она. — Нет Силы, чтобы остановить меня."

Она подняла глаза в поисках того, что ей поможет, и вздрогнула — у двери стоял ангел. Он смотрел на неё, и на лице его имелось странное выражение: как будто ангелу было очень интересно смотреть на страдание врага.

Заметив, что его увидели, он сделал лёгкое движение плечом — так по-человечески, так естественно — как будто говорил: ну, я же обещал!

— Пришёл поржать? — усмехнулась Маргарет, сидя на углу постели, среди подушек.

— Ну да. — подтвердил ангел, подходя к постели и устраиваясь на противоположном углу у столбика в своей позе — одна нога поджата, а на колено другой он оперся руками.

— Как ты думаешь, кто я? — с усмешкой спросил он.

Она хотела было машинально ляпнуть, что — ангел, но тут за спиной его с лёгким звуком распустились крылья. Не полупрозрачные, постоянно перетекающие из видимой реальности в мнимое измерение, а настоящие — оперённые жемчужно-белыми перьями, с перламутровой чешуёй по верху. И было их не два, а четыре. И тут вспомнила Маргарет как видела не раз Синкрета Рушера, сидящего в этой любимой позе на парапете фиолетового дворца в Рорсеваане!